аритмия. завершенная поэма

Так тихо,
Что глаза деградируют в серый,
Мишки на севере тают в разорванном рту.
Вчера ты мне завещала свое дыхание из телефонной трубки -
Несколько килогерц,
Сегодня оно проросло во мне.
Я даже слышал, как бьется сердце,
Зажатое где-то в углу.

Кажется,
Если бы у наших стен были рты - они бы кричали,
Они бы кричали, точно!
Письма, родными руками любимые в клочья все равно не доходят,
И я кидаю их на покрытый плесенью пол,
До них добирается тлен и целует в отпечатки пунктирные ног,
В каютах-гробах изодранным душам тесно.
"Завтра ты станешь мне богом" -
Сказало зеркало.
Треснуло.

Здесь пахнет газетами.
Я вхожу и понимаю, что это мой дом,
Каторжане крепко обнимают меня, у них улыбки на лицах
Запеклись корками.
В каждом я вижу портрет отца,
таким он был на старых, давно поседевших фото,
а я был тогда ребенком.
Приглядываюсь, картина безвозвратно меняется:
Посреди комнаты - спутница моей жизни.
Это апатия
в черном кружевном платье.
Она танцует на коробках со спящими игрушками,
у нее разорванный рот и добрые глаза
матери - старушки.

Под мой раскатистый детский смех
в обеззвученной комнате
датчики показывают ноль децибел,
и я лечу.

Наверное,
эта зима отправит всех кошек в кошачий рай,
Я ногтями вспорю землю, потом встану над могилами
И крикнул изо всех сил:
"Они теперь твои! Забирай!"
Воздух пропитается сладкой гнилью
и привкусом мандаринов.

Тишина долго плакала за стеной провожая в дорогу
пустые кровати,
но я ей никак не верил,
Случайно разбил постаревшее вместе со мной радио,
но из него не посыпались конфеты.
А теперь
Половицы лижет закат.
Здесь пахнет газетами,
я вхожу и понимаю, что это мой дом, мне здесь рады.
каторжане крепко обнимают меня,
у них на лицах улыбки;
Комната наполняется теплой водой,
И я снова лечу.

Этим утром виселицы обретали свободу и взмывали к небу стаями
слепых птенцов;
В такую погоду декабрь роняет сухие листья в пустые ямы,
остывающие без жильцов,
Рваные, зияющие,
как трещины на щеках в детстве
от поцелуев мамы.

Когда-то часами,
Стоя напротив окна, пытался научиться пропускать свет;
тот стекал по оконной раме в чашку с белесым чаем,
Он будет слаще, но так и останется стоять
Никем не тронутый
В квартире, где в углах прячутся тени
Вперемешку с отчаянием.

Помню, у меня там были теплые тапочки
и разноцветные сны,
Зубы вязли в чем-то приторно сладком.

Доктор прикроет ранку сахарной ваткой
и скажет, что боль отменили; я улыбнусь своему отражению,
А оно промолчит в ответ, прячась между комочков пыли;

Кассетник - reset.
Мотать бесконечные мили
за льготы,
В тамбурах траурно с водкой и песнями
звонкими
о доме.
Полости щек полнятся вкусом рвоты,
Твои поцелуи холодные и очень мокрые.

Этим утром я навсегда попрощаюсь с детством
последним патроном,
Положу на мягкую теплую спину и оставлю лежать,
кровоточить...
Кассетник дожевывает пленку.
Кассетник дожевывает пленку.
Кассетник дожевывает пленку.
Точка
.