Посвящение Святой Блаженной Любови Рязанской

Из цикла "Русская Голгофа"

ПОСВЯЩЕНИЕ СВЯТОЙ БЛАЖЕННОЙ
ЮРДИВОЙ ЛЮБОВИ РЯЗАНСКОЙ

                Ангелом подражавшая в земном житии своем,
                еще от купели Любовию наречена бе, и сию
                добродетель измлада стяжавши, безумием мним
                безумие мира презрела еси, темже призри на молитвы с лю-
                бовию глаголящих тебе сице…

                Из Акафиста Святой Блаженной
                Любови Рязанской.

Где колбас и бананов свисают вязанки,
Где торговые точки сдаются внаем,
О блаженной юродивой - Любе Рязанской,
Сквозь толпу пробираясь, безмолвно споем.

Что с тобою, душа? Где б ты ночь ни летала –
Или ползала, - утром проснемся вдвоем…
В старом парке, почти за четыре квартала
От жилья моего, затвердел водоем.

Там – лыжня поутру. И рыбачьи тулупы.
И – сверхсрочницей зимней – над ними луна…
Эти лунки во льду, как внезапные лупы,
Фокусируют блики до самого дна.

Скромный Стикс мой… А далее – шумная трасса,
И над нею – сгущенное Время течет.
Здравствуй, Лета моя… Было лето прекрасно, -
А теперь предстоит дать за это отчет.

Через Стикс мой и Лету, сквозь Смертную Реку
И сквозь Реку Иную, забвенье круша,
Мы прорвемся, найдя временные прорехи,
Моя верная, злая, воронья душа!

Лёд облегчит наш путь: очень вовремя стужа
Посетила резной и не резвый наш град…
А за нами – воронами – призраки кружат
Не дошедших, - но не повернувших назад!

О упрямцы, уродцы! Какие каверны
Вас исторгли обратно – в родимый удел?
И земной мой отец – тоже с вами, наверно?
Был он грешник… Хоть крест напоследок надел.

Я так долго живу… Я изранила рифмы, -
То на службу пора, то – растила детей…
Жизнь – попытка понять и загнать в алгоритмы
Всю неисповедимость Господних путей.

Черной гущей и дымом себя отравляла,
Уложив-укачав свою кровь, свою плоть…
Я земного отца в долгий путь отправляла, -
И к Небесному – в Дом постучаться пришлось.

Малолюдно, тепло… У икон настоялась, -
Чтоб радушно Господь всех заблудших встречал…
Первый раз наша Встреча тогда состоялась:
В честь Любови Рязанской акафист звучал.

Восемь лет тому скоро… Потомство взрастила.
От израненных рифм не иссяк кровосток…
Восемь лет с той зимы, как впервые открыла
Жития её тихого тонкий листок.

И пока вся страна ягодицы лизала
Примадонне, Мамоне, Златому Тельцу, -
На Скорбященском Любушка тихо лежала
Средь черниц… Проводницей к Господню Крыльцу.

Как в юродстве бродила она, - сквозь и мимо…
Что кричала в безмолвии долгих ночей?
Как умела молчать о бесценном и милом,
Как умела молиться за всех палачей!

Не в Крыму… Зимы ранни в широтах рязанских…
Каково ей тащить и суму, и тюрьму?
Скорбной плотью юродской – ко всем наизнанку,
И душой наизнанку – к Тебе одному?

Что еще Тебе нужно? На улице – стужа…
Видишь, Отче: навстречу погоде любой
С граем – вверх серогрудые стаи закружат…
И юродивой - по миру бродит Любовь!

Каково ей – сквозь строй? Каково Тебе – сверху
Наблюдать этот медленный, верный полет?
Ты-то знаешь наверное: будет бессмертье, -
А она-то – пока-то еще доползет

До конца… До крыльца… Чтобы ключницей честной,
От юродских трудов не скопив ни гроша,
Воссиять светом вечным зари невечерней?
… Неужели, дошли мы, воронья душа?

Неужели, успели? Сквозь дыры и щели, -
У сгущенного Времени вырвав тоннель, -
Неужели, мы все же, почти что - у цели?
Не оглянемся, - тише… У всех – своя цель!

Вы, упрямцы-уродцы мои, серогрудой
Прикрываясь волной, отрезая мне путь
К отступленью, - окончились ваши Бермуды!
Может, станет полегче и вам – хоть чуть-чуть…

И воронкою – с неба, а в небо – пизанской
Башней взмоет родное мое вороньё…
Я к часовне Блаженной Любови Рязанской
Приношу покаянно юродство своё.