In Extremo. ,
Витает по рамам и липнет к стеклице,
Моргая под стать усталым тем лицам,
Что в тень комнатушки забились давно.
И воздух тяжелый, и тьма по кругам,
Клубится в тени рьяной вьюге зимою,
И я опустилась к усталым ногам,
Колени прижав, над чашкой, в покое.
Фруктовая дымка в ладонь жарко бьет,
Под слабой рукой затихла грушовка —
Румяным бочком к теплой коже прильнув,
Толкая под сон: «Припомни минуты...»
Уткнувшись в колени, зажмурив глаза,
Послушав шум ветра и цокот снежинок —
Заснула сама, одиноко сопя,
Под запахом чая, под яблочной клинкой...
«Шумит вдалеке речушка, как змейка,
Сбивая брюзгливый песок с бережка,
Позволив ему нестись по течению,
Нося за собой, крутя, не щадя.
Глубинка в прибрежье извилась под ивой,
Раскинула тень под своею листвой,
Рассыпала блажь, смотря на загривок,
Вдаль гнущейся быстрой, искрометной рекой.
И я там была. Сидела у корня,
Рукою касаясь прохлады песка,
Лаская шершавую кожу у древка,
Зарыв влагу слез в глубинках себя.
Мне вспомнилось все: и жарница от солнца,
Которая грела под нами песок,
И веточки ивы, стегая по ветру,
Но к нами прикасаясь так нежно, любя.
И сразу же вслед обращались закаты —
Луна вслед светила, хладя по песку,
И ветер затихший в ночи между нами,
Пуская лишь легкий шумок ручейка...
Но все это пресно...осталось за нами,
Лишь только слова вытекали мне в память,
Рисуя слова, мед уст и свеченье,
Глаза в темноте, тепло косновений.
Сейчас теплота пляшет радостный танец,
Плекает вокруг холодящихся вод,
Обходит сторонками иву, и в память,
Забыв про меня, отпустив в небосвод.
Ведь правда: что я, для огромного солнца?
Одна лишь песчинка: бела или нет,
Теперь оставалось лишь в тени хранится,
Слова вспоминая, упав в песок ниц.»
Ударил снежок по окну шумным вздохом,
Противно разрезав душистую гладь —
Я дернулась тихо, ошпарила руку,
И снова в тиши, задышала сама.
Сон тот отходил далеко и надолго,
Крупицами памяти в душе осев — Остался лишь сон, пряный дух на пригорке,
И вьюга, и чай, и портрет на стене...
© Cezei. 17.11.11.
Свидетельство о публикации №111122507769