то, чего не создал Бог...

     Когда мне будет совсем плохо, я приду к тебе — такому же грешному, сумасшедшему, больному зверю, как и я. Не к святым, не к добрым, не к ним — они не поймут, что такое кровь ближнего, смешанная с грязью, они не поймут, как могут согреть и самые презрительные, но искренние, слова, — никогда не познавшие боль раскаяния, не узнавшие счастья быть отвергнутыми, не чувствующие перерождения самых отвратительных мыслей. Они — истинно светлые и чистые, насколько это возможно, не поймут и не примут меня, как ты, они и не предадут, и не продадут меня, а мне хочется быть преданной, униженной, раздавленной, распятой! Благость их режет меня больнее, моё несовершенство по сравнению с ними не оправдывается никакими талантами моими, никакими ничтожными дарами человечеству, никакой моей грешной и навязчивой добротой. Потому что душа моя против них искареженная, затравленная, обиженная и злая, не терпящая самое себя. Поэтому когда я буду изнывать от одиночества, — я приду к тебе — такому же, как и я.
     Я смогу принять твоё тепло, зная, что ты отвернешься, смогу лечь у твоего костра, зная, что завтра ты будешь примерять к своим сандалиям мою торбу и мой меч. Я смогу прийти. Потому что именно ты — и только ты! — сможешь дать мне свободу всего лишь за горсть отнятых монет, ты простишь мне мою последнюю слабость, как и я прощу тебе твою. Я приду к тебе насладиться последней болью, ощутить напоследок грешника, отнюдь не восхищаться грехами! — нет, — но потому как ты со своими страстями и душевными недугами живее для меня всех живых. Приду упиться последним глотком жизни — не страшась... потому что невинно убиенные попадают в Рай.
     Вот в чем загвоздка — даже самые ничтожные и слабые из нас, кающиеся и вновь грешащие, ослепшие от своих страстей, желающие освободиться от самое себя, жарящие и жалящие себя своей собственной болью могут попасть Туда, где по убеждению людей им нет места. Попасть и очиститься, и отдохнуть, и уснуть, наконец, на Его ладони, — как опавший лист, как растоптанный луч, как забытое детское летнее утро, как первая улыбка новорождённого, как то, чего ещё не создал Бог.