Древо жизни пани Эльжбеты

Молодая женщина сошла с поезда и остановилась в растерянности. В душном мареве утреннего восточного города кипела жизнь; пахло распаренными на солнце фруктами и горячими камнями мостовой. Город словно сбегал вниз по ландшафтному наклону – от синеватой Святой горы в уютную котловину, где жались друг к другу гряды убогих построек, среди которых то там, то здесь – выстреливало вдруг совершенно великолепное классицистическое здание. Женщина заскользила взглядом по вокзальной вывеске с непонятными округлыми иероглифами. Это потом она узнает, что здесь написано вызубренное ею, как мантра, слово «Тбилиси». Это потом станет ясно, что ей не суждено будет уехать отсюда. А пока – она здесь только для того, чтобы увезти назад в Польшу своего ребенка. И весы, на одной чаше которых сын, а на другой – родина, еще даже не начинали колебаться.

Эльжбета Павлучук родилась в роковом 1914-ом, в польском Белостоке. Ее мать принадлежала к немецкой дворянской фамилии Цербст, которую носила российская императрица Екатерина II; отец – Миколай Павлучук, выпускник Петербургского университета, имевший чин статского советника, служил на железнодорожной линии Москва-Петербург, что в тот восторженный век прогресса можно было рассматривать не только как  редкую удачу, но и принадлежность к особому миру технической элиты. Детей в семье было шестеро – поровну девочек и мальчиков.
В то межсезонье времен, на рассвете пр;клятого века, Первая Мировая война казалась многим единственным страшнейшим бедствием, по преодолении которого должен был наступить земной рай, где царствует человеческий разум, совершивший длинный скачок в своем развитии и преодолевший почти все рубежи. Однако, жуткое театральное действо двадцатого столетия только открывалось этой войной-прологом. Поколение тех лет история назовет отчасти потерянным. Но среди них найдутся единицы, которые то ли благодаря собственному экзистенциальному героизму, то ли воле Провидения, выберутся невредимыми из геенны репрессий, террора и обеих Мировых. К ним относится и наша героиня.
В 1939-ом году Эльжбете Павлучук, студентке пятого курса факультета психологии Варшавского университета, приходится прервать учебу. Первого сентября войска Третьего Рейха атакуют Польшу. Девушка перебирается на восток страны, где в местечке Супрасль начинает работать преподавателем немецкого языка. Если бы она знала тогда, какую роковую услугу окажут ей впоследствии ее же собственные знания!
После подписания пресловутого пакта Молотова-Риббентропа восточную часть Польши занимают советские войска, вводя как новые порядки, так и новый дискурс образования. Под их патронатом открываются образовательные курсы, а на заборы клеют портреты Сталина. Зная волю поляков к свободе, легко вообразить, какой протест подымался в них в ответ на эти так называемые «новшества»! Тогда на курсах, где работала пани Эльжбета, произошел казус. Какой-то озорник проткнул у «назаборного» сталинского портрета глаз. Разбираться по этому поводу приехали из самого НКВД. Высокий чин сам вызвал учителей в класс на допрос. Мужчина сидел перед дамским коллективом в шапке, засунув руки в карманы, и сыпал угрозами. Среди всеобщего гулкого безмолвия поднялась молоденькая пани Павлучук с неслыханно дерзким возгласом:
-Прежде всего, встаньте и выньте руки из карманов. Вы разговариваете с женщинами!
-Мы здесь, чтобы научить вас уважать вождей.
-А вот мы своих вождей на забор не вешаем. Пилсудского, например. Он у нас в рамке под стеклом, в полной сохранности. Поэтому и навредить ему нельзя.
Тогда на нее впервые было заведено дело, которое даст о себе знать только впоследствии.
А пока... В составе Красной Армии в Польшу попадает грузин Шио Топуридзе – человек, благодаря которому судьба Эльжбеты Павлучук поворачивается совсем другим углом. Они женятся быстро, весной 1940-го, но война в том же году разрывает эту семью надвое. Его перебрасывают на другой фронт. А его новоявленная жена вновь остается одна на кричащей от боли польской земле. Точнее, не совсем одна. В 1941-ом у нее рождается первенец, которому она дает польское имя Чеслав. В то время опять, сравнимая по мощи со знаменитым Шведским потопом, Польшу захлестнула волна немецкой оккупации. Эльжбета, вместе с матерью и крошечным сыном, скитается по стране в поисках работы, выдавая себя за жену поляка. Дальнейшие же происходящие с ней события сравнимы то ли с биографией Марии Закревской, известной шпионки и сестры Лили Брик, то ли с сюжетом кинематографической саги «Семнадцать мгновений весны». Пани Павлучук соглашается на работу переводчицы в комендатуре СС – для того, чтобы выжить, и одновременно становится тайным агентом польских партизан – чтобы послужить родине. И дабы утвердиться в обеих навязанных жизнью ролях, она при помощи местного ксендза достает себе фальшивое свидетельство о браке. Таким образом, жена грузина-красноармейца превращается в невидимку. Официально таковой не существует. Но на войне расклад меняется молниеносно. Незадолго до того, как территории Восточной Польши вновь оказываются занятыми Красной Армией, Эльжбета Павлучук получает спецзадание от резидентов – отравить немецкого командира. И пузырек с ядом впридачу. Она отказывается.
Ей припомнят этот «грех» в 1944-ом, когда она уже будет работать в польской «советской» школе. И еще припомнят юношеское «дело о дырявом портрете». Ее назовут врагом народа и обвинят в пособничестве немецкой разведке. И никакие свидетельские показания – о том, как она добывала медикаменты для советских солдат, и как содействовала им – уже ее не спасут. Ее арестуют ночью, по «доброй» традиции НКВД, а плачущий четырехлетний сын останется один.
Она ничего не будет знать о его судьбе, будучи отправленной по этапу в сталинский лагерь в Архангельске. Не будет знать поначалу и того, что уже в 1945-ом году ее муж, Шио Топуридзе, увезет ребенка, оставшегося на попечении ее матери, в чудовищно далекую и непонятную Грузию. А пока... Впереди еще долгие восемь лет заключения.
1953-й год взрывает Советский Союз. Страна вздрагивает и одевается во вдовий траур после смерти Сталина. Кто-то всерьез думает, что вот-вот начнется война. Кто-то искренне его оплакивает. Кто-то... но заключенные ГУЛАГа знают многим больше, чем те, на воле, - ввиду того, что перед глазами узников проходит «текучий материал» жертв, каждой из которых есть, что рассказать. Так, например, в лагеря Зауралья, что на реке Вишере, попадают польские офицеры, избежавшие Катыньского уничножения. И множится знание, апофеозом которого станет хрущевский  XX-ый съезд КПСС, с его развенчанием культа личности. Пока что одной. Лениниана на тот момент все еще продолжает править умами и звучать из радиоприемников пробивающими слезу, прекрасными советскими песнями о том, кто «всегда с тобой» и «всегда живой»...
Эльжбета Павлучук освобождается как раз на этой волне развенчания кумиров. Вырвавшись из северной ссылки, она мчится на Кавказ. За сыном, чтобы уехать с ним в родную Польшу и начать по осколкам склеивать собственную жизнь. За сыном, который не узнает ее при встрече. И тогда она понимает, что вот он – самый страшный выбор в ее жизни: потерять ребенка или потерять родину. Где остались все родные и путь куда из советской Грузии заказан. Она выбирает второе.
Вскоре появляется на свет ее дочь Нана. А затем и внуки, «привитые» той самой польской кровью «традиционной» для Грузии и одновременно такой необычной бабушки. И кровь эта заговорит потом в них неизбывной тягой к польской культуре. А затем и правнуки... Но, увы, грузинская земля никогда не станет родной для пани Эльжбеты, чья душа осталась в Белостоке, песни о котором она помнит слово в слово. Точно так же, как и поэму «Пан Тадеуш» с ее ностальгическим прологом, и сентиментальные катрены Словацкого. Помнит, несмотря на годы. Годы и даты для пани Эльжбеты всегда имели особое мистическое значение. Они, как корни ее Древа Жизни: 32 года в Польше, 8 в лагерях, 56 – в Грузии. Все вместе составляет невероятную цифру – 96 лет. В Библии долголетие приравнивалось к благословению. Но... именно религии, а точнее, веры, не было в биографии этой женщины. В биографии, в которой было все и которая вполне может послужить канвой для многотомного романа или полнометражного фильма. Если возвратиться к теме «потерянности» того поколения, то потерянным его можно считать как раз ввиду безбожия. Научный прогресс, возведенный в культ задолго до Октябрьской революции, предлагал рациональное объяснение для всех известных человечеству доселе чудес. В том числе и чудес Христовых. Многие рожденные на заре двадцатого века поляки ушли с этой земли без веры. А судьба пани Эльжбеты пополнилась этой недостающей компонентой совсем недавно, с трудом, так как схлестнувшись, религиозные и атеистические учения высекают пламя. Но мудрый человек со временем меняет его в тихий свет. Так, на корнях лет, со многими ветвями – польскими традициями, патриотизмом и культурой и плодами-потомками поднялось древо жизни пани Эльжбеты. Но, по аналогии со стихотворением Виславы Шимборской о родной земле, можно предположить, что стволом его все-таки была вера. Вера = любовь:
Ziemio ojczysta, ziemio jasna,
 nie b;d; powalonym drzewem.
 Codziennie mocniej w ciebie wrastam
 rado;ci;, smutkiem, dum;, gniewem.
 Nie b;d; jak zerwana ni;,
 Odrzucam pusto brzmi;ce s;owa.
 Mo;na nie kocha; ci; - i ;y;,
 ale nie mo;na owocowa;.

Ирена Кескюлль