Пародия на стиль Мандельштама

В тишине - затаенность ложной бездонности,
Неразгаданный знак зримой бытийности,
Все, что в рамках природной законности -
Нам дано, как свобода чистой стихийности.

Яд проклятия - не в десятичном молчании,
Он - в структуре плывущей сетчатки,
В безударных слогах, в слепом окончании
Междометий и звуков словесной крупчатки.

Мир потухший опущен в сумрак предательства...
Цепь безмолвия трупной всеядности,
Своеволие критики, неприступность издательства,
Поголовная мания нищенской стадности.

Не поможет ничто приоткрыть каверзность случая,
Объяснить софизм позвоночника хрупких снежинок,
Невозможно жить, тайной себя не мучая
Таитянок кротких корзинок.

Око бога не зрит существа муравья-человека,
Одинокая клетка чужда стальным небесам,
Антропос - философская, паучья калека,
Мед и пиво текут по первинным усам.

Шершавая пасть межпланетного, в ресницах холода,
Держит люд яблоком в холодильнике,
Двухбашенная испарина, приступы голода,
Резкость горящих ребер могильника.

Хлеб хрустит в глазах, как чистый, падучий снег,
Как горсть когтей, летящих исподлобья
Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба, их успех -
Прямое следствие крахмальной нищеты снадобья.

Законы бытия залиты ртутью в русский сплин
Из недр мятущейся, салатовой галактики,
В янтарь и мясо красных глин,
Хвостато звездные шаманов практики.

Ни кровь, ни присяга на верность гноящейся тайне
Не утешат меня Шопеном чалым,
Не помогут ни малой вире, ни крупной майне,
Каштановым взяткам, большим и малым.

На Тоболе кричат. Обь стоит на плоту.
И едва успеваешь лес посолить,
С головой кошачьей во рту,
Молодея в воде, продолжаешь ежом брюхатым жить.

Изолгавшись на корню, я никого не виню,
Пою, что знаю о яблочной розовой коже,
Про горца в бахилах, про Пятую ту авеню,
Про то, что завернуто в драной рогоже.

Но где же плавкий ястребок на самом дне очей?
Где стихов виноградное мясо, пречистый?
В черно-лазуревом сосуде голодающих кирпичей
Прямо на луну взлетает враль плечистый.

                24.12. 2011 г. Москва