Октавы

ОКТАВЫ
(1979 – 2008)



ОСЕННИЙ ДОЖДЬ

Есть в осенних дождях
тишина госпитальная,
благость исповедальная,
вздох и ласковый страх.
Отболит, отшуршит
про высоты нездешние…
И бинты потемневшие
будто сняли с души
2. 12. 79


ЕЗДА В НЕЗНАЕМОЕ

Автобус набит до отказа,
мы едем, кряхтя и бухтя, —
угрюмцы, невежды, пролазы…
Но мы не в обиде, хотя
скукожены рёбра и плечи,
мозги, животы и зады…
Товарищ, мы едем далече,
мы едем за ради езды.
27. 12. 80



СИЛА ЕСТЕСТВА

Совершенен щенок лопоухий
простотою святой,
беготнёю за пьяною мухой
и башкою пустой.
А любое творенье искусства,
хоть «Джоконда» сама, —
измышления чувства
и потуги ума.
6. 01. 82


ВЕСНА

Мы рады зелени дерев
и свежести дыханья,
когда весна, слегка прозрев,
вторгается в сознанье.
Воображенье теребя,
отчаянно ликуя,
она потом сожжёт себя,
о вечности тоскуя…
1982



* * *
Надену я ветровку и картуз
и натяну болотные бахилы,
и нехотя по городу пройдусь,
где царствуют гриппозные бациллы.
А мне плевать! Пусть думают, что мне
совсем прононс неведом иноземный,
что все я тропы топкие изведал,
познал все хляби русские вполне…
3. 02. 85


* * *
Вдох и выдох восьмистиший,
череда неспешных строф…
Всё степеннее и тише
я теперь писать готов.
Нынче, знать, лужёных глоток
отступают времена:
отлетает — позолота,
проступает — глубина.
3. 02. 85


ОЧНАЯ СТАВКА

За мною бежала собака
с весёлым и добрым лицом…
Во мне — неужели — собрата
она угадала тайком?
Такую же, может, дворняжку
она распознала во мне…
Я шёл, и бежали мурашки
по сутулой моей спине.
1. 02. 86


 * * *
От пролога к эпилогу —
огибает нас дуга
суеверного подлога
и — сиреневая мгла.
Привередлива природа!
К ней спеши и вплавь, и вброд, —
тайну собственной свободы
ни за что не выдаёт.
24. 03. 86



ЖИЗНЬ
Откуси себе язык.
Анри Матисс

Под звуки невидимой дудочки —
витай, хохочи и кружись!
Ты вся — горемычная — туточки:
отчаянно чу;дная жизнь.
Безликая му;ка — нечаянно —
в печальных очах разрешись…
И вспыхнет искринкой — случайная,
омытая свежестью — жизнь!
6. 06. 86


ЛЯГУШКА

Однажды душным вечером
в мою избу-ловушку
припрыгала доверчиво
прохладная лягушка.
Зелёная, в пупырышках,
не льстя и не виня, —
наивно и возвышенно
глядела на меня.
7. 06. 86


МУЗЫКА

Музыка — боль моя — музыка!..
Липкими сгустками му;ки
бьются внутри меня муторно
сонные тяжкие звуки.
Музыку мучаю, гроблю я:
язык мой — коряв, неотёсан…
Звуки томятся юродиво
и нависают утёсом…
8. 06. 86


ОДИНОЧЕСТВО

Неразрешимо одиночество
травинки и листа…
И хочется, и колется:
сродниться до конца
с пылинкой — самой крохотной.
Разведены мосты…
Уже тошнит от грохота
безродной суеты.
8. 06. 86


РЕКВИЕМ МОЦАРТА

Кровавое единство тьмы и света,
слепая спайка смерти и гульбы…
И незачем испрашивать совета
у своенравной женщины — судьбы.
Трагичная улыбка вдохновенья
подземной высью взмоет над собой…
Всё просто: гений суть преодоленье,
где мужество смеётся над судьбой.
13. 06. 86


АВВАКУМ

Мне белый Аввакум привиделся… Откуда
с пернатым шелестом он мне бормочет глухо:
»Всё слышу, слышу всё…» И гниль моя — паскуда —
свинцом набычивает молоточки слуха.
Я слушаю вполуха его трухлявый шёпот…
Рок-музыка жирует, на мозгах играя…
А я, захлёбываясь бреднями Эзопа,
никак не протолкну булыжник из гортани.
18. 06. 86



ЗАКАТ
А. Самусенко

Ты прав, мой друг, — закатное светило
как бы приотворяет небеса…
И некая магическая сила
тебя хватает вдруг за волоса…
И обращает ликом стародавним
в раздольное дыханье облаков…
И отлетит безликое страданье
в багровое чистилище веков.
21. 06. 86



МЕЛОДИЯ ВИВАЛЬДИ

Мелодия Вивальди
немыслимо чиста…
Какой свободы ради
такая высота?!
Просветит голосами
печали и сверчка —
легчайшее касанье
скрипичного смычка.
21. 06. 86


ИСПАНСКИЙ ТАНЕЦ «ФЛАМЕНКО»

Свобода в объятиях чести
очерчена чисто и чётко,
и страсть, заострённая в жесте,
выстреливается в чечётке.
Горенья упругая прочность
и взора упрямая мера…
Во всём — виртуозная точность
и неподкупность веры.
29. 04. 82


НОЧНАЯ БАБОЧКА

Среди дневных сует постылых,
во сне или в немой тоске,
ночная бабочка застыла
вниз головой — на потолке.
Ей мнится час вольготной ночи,
когда бессильная Луна
застонет из последней мочи,
к себе — бессмысленно — маня…
21. 06. 86


МАТЕРИ С РЕБЁНКОМ НА РУКАХ

Он вам родной, пока он крохотный,
пока легко его нести,
пока вы можете от грохота
его — к груди прижав — спасти.
Пока беспомощен до жалости,
пока безжалостно открыт, —
в нём только то и отражается,
что вам о счастье говорит…
23. 06. 86


ЭМИЛИ ДИКИНСОН

Кто захочет — поймёт и проникнет —
за пределы — погостов и стен:
там — лукаво — плетёт повилика —
для страстей — увлекательный плен.
Там сверчок затаился — истошно
зазывая — прохладную ночь…
Там — на воле — исчезнуть можно —
если больше терпеть невмочь.
23. 06. 86


УСТАЛОСТЬ
Играй же на разрыв аорты…
О. Мандельштам

Где истошно зубами скрипит продиранье
через бред завыванья — «мальчишка! дурак!» —
через превозмогание недомоганья, —
там седеет под утро доверчивый мрак.
Добела раскалился вольфрамовый ужас,
кусочек пространства у мрака урвав…
И седеет, седеет башка, но послужит,
но послужит, послужит ещё до утра.
27. 06. 86
КУЗНЕЧИК
Кузнечик, дождями побитый,
уныло коленки сложил:
дремал, повиликой повитый,
забыв свой пружинистый пыл…
Невидимый праздному глазу,
ни в чём никого не виня,
тысячелетиям сообразно
он жил — обходясь без меня…
1. 07. 86


НОЧНАЯ ГИТАРА

… и снова ночами кромешными
на голос, на голос пойду —
туда, где, совсем безутешные,
моленья и плачи в бреду…
Отрину трезвоны бездельные
и там пропаду — не за страх, —
где в гулкой ночи подземелия
белеют холстины рубах…
26. 10. 86


ВОСЬМИСТИШЬЕ, СОЧИНЁННОЕ
МНОЮ ВО СНЕ

Сладко — поспать, никуда не спеша,
после великой работы.
Жить — хорошо, и жизнь — хороша,
коли дожил до субботы.
Пусть зашвырнёт меня творческий рок
в самые гиблые гоби…
Сладко — однажды — заснуть между строк,
как во хрустальном во гробе…
28. 12. 86


МИМОЛЁТНЫЙ ВЗГЛЯД
ИЗ АВТОБУСНОГО ОКНА

За чем ты поехал — об этом молчок…
Весеннею грязью обочина брызнет,
мелькнёт из кювета зелёный пучок —
клочок придорожной неприбранной жизни.
Мелькнёт и забудется где-то в мозгу,
и в нём застолбит закуточек секретный —
кусочек той жизни, где мне не солгут,
той жизни, где я подопечный и смертный.
7. 04. 88


ВОСЬМИСТИШЬЕ, СОЧИНЁННОЕ
МНОЙ В ПОЛУСНЕ

Зелёный росток — провозвестник печали,
он вместе с надеждой и верой в начале
святой и простой указует нам путь,
куда нам ещё предстоит повернуть.
Ещё предстоит и всегда предстоит
нам этот весёлый небесный магнит:
отсюда — томление, смута и стон,
и пушкинский сплин, и муровский звон…
9. 11. 96


СИГАРЕТА

Только я да сигарета,
горечь горькая в дыму:
никакого нет просвета
ни на небе, ни в дому.
Да и что болтать про это!..
Только спичками тряхну,
закурю я сигарету
и на всё рукой махну!
4. 05. 85


 * * *
Поёт Обухова, и снова —
как будто только для меня.
Дрожанье времени иного
манит — волнуя и виня…
Я обитаю в прошлом скрыто
и мне по-прежнему милы —
дрожанья шорохов и скрипов,
скачки затупленной иглы.
24. 06. 85


 * * *
Спит котёнок, на томик Апухтина
лёгким тельцем своим привалясь…
Я гляжу, но сознаньем затюханным
не могу разрешить эту связь.
Мной причины и следствия спутаны…
Эта связь — только домысел мой…
Но тоскующий голос Апухтина,
он ведь тоже не мёртвый — живой…
25. 03. 86


НОВАЯ ЛУНА

Фантазия устало провисает.
Сужается гульбы весёлый круг.
Истаяли следы соприкасаний.
В дыму табачном теплится испуг.
Неслышно дышит камера-обскура.
Молчит в глаза безликая стена.
Молчит снаружи угловатый сумрак.
И Новая Луна покуда не видна…
14. 06. 86


 * * *
Я помню ваши маленькие руки,
а больше ничего не помню я…
Те руки были созданы для муки,
для откровений, а не для вранья.
Ладошки ваши — маленькие кошки —
в моих руках дремали иногда…
Я всё забыл, и будто понарошку
меня прожили прошлые года…
19. 07. 88



 * * *
Свербило внутри, и рябило
в глазах: вдоль испетых дорог
меня привечала рябина,
родной примечая порог.
Я медлил… И, мягко ступая
сомнамбулой, всё теребил
разлуку, чья воля скупая
была мне дороже рябин…
4. 09. 89


 * * *
… Бедные, бедные, что же
вызволит вас от «сейчас»,
от проволочек безбожных
и от издёрганных — вас?!
Бедные, нудные, ну же!.. —
сгрудились над барахлом
и не желают — наружу,
и не желают — потом…
2. 09. 88


 * * *
Люблю появление ткани…
О. Мандельштам


Люблю появление неба,
когда после долгих трудов
в любую чудесную небыль
поверить готов;
когда за спиной виновато
скулит косолапая смерть, —
выходишь в ночные пенаты
на звёзды смотреть.
4. 09. 88


 * * *
Было это ль, было то ль, —
то ли будет, братцы!..
Ввысь — диез, а вниз — бемоль…
Время собираться
в путь, где древняя юдоль
наших бренных судеб…
Было это ль, было то ль, —
поглядим, что будет.
5. 12. 88



ВЕК-ВУРДАЛАК
Сергею Гончаренко


Свербит, голосит, горлопанит гитара,
завлекая досужий народ…
Но век-вурдалак, одурев от угара,
нам, ей-богу, когда-нибудь струны порвёт.
А мы — наплевать! — без умолку и толку
запоём, загорланим, стянувши колки…
Но только затихнем, и сразу же с полки
он дежурные снимет клыки.
4. 03. 89


СТАРОДАВНИЙ УРОК

Юрию Синицину


Мне приснился горючий, горячий Кавказ,
где в горах стародавние петли дорог,
где пространство не то чтобы радует глаз,
а даёт ему впрок стародавний урок:
распахни свою, братец, укромную тень,
в небеса растрезвонь сиволапую стынь,
разломай, раскроши свой трухлявый плетень,
и сермяжную душу — в кромешную синь!..
5. 03. 89


В КАМОРКЕ ХУДОЖНИКА

Юрию Сорокину


Каморка художника — чудный чертог…
Я как-то сюда забежал на часок:
но время, пия золотое сусло,
на годы и веси меня разнесло.
Строптивая воля, клубясь и теснясь,
паслась и тугими холстами ткалась,
маня и моля, свиристела
и — растворяла стены.
5. 03. 89


 * * *
По небу полуночи ангел летел…


По небу летела крамола
и Кромвелем крыла — из туч…
Скрипичное тело Кремоны
кремировал солнечный луч.
Случайный ребёнок Вероны,
чумное дитя бытия, —
по небу летела ворона,
скрипучую песню трубя.
14. 07. 89


ИЗ АЛИХАНА ТОКАЕВА


Слишком долгая улыбка — я уж и не рад,
слишком долгая обида — я уж хохочу…
Мой кинжал — то солнца луч и ключ небесных врат,
и врачу подобен мой кинжал, и палачу.
Мой язык в дурмане брани ядовит и жгуч,
если только ядовит и жгуч цветочный мёд…
Глас рыданья моего — свободен и певуч,
а душа моя — пылинка солнечных высот.
15. 07. 89


 * * *
И. Д.

О, солнышко, о sole mio!
С тоской не качай головой…
Пусть это и невыносимо, —
пой, ласточка, что-нибудь пой.
Тоска не из леса, вестимо…
Но даже в чащобе немой —
о, солнышко, о sole mio! —
хоть как-то, хоть что-нибудь — пой…
16. 07. 89


 * * *
Я учусь играть на скрипке,
на гитаре и на флейте,
я сучу цветные нитки
из похеренных столетий.
С потолка беру, из му;ки,
из ребра рождаю — бзики,
выколупливаю — звуки:
ради — той же всё — музы;ки!..
22. 07. 89


 * * *
Что пройдёт, то будет мило…


Не растрачу до конца,
не продам за шуры-муры
ни словечка, ни лица,
ни одной фиоритуры…
Что пройдёт, то — не пройдёт,
там ли, сям — расправит сети:
то щербатинкой моргнёт,
то в царапинке просветит…
22. 07. 89



ДЕВУШКЕ, РАСПОЛОЖЕННОЙ
 ВЫЙТИ ЗАМУЖ

Беги поэта… Он таков,
что кроме слов — иных оков
терпеть не расположен
(а может, и не должен)…
Ему — тепла и ложа
поэзия дороже:
и нонче, и вчерась, —
короче, отродясь.
22. 07. 89


 * * *
Каркнул ворон: «Nevermore!»
Э. А. По

Сто оскомин буерака
заедая чебуреком,
словно блудная собака,
ехал грека через реку.
И с тоскою Ипполита
сунул грека лапу в Лету, —
и, нащупав Мону Литу,
лапу вынул, глянул — нету…
22. 07. 89


МОЯ ПАУТИНА

Впору мне возопить козлетоном
в поднебесие: — Боже, помилуй:
по какому такому закону
я зарос паутиною пыльной?..
Оплетая, ничем не корила,
а кормила тщетою трухлявой…
Но бывало — нежнейшей куртиной
ты меня обнимала, лярва…
27. 07. 89


ОЧНАЯ СТАВКА-II

Это небо и это облако,
это дерево и трава —
некий оклик былого облика,
что коснётся меня едва,
как небесные распроклятия
взвихрят ласточкин окоём, —
самолёт реактивным распятием
пролетит над башкой прямиком…
19. 07. 91


ВЕЧЕРНЕЕ НЕБО

Это небо озвучено Моцартом,
и поэтому — небеса…
Облака — симфоническим росчерком
растрепали свои телеса,
тягомотные грузы изъездили,
распластали простор на-гора,
оркестрово-багровым возмездием
в грандиозном закате горя…
19. 07. 91



 * * *
Если гора не идёт к Магомету,
Магомет закуривает сигарету
и до рассвета, глотая дымок,
долго и нудно глядит в потолок.
Ночь просидит… А наутро, понуро
пробормотавши последние суры,
выдохнет он, закрывая Коран:
вот наконец и окончен роман.
3. 01. 91


 * * *
… но есть покой и воля…


В горячке блудного Кавказа,
напоминая водолаза,
и булькотело и потело
моё закукленное тело…
Но оглянуться не успело,
когда со дна уже взлетело…
Наружу всплыло, вышло в свет,
где от покоя спасу нет…
3. 01. 91


 * * *
Алый цветок расцветает в груди.
Тяжкое солнце закатом беременно.
Связка ключей безнадёжно потеряна
в бурых отвалах железной руды.
Бухает сердце в чугунной груди.
Вянет листва за решёткою ржавою.
И обнажаются корни шершавые
в комьях земли и пучины среди.
16. 06. 91


 * * *
И. Д.


Чудит, по-сорочьи судача,
весёлая эта житуха!..
Желаю случайной удачи
и лёгкости, лёгкости духа, —
когда лепота неземная
касается скорбного слуха,
когда оживает, зевая,
весенняя сонная муха…
13. 07. 91


 * * *
На столе — сигаретная пачка,
а рядом с нею — коробка спичек,
а рядом с ними — Иосиф Бродский,
впервые изданный в стране Советов.
А возле них на табуретке
сидит пишущий эти словечки,
что курит, пуская колечки,
и краем глаза Полнолуние за окном узревает…
1. 01. 91


СВЕРЧОК

Осень — предвестием долгой болезни, —
знай, выдавала дожди на-гора…
Старый сверчок затаился в подъезде
и свиристел до утра.
Знай, выпиликивал под сурдинку
и выволакивал из щелей —
мышью труху, бабьих лет паутинку,
песню безумных полей.
19. 01. 90


ТРУХА И ПОБЕГИ

В прошлогодней, пожухлой траве,
по весне отрешённой от снега,
я увидел — с трухой наравне —
нагловатую зелень побегов.
Образ вечного кровосмешенья,
он меня пополам раскроил —
на ликующий клич пробужденья
и молчанье забытых могил…
25. 03. 86



 * * *
Трагично блаженство соития,
трагично, — гляди, не гляди…
С ветвей, замыкая событие,
нали;тые виснут плоды…
Звучит во мне Реквием Моцарта,
когда — в предвесеннюю голь —
предчувствую гроздья роскошества,
пыхтенье упившихся воль…
26. 03. 86


ТУМАН

В парящем дурмане тумана
люблю — из отбеленных снов —
явление рослых громадин
ветвистых древесных стволов…
Потеряны ориентиры…
Но в отрешении есть —
усталость ампирного мира,
вольготная волглая взвесь.
27. 03. 86


СУБМАРИНА

Огорошит усмешкой степенность орлиная…
Устыдясь, отмелькает рябая зыбь…
И оголодавшая субмарина,
бледнея, пригу;бит немую глыбь.
Искушенье щекотное необоримо…
Преодолима ли глыба глубин?..
Суеверная, скверная, гиблая субмарина
снова — в пустые глазницы глядит…
27. 03. 86


ПТИЦЕЛОВ
Александру Дыдымову

Коли приметишь сцепления — тминные, мятные, тонкие,
тайные, колкие, чуткие — в шорохе замерших крыл;
коли с лихвой тебе хватит от жизни и крохотной толики, —
значит ты самое детское чудо в себе сохранил.

О, не гляди свысока! — в трепетанье бутонов и атомов,
в беспозвоночной печали кристаллики радости есть.
О, притуши, затаи дрожь души освещением матовым, —
и тогда, прицелов, расправляй перепончатокрылую сеть.
29. 03. 86



БУЛЫЖНИК

Лежал булыжник в чистом поле.
Неподражаемо тяжёл.
Самим собою подневолен.
Непререкаем. Нем. И гол.
Над ним вершился колкий космос:
стращал огнём, грозил золой…
А он застыл больным вопросом —
себе и космосу назло.
6. 06. 86


РЕКА

В безветренности зноя
река, про зыбь забыв,
вольготной влагой стонет
о во;лнах грозовых.
В томлении глубинном
тухлеющих оков
глотает — всклень — былины
плывущих облаков.
12. 06. 86


ЕДИНСТВО РИТМА

Едины суть — мерцанье электрона,
пульсации лукавых подоплёк,
приобретенье, равное урону,
хвала, переходящая в упрёк…
В качании чумном неразделимы—
землица кособокая моя,
и пучеглазый хохот кобылиный,
и звездолобый окрик бытия…
18. 06. 86


ПОСТИЖЕНЬЕ

Постиженью света — нету утоленья:
кажется, вот-вот сведёт с ума
напряжение — в тисках закабаленья, —
сапогами по вискам просеменя.
Поседевший мозг мытарится веками,
заключая своеволье дикаря
то ли — незаметной трещинкою в камне,
то ли — егозливым тельцем комара…
20. 06. 86



НОЧНАЯ БАБОЧКА-II

Ах ты, бедная дурёха,
что ж ты мечешься, кружа?..
От слепящей нас эпохи
никуда не убежать.
Еженощною старушкой
бьётся жилка на виске…
И горит над нами груша,
и висит на волоске…
25. 06. 86


СЦЕПЛЕНИЯ

… Не тверди мне о таинстве дивных миров,
не трезвонь о дурмане зелёных созвездий,
не транжирь понапрасну издёрганных слов,
не тревожь без нужды этот воздух болезный.
Он и так уж забыл, измочаленный рвотой,
чьим дыханьем свободным — одухотворён…
Изначально — сцепления бесповоротны.
Это, может, жестоко… Но это — закон.
26. 06. 86


МАГИЯ

Обнажённый по пояс, в дремотной траве
я лежал неподвижно под солнечным пеклом,
краем глаза глядел, как ползёт муравей
по груди — перебежками — в радужном спектре.
… копошились букашки… столетия шли…
И в густом равновесии тучного лета
надо мною, как пули, носились шмели…
И орлы воспаряли — над белым скелетом…
5. 07. 86


ПОЛНОЛУНИЕ

В тишине ночной, моих
чуть касаясь перепонок,
вдалеке кричал ребёнок
об умерших и живых.
Вековая пелена
их укрыла, а над ними
проплывала в млечном дыме
волоокая луна…
19. 08. 88



 * * *
Безысходностью могилы,
искушению подстать,
истязало и томило
счастье быть и горевать,
примитивным править метром
русло воли и труда…
Уповать на вскрик предсмертный,
раскрывающий врата.
19. 08. 88


 * * *
Меня пинкертоны пытали построчно,
но я затерялся, тщедушный, за словом
лицом внеурочным и сыном побочным
фортуны и века. Державная злоба
меня заглотила… но толку не вышло:
я выжил по случаю несваренья…
С тех пор меня дохлой истории дышло
пристёгивает к каждому стихотворенью.
2. 09. 88


 * * *
Бережёного Бог бережёт…
Но мы Бога нигде не видали…
Такова наша доля, дружок,
таковы наши смутные дали.
Нам немного бы воли поболе…
Но мешает старинный зарок…
Таковы наши долгие боли,
таковы наши будни, дружок.
3. 09. 88


 * * *
Светлой памяти Анны Барковой


Безутешным рыданьем ребёнка —
даже им — эту сушь не залить…
Окружавшие нас подонки
обожали кровавую сыть.
Нашей нежности незабудки —
все распроданы за медяки…
Наших душ пожирали ублюдки
дымящиеся куски…
7. 09. 88



СОЛОВЕЙ

Отцу


Мы задумчивы — не ина;че, —
но природа не хмурит бровей:
эка невидаль! — возле дачи
заливается соловей.
… За всеобщие непорядки
мы ещё не виним себя…
Но уже, разогнувшись над грядкой,
долго слушаем соловья.
7. 09. 88


 * * *
Я по-детски мечтал о собрате…
В тесноте гомонящих дворов
я смеялся, обиды растратив,
и слонялся меж уличных псов.
В их глаза — стародавнее счастье! —
я смотрел, как в раскрытый сезам…
День клонился… И я доверялся
этим — самым последним — глазам.
17. 07. 87


 * * *
Наши бренные кости, наше бренное мясо…
В черноте мирозданья блуждают они:
в виде некой — довольно критической — массы
пробывают свои заполошные дни.
Наши ноги и руки, и морды с глазами,
наши охи и ахи, и наши мозги
в черноте мирозданья проходят низами —
по разряду взбрыкивающей мелюзги.
3. 12. 88


 * * *
… но не меня среди кропаний ваших…
Я только тень из глинистых глубин.
Я только сполох душ позавчерашних
и душный дым линяющих долин.
Я только вздох разбитого полена,
разъятый стон распятых языков,
мышиный шорох пламени и плена
полуистлевших знаков и оков.
12. 04. 89



 * * *
И. Д.


Любимое — обычно — величаво,
любимое — обычно — далеко, —
чтобы душа, скучая, одичала
и долетала аж до облаков;
чтобы объяв просторною печалью
любой, случайно встреченный, пейзаж, —
говела и прощальными ночами
весь небосвод раскачивала аж.
28. 02. 89


РЕЛЬСЫ

Долго ль мне гулять на свете…


На своя возвертаясь круги,
рельсы мне своротили мозги,
пробуравили ржавый засов
позабытых до времени слов…
Рельсы, рельсы… Три ночи, три дня
миновало, и рельсы меня
застучали — былым голосам:
голосам, говорю, — небесам…
9. 07. 89


ТАЙНОПИСЬ

В. Н. Богданову


Территории, зе;мли, пространства —
то Рязань, то Москва, то Моздок…
Постоянства и непостоянства
застолбили судьбу между строк:
и чудила она, и чадила,
проявляя сквозь годы и сны
симпатические чернила
зашифрованной глубины.
3. 03. 89


ДОРОЖНЫЙ РОМАН

Поедем… Дорожною жалобой
нам сердце опять просквозит…
Но сколько оно ни дрожало бы, —
транзит, повторяем, транзит…
Поглядываем сквозь матовый,
устало-дремотный экран,
и кроем беззвучными матами
случайный дорожный роман…
1. 07. 89


ЛЕТА

Блажные запахи дороги,
смешные козни ветерка…
Домов пороги, рек пороги
смешала зоркая рука.
Россия, Лета… Буераки
преодолевши, имярек
припомнит реки и бараки,
и привокзальный чебурек.
8. 07. 89



 * * *
В толкучке — месиво из мяса —
младенцы, бабы, мужики…
На свет бесформенною массой
вываливаются языки…
О Лорелея!.. Смрад и смута,
и сатанинские смешки…
И всхлипы скрежета слышны
над измочаленной минутой.
8. 07. 89




РУССКОЕ «АВОСЬ»

                … “авось”
                России ось
                Крути;т, верти;т,
                А кучер спит.
                П. А. Вяземский

Ежели уж не перевелось
это наше русское «авось»,
мы, небось, уж как-нибудь транзитом
просквозим над бытом-паразитом.
Поживём, пока не грянет гром
поделом — от Бога до порога…
Коли живы будем — не помрём,
а помрём — туда нам и дорога.
12. 07. 89



 * * *
Чемоданное настроение…
В никуда, говорю, в никуда
оступаются давние трения…
Отпускается борода,
приживается новое зрение,
покупается новый пиджак…
И старинные заверения
не волнуют уже никак.
11. 07. 89


ДОЛГОЖДАННАЯ РАЗЛУКА

Мы едем, едем, едем
В далёкие края…
Ну вот, я скоро еду…
Разлука — хороша,
когда она победу
сулит исподтишка,
когда она свободу
и новые глаза…
Когда, не зная броду,
плюёшь на тормоза…
22. 07. 89


 * * *
Потей и пой, кляня жару и веси,
убожество старушек и ****ей:
безвременье дорожное подвесит
за шкирку — над плутанием путей…
Покуривая около сортира,
подглядывай смирение полей…
В купейном панибратстве бригадира
пей и закусывай, закусывай и пей.
15. 08. 89


 * * *
Нету мне ни курлыка, ни клика
из осенней осиновой мглы…
Не вяжу я ни лыка, ни лика —
обживаю чужие углы.
Отживаю в духмане мазута
чьи-то чёрные очи, — пока
веселится дорожная смута
и висят над башкой облака…
15. 08. 89


 * * *
Какие чудеса?! Помилуйте… Осталось,
как и допрежь, трава, да-да, и облака,
тщета и пустота, и ранняя усталость,
мышиная тоска забитого «совка».
Шинельного сукна родимые ошмётки
запутались в  ногах, и шагу не шагнуть…
Поэтому — глотнуть ветхозаветной водки,
на — от родимой плётки — отметины подуть…
7. 08. 91


 * * *
Г. И. Куницыну


Я понял механику чисел простых
и жёлтую глину молчанья,
иссохших пустынь обезвоженный стих,
и влажных простынь одичанье.
Я слушал глухое дыханье пустот,
стенания света и тьмы,
я видел приход и расход,
и лягу за это костьми.
2. 10. 91


 * * *
В дерюжном тряпье, бородат,
я выйду из адовых врат,
покинутый крысами град
за спиной оставляя…
И тихо туда побреду,
где с долгой пустыней в ладу,
я буду глядеть в глубину
небесного свода…
2. 12. 91


ОГНЕУПОРНАЯ КУПИНА

И вот язык скукожился и стих,
вотще увяли славные оливы,
и сном забылся выморочный стих…
Но что-то шепчет глас неодолимый…
Горит Неопалимая Купи;на…
Но голос крови глух и безголос,
и слух мой паутиною зарос,
и немота моя неискупима.
8. 01. 92



 * * *
Всё изжито, избыто, изрыто
и сверзается в тартарары…
Но, устав упираться в корыто,
прозреваю другие дары:
через драные дыры в кулисах,
сквозь тибетские горы муры
вижу край задремавшей Алисы
и эдемского рая миры.
8. 06. 94


 * * *
Пока дымится эта сигарета,
я жив ещё с высокой смертью рядом
и клубы дыма призрачным парадом
всплывают надо мной — анахоретом.
Хоть я похерен собственным народом,
зато храним землёй неизречённой
и продырявлен горлом закопчённым,
чтоб рокотать глаголом сумасбродным.
1. 08. 94


СТРУКТУРА ТАБУРЕТКИ

Табуретки чистый облик
гармоничен и глубок:
безобиден, словно облак,
безобыден, словно Бог.
Просто быть на белом свете!
Остальное — трын-трава:
ей всего милее эти
табуретные права.
13. 09. 96


ЧАША ГРААЛЯ

Христовою кровью наполнена чаша.
Молочные реки неспешно текут.
И в воздухе сладком колеблется наша
нелепая каша сомнений и пут.
Пророки и ангелы нас разыграли,
когда даровали златые мечты:
не надо мне рая, не надо Грааля
и даже любви мне не надо почти…
14. 09. 96




ЧАША СУДЬБЫ

На перепутье трёх дорог
стою я в разраздольном поле —
забыт, изломан, хромоног, —
зато исполнен доброй воли.
Одна дорога — в небеса,
другая — в горе Преисподни,
а третья — в горы и леса,
где спят апостолы Господни…
22. 10. 96


СОМ

Нам не позволено забыть, что мы давно забыли.
Клубятся каменные сны, колеблемые сном.
Молчат слепые идолы под слоем лунной пыли:
им всё едино — ржа и золото, Акрополь и Содом.

Плывут слепые корабли — куда не знают сами,
плывут лишь потому они, что так заведено…
И осовелый, сонный сом с огромными усами
устало опускается на илистое дно.
1993


 * * *

Я жизнь люблю и умереть боюсь…
Арс. Тарковский


Я жизнь люблю, но сдохнуть не боюсь
и мёртвой хваткой вовсе не держусь
за ваши удовольствия земные…
Поползновенья у меня — иные.
Ещё, Бог даст, чего-нибудь сварганю…
и всё приму… и сдохну… и за гранью
добра и зла я буду славно гнить, —
чтоб больше никогда уже не быть.
7. 03. 97


 * * *
Я родился в бараке,
я родился впотьмах,
сотни лет обретался
в провинциях пыльных…
С этой пылью смешался
мой горестный прах —
и развеялся голос
в пустых говорильнях…
1997


 * * *
А завтра будет пятница…
Засну порожняком —
и с верхотуры скатится
тяжёлый снежный ком.
Перелицую термины
сокровищами сна, —
и будет жизнь, наверное,
от смерти спасена.
1997


11 ФЕВРАЛЯ 1998 ГОДА

Пахнуло прелью на дворе,
вздохнуло синью небо,
и снег, что выпал в январе,
обмяк, объятый негой,
апрельской негою объят…
Хоть февраля блокада
ещё потреплет нас подряд
аж целых две декады.
11. 02. 98


НЛО

За то, что неопознан
и улетел опять,
его ещё не поздно
дождаться, опознать…
Домысливать и верить,
не верить… И опять —
немые взоры вперить
в заоблачную падь.
1997


ТАРАКАНЫ

Любовь уйдёт, обманет страсть, но лишена обмана
Волшебная структура таракана.
Н. Олейников


Мои тараканы привыкли ко мне,
и я к тараканам привык:
мы мирные, мы безобидны вполне,
хотя и способны на взбрык.
Ещё не слабо; нам сплясать гопака
и отнасекомить канкан:
на свете везения много пока,
присущего нам, дуракам.
1998


ОДУВАНЧИКИ

Одуванчики, одуванчики —
полевые пушистые зайчики…
Вы куда меня, милые, кличете,
расточая, линяючи, личики?
Не туда ли, где, словно кузнечики,
беспечально живут человечики,
не туда ли, туда, за околицу,
где крапивою заросли колятся?..
1999


ВЕСЕННЯЯ СОБАКА

Как хорошо весною быть собакой —
дремать и слушать птичью суету,
врага уже не видеть в кошке всякой
и влажным носом чуять красоту;
глаза прищурить, пьяно развалиться…
Виляя, как бы нехотя, хвостом,
припомнить кость, в духмяную землицу
зарытую намедни под кустом…
1980


ГАЗОН

Правильный, ровный и чинный газон
грезит: пройдёт по нему фармазон,
некий мамай — и, устроив гульбу,
разнообразит скупую судьбу;
внёс бы какой-нибудь переполох
непредсказуемый чертополох,
и развлекла бы немного субретка —
какая-нибудь сурепка.
1998


 * * *
Чем черёмуха белее,
лилове;е иван-чай,
тем и горе веселее
и вольготнее печаль.
Где земля моя покато
устремляется в поля,
там и счастье диковато,
и погибель весела.
1998



 * * *
Чем смиренней подорожник
и духмянее полынь,
тем сильнее и дороже
плен холмов и лень долин.
Чем коварнее крапива
и задиристей репей,
тем роднее некрикливый
голос родины моей.
1998


 * * *
Каверзный цикорий,
скромный клеверок —
это мне лекторий,
это мне урок.
За меня, собрата,
все они гурьбой —
одуванчик, мята,
кашка, зверобой.
1998




СИРЕНЬ ПОКУДА ЗЕЛЕНА

Пожухла пижма, ежевика
аж побурела, тополя
уж облетают… Поживи-ка
в лучах последнего тепла.
Забудь химеры заверений,
столпотворение вранья,
внимая зелени сирени
и бодрым воплям воронья.
1998


ЖУК

Без конца восторгая и муча,
жизнь готовит железный крюк…
Я — наивный, циничный, дремучий
и затерянный в дебрях жук.
В лабиринтах ползучих империй
заблуждался и землю рыл…
А под панцирем прячу потери
и огрызки железных крыл.
1998


БАБОЧКА

Что взять с неё, казалось бы, такой, —
порхает — невесома, безобидна…
О бабочка, тебе такой покой,
такой покой потворствует, что стыдно,
ах, стыдно нам роптать, ей-богу,
что мы дряхлеем понемногу,
что на нас поставят ГОСТ
и отправят на погост.
1998


ПАУК

Паук — робинзон угловых средоточий,
ночной партизан притязаний Луны —
тончайшими нитями древние очи
плетёт, вызволяет без лишней возни.
А после ему предстоит на приколе
стоять, ожидая удачи с небес,
терпению цепкому вторя и воле,
и воле надежды, которой в обрез…
2000



ГУСИ

Гуси гагачат, курлычат,
чуя грядущую хмарь,
чая гремучих различий,
коими беден февраль.
Топчатся возле сарая,
глядя в небесную синь, —
ставшею грёзою рая
ангелам этим босым.
21. 02. 01


* * *
Он плыл во сне на корабле неведомо куда,
а в трюме хлюпала вода, искрили провода;
движок заглох, а паруса, как бедная душа,
истлев, не стоили давно ни цента, ни шиша:
с больным безумием в башке их жалкие клочки
пытался он связать, сплести, но жуткие тычки
безумной качки все труды стирали в порошок…
Тут я проснулся, сел за стол и записал стишок.
11. 02. 02



* * *
Летели туманные мотоциклисты
сквозь проволочек молочную взвесь,
отчаянно, как цирковые артисты,
в историю всё норовили пролезть,
вбуравиться в небо, в туман затесаться
и в нём затеряться, себя распластать…
Ох, лучше бы этой земли не касаться —
и так разогнаться, чтоб смерти не знать!
26. 11. 03


ПРЕДВЕСЕННЕЕ

Спивает песнь военну снегирёк,
а имярек, дубрав широкошумных
ловя дыхание, берёт под козырёк
и покидает стан благоразумных:
и, безрассудно вторя деревам,
нагуливает солнечные соки,
чтобы потом ходить по головам,
по дням и пням, чьи сроки невысоки.
11. 03. 04


 * * *
Простить, принять все умыслы и толки…
Иголки, ёлки-палки в пах, под дых
не перебьют и сотой доли долгих
краеугольных радостей простых.
Шевелятся неслышно и несложно
земли моей молекулы-пласты,
пока поёт булыжник придорожный
во все концы последнее прости.
11. 08. 04


АТЛАНТИДА

Знакомый орёлик явил из тумана
забытую песню высоких темнот,
которую солнце, как нож из кармана,
вдруг выхватит рьяно и в сердце пырнёт.
И всё зацветёт, расплывётся в улыбке,
в пучину безвременья плавно сойдёт,
где вольно пасётся искомая рыбка
и мировую улыбку пасёт.
29. 06. 05


 * * *
Беги, твержу себе, красивых формул,
они тебя обманут ни за грош:
наверх восходят гордо Рэм и Ромул,
не прозревая будущего дрожь.
Мотивы наши тусклы и туманны,
а музыка сумбура всё слышней…
От красоты полшага до обмана,
и чем она яснее, тем страшней…
30. 04. 05



 * * *
Стелется тихо и вкрадчиво
тайная скоропись дум…
Вера, что нами утрачена,
стынет под ветром фортун.
Доля, что нами порушена,
клонится долу вотще,
тонет надежда-отдушина,
аки лаврушка в борще.
14. 09. 05


SOS

Кровь по жилам бежала, бежала,
а река по равнине текла —
никого ни за что не держала,
никого никуда не звала.
Никому никаким ни глаголом
не суметь обратить её вспять
и отнять это право у Бога —
наши спящие души спасать.
30. 12. 08