Софиократия по Вячеславу Иванову

«Это проза», - сказал Вячеслав Иванов о произведении, жанр которого дважды обозначен в его названии: «Повесть о Светомире Царевиче. Сказание старца-инока», хотя очевидно: если эта проза – и  то, и другое, и повесть, и сказание, она не то, не другое, не только повесть и не столько сказание: «Повесть о Светомире Царевиче» - по существу роман, причём роман редкого для русской литературы жанра: роман воспитания на древнерусском материале. Впрочем, прозой в строгом смысле слова являются лишь завершающие книги повествования, реконструированные Ольгой Дешарт. Признавая жертвенную добросовестность О.Дешарт, поднимающуюся до подвига, не могу не подчеркнуть, что её реконструкция в стилистическом отношении существенно отличается от первых пяти книг, написанных самим Вячеславом Ивановым, что признаёт и сама О.Дешарт: «Под язык В.И. подделываться было бы совершенно нелепо и невозможно». О.Дешарт писала именно прозу, стилизованную под слог летописей, тогда как у Вячеслава Иванова не стилизация, а сама форма летописи или жития, не исчезающая в искусстве слова и в более поздние времена; эта  форма распознаётся в таких произведениях как «Гиперион» Гёльдерлина и «Заратустра» Ницше. О прозе приходится здесь говорить лишь потому, что это не «стихи». Термин «ритмическая проза» не представляется удачным, так как ритм присущ всем видам речевой активности, включая повседневную речь. Предпочтительнее говорить о стихопрозе, хотя и такой термин приблизителен. Эта форма органически присуща русской словесности; стоит вспомнить Карамзина, Гоголя, Лескова, отчасти даже Льва Толстого, не говоря уже о Ремизове и Андрее Белом. Вообще, чёткое противопоставление «стихов» и «прозы» прослеживается, на мой взгляд, лишь в золотой латыни и в классической французской традиции, не затрагивая, скажем, Рабле. Но и при этом стихопроза Вячеслава Иванова в «Повести о Светомире Царевиче» остаётся уникальной и неподражаемой. Вячеслав Иванов пишет роман воспитания, но героем его является не естественный человек, в отличие от «Эмиля» Руссо, и не гармоническая личность, ищущая своего призвания в культуре и в повседневной жизни, как Вильгельм Мейстер Гёте. Среди источников «Повести о Светомире Царевиче» следует упомянуть роман Новалиса «Генрих фон Офтердинген» (Вячеслав Иванов переводил стихи из этого романа). В связи со своим романом Новалис упоминает «кесаря мистического», и роман Вячеслава Иванова посвящен воспитанию такого кесаря, православного государя.

Государь так или иначе действует в истории, но только одно историческое событие обозначено в «Повести» с полной определенностью: «Пал Царьград». Дата этого падения хорошо известна: 1453 год, но отсюда никак не следует, что действие «Повести» происходит в 15 веке. Имя «Володарь» («Владарь») встречается в генеалогии Рюриковичей, но христианское имя исторического Володаря, князя Минского (ХП в), - Владимир, а не Лазарь, как у Вячеслава Иванова. «Повесть о Светомире Царевиче» построена на откровенных анахронизмах. Историзм повести выходит за пределы конкретной истории, являя и живописуя вечную Святую Русь.

Так, уже в первых главах «Повести» привлекает к себе внимание князь Симеон Игоревич Управда, друг Лазаря, будущего Володаря. Управде посвящен фрагмент Велимира Хлебникова, написанный в 1912, то есть за 16 лет до того, как Вячеслав Иванов начнет писать «Повесть о Светомире Царевиче». В 1913 г. Велимир Хлебников «упоминает имя Управды в числе неразработанных  тем». Велимир Хлебников отождествляет Управду с византийским императором Юстинианом (527-565), славянином, согласно одной из легенд: «Управда! Ты русский! Твоя кровь могущественна в белой пустыне среди дубрав между семью морями. Страна, в которой ранами и сечами своего дяди ты вознесен править народом, вдовицей век оплакивает, когда среди могущества и чести был жив её покойный муж. Да Рима нет. Померк сей образ светлый. И мужа недруги на жизнь зарятся вдовы. Лишь мечом можно оборониться от врагов». Эти строки вполне органично вошли бы в «Повесть о Светомире Царевиче», замысел которой возникал как раз тогда, когда они писались. И «молодая вдова кесарева», царица Зоя, появится в романе Вячеслава Иванова (книга четвертая, гл. V), станет впоследствии супругой Владаря. Сам Симеон Управда в «Повести» погибнет, умученный в орде «за имя Христово», но зато другой родич Владаря Радивой Горынский, уподобляясь легендарному Управде-Юстиниану «у еллинов одряхлелых такову силу забрал, что и кесаря, врагами согнана и как зверь травима, наследственную державу утвердил...» И хотя Радивою «не суждено было царствовать», с ним связано прорицание византийского волхва, обращенное к Владарю: «Твое от тебя не уйдет, а ты, с цареградским венцом в сокровищнице твоей, и дома сидючи нового Рима автократор будешь».
 
Империя исторического Юстиниана имела место в шестом веке, а византийский волхв, сперва посланец, потом спутник Радивоя, уводит читателя в прошлое, ещё более отдалённое. Его зовут Симон Хорс, он звездочёт и скопец, но его облик поражает своей мощью: «Вошел в палату огромный Хорс поступью льва ленивого...» Его мощь подтверждается самим прозванием «Хорс». Так звался загадочный языческий бог, включённый князем Владимиром в киевский пантеон. Хорс назван в «Слове о полку Игореве» великим. О князе Всеславе возвещено, что он «великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше». Этот богатырь, подобный льву и богу солнца, как-то мало похож на придворного евнуха, хотя он и главный постельничий кесарев . Трудно себе представить, чтобы его оскопили насильно. Очевидно, Симон Хорс – один  из тех скопцов, о которых в Евангелии сказано: «и суть скопцы, иже исказиша сами себе, царствiя ради небеснаго». А если Симон Хорс оскопил сам себя, его образ по-видимому рассчитан на аналогию с Оригеном (185-253/254), а об Оригене Л.П.Карсавин писал: «Став “катехетом”, Ориген сразу же выделился смелыми призывами к верности христианству и своей аскетической жизнью, в которой, как и во всём, он не хотел знать границ и дошёл до самооскопления» . Так, пятнадцатый и шестой век сочетаются у Вячеслава Иванова теперь уже с третьим. «Не ересь, а гнозис тайный учение наше», - проповедует Симон Хорс. Этот тайный гнозис открывается так: «Знаменует слово, тебе доверенное, света и силы от всех иерархий и архонтов небесных стечение в единый венец славы и державы земной». Л.П.Карсавин истолковывает учение Оригена в сходных выражениях: «По-видимому, Ориген склоняется к мысли, что все “миры”, “века” или “эоны” образуют некоторое целое, являясь одним развивающимся процессом, в котором особое место принадлежит миру Боговоплощения, “цели многих эонов” и “соделанному ради исполнения многих эонов”, хотя им ряд их и не закончился» . Именно Симон Хорс возвещает главную идею романа, его таинственное пророчество: «... сама Дева Света венец свой на себя наденет и в него вселится и во образе Белого Царя Царь-Девица восцарствует над всею землею».

Симон Хорс выступает в романе как земной воспитатель Светомира Царевича, будущего белого Царя: « И Хорс не столько детоводительствовать отрока будет, сколько ему служить и покорствовать». Традиционно русского царя называли белым царём, поскольку он не должен был платить дани никакому другому царю. Очевидно, это не единственный смысл обозначения «Белый  Царь». Царское достоинство связано с царским родом, с происхождением, и здесь Вячеслав Иванов, кажется, уходит в тридесятое царство сказки, рассказывая о роде князей Горынских «небыль о пращуре Змие». Между тем то же самое сообщает о своем рождении Светомиру Александр Македонский: «вошед к матери моей увидел муж её в постели у неё змия». Тот же Александр наставляет Царевича: «Скажу тебе тайну важную, о Светомире: мать-то у нас одна, а отцов много. В каждом плане духа другой отец». Эту же важную тайну мы находим в романе Новалиса, где она сформулирована еще радикальнее: «У тебя не один отец, как не одна мать». В романе Вячеслава Иванова присутствует отсыл к западному преданию о сакральном королевском роде. Его зачала королева от своего законного супруга короля и некоего морского чудища (тот же Змей, Дракон, а, может быть, Китоврас, которого русский книжник Ефросин [15 век] называл сыном Давидовым). Змеиная кровь князей Горынских влечёт к ним их возлюбленных. Княжна Горислава, невеста Управды, признается Лазарю, будущему Володарю: «люб ты мне, змеёныш! Один на всём свете люб. Кровь, кровь кличет, чужой не хочет. Я тебе и в любви, и на царстве чета». Но Горислава умирает, и женою Владаря становится ее дочь Отрада, она же Евфросинья. От этого брака и родится Светомир Царевич, он же Серафим, и Отраде откроет старец Парфений еще одну «тайну важную»: «Когда ты ещё отроковицею была, государыня, открылось тебе в видении как Матерь Божия по земле святыми стопами проходит, а где проходит, там и рай... Вот ныне я тебе и другую тайну поведаю: В земном Раю и по сей день род Её длится; и Сама Она, Пречистая, проходя, указывает на тех, кто Её рода. На Серафима твоего Она указала и на некое святое дело его предназначила: должен Он Ей всею жизнию послужить». « И сей, лежащий здесь, из Нашего же рода», - сказала Царица Небесная, обернувшись к близ стоящему к ней апостолу Иоанну, указывая на «убогого старца», Серафима Саровского. Так в романе раскрывается сокровенное значение имени царевича Светомира «Серафим».

В то же время Вячеслава Иванова трудно причислить к идеологам самодержавия в общепринятом смысле слова. Например, в 1917 году в статье «Революция и народное самоопределение» поэт прямо пишет: «Ветхое самодержавие опустилось, осело и сошло со своих оснований вместе с падением крепостного права» . А в «Повести о Светомире Царевиче» старец Парфений увещевает царя Володаря: «... белый царь боле нежели царь самовластный. Ошибки же твои невольные и гнев твой сверхмерный на службе у страны твоей Господь тебе простит, коль сокрушение сердечное имеешь» . Белый царь в романе Вячеслава Иванова происходит от Змия и от его победителя Егория, чья золотая стрела для князей Горынских – сокровенный  оберег:

Ты светла сестра, ты, бела гора,
в колыбель его сон мани.
Ты свята пчела, золота стрела,
во хрустальноей с ним усни...

Вот вернулась в скит девья странница, -
Ты Владычице тихо внемли.
Встанешь витязем в силе Егорьевой
на обрадованье земли  .

«Сие бо есть Белого Царя тайна, - возвещает схимник царю Владарю, - белая поверх венца схима. Такого венца взыщи» .

Царевич Светомир воспитывается при дворе Иоанна-Пресвитера, который правит Белой Индией (царство, чаемое Древней Русью, и у Ефросина можно прочитать о «нагомудрецах, праведных рахманах», то есть, брахманах). Иоанн говорит о себе: «Я царь после обеда, а перед обедом поп» . Таким образом, царское служение не только государственное, но и церковное. И эту тайну постигает Светомир, а его отцу Владарю возвещает юноша с копьём на белом коне, Георгий Светохрабрый: «Владарь, Владарь, ты царство в огне сковал, и сам горишь в пламени том... А он другого духа. То белого царя тайна. Её и разгадывай». Белая Индия – преходящий  прообраз вечной Святой Руси. «Вы же наследуете Царство наше Срединное, что в повериях Белою Индиею зовется», - говорит Светомиру Пресвитер Иоанн.

Кроме белого и золотого цвета в романе присутствует лазоревый или голубой. Само христианское имя Владаря «Лазарь» соотносится с «лазоревым», образуя лейтмотив романа: «как ты Лазарь... то и цветики тебе лазоревые». Среди этих лазоревых цветиков таится и голубой цветок Новалиса. П.А.Флоренский в разъяснении к главе «София» в книге «Столп и утверждение Истины» цитирует стихотворение Вячеслава Иванова:

Твоя ль голубая завеса,
Жена, чье дыханье – Отрада ...

П.А.Флоренский усматривает в стихотворении «живой опыт поэта», подтверждающий «бирюзовое окружение Софии» и «символику голубого и синего цвета». Но Отрада в романе – мать  Светомира, супруга Владаря, дочь его возлюбленной Гориславы. Несомненно, и в этом живой опыт поэта: его отношения с Л.Д.Зиновьевой-Аннибал и её дочерью Верой Шварсалон, но в романе автобиографическая линия преображается воцарением Царь-Девицы в образе Белого Царя.

У Вячеслава Иванова царь не царствует без женского начала. Даже пресвитеру Иоанну сопутствует Параскева-Пятница. Княжна Радислава жертвует жизнью, чтобы спасти белого царя Светомира. Святитель Анастасий наставляет Светомира-Серафима: «Там, где Слово Божие касается земли, там и София... Вот  сия-то благодать была по милости Заступницы нашей, Девы Пречистой, тебе с младенчества дарована. Её блюди, царевич» . Известно, что Великий Новгород провозгласил себя землёй Святой Софии и управлялся от её имени. Власть Софии Премудрости Божией, софиократия – единственная  истинная власть, вечно чаемая Святой Русью . В сущности, софиократия и есть загадка, разгадываемая царевичем Серафимом «на обрадованье земли». В 1917 году Вячеслав Иванов полагал, что «предоставление народу формальных путей устроить свой быт» возможно лишь «согласно велениям всенародной соборной правды» . В конце жизни, в «Повести о Светомире Царевиче» Вячеслав Иванов писал: «А сел государить Володарь в разруху и разорение великое и родину от супротивных целу  отстоял, вскоре же и в вящей славе воздвиг, не отчий в наследье приняв стол, но излюблен быв и показан и посажен Божьей милостию, церкви благословением и всея земли соборным изволением». Мы видим, до какой степени совпадают в прозрении поэта веления народной соборной правды и всея земли соборное изволение: то и другое ведет к воцарению Премудрости Божией в образе Белого Царя.