в давние, давние времена

В давние, давние времена на полях вольной и ещё необузданной Стихиры, бродил, рассказывают старожилы, читатель, и ничего-то он сам не писал, кроме рецензий, а читал только и трогательно восхищался, всем, что полюбил. Когда список его избранных авторов перевалил через тысячу, он отравился стишами, его тошнило и он три дня и три ночи подряд говорил одними нетрадиционными рифмами в рваных экспериментальных ритмах. Хотел он бросить читать стиши навсегда, но с ним произошла ломка, и он снова побрёл печально по беспросветным уже полям, где одни только авторы сидели и поджидали его со своим новым ещё неопробованным стишом. Так он и ходил от одного грустного домика к другому, читая, читая всех честно и неуклонно.
Друзья, братья и сёстры, матери и отцы, Овцы и Волки, Муравьи и Пчёлки, Мимолётности и Неизгладимости, Смиренности и Въедливости и просто Иванов Иван Иваныч, обращаюсь к вам с просьбой, если к вам однажды попадёт этот прекраснодуший чудо читатель, сообщите его родным, потому, что он, вероятно, потерял память. Выявление читателя осложняется тем, что он ассоциирует себя с кем-либо из авторов, при этом автором не являясь, и пишет полную лабуду, простите, вещи не имеющие не только никакой литературной ценности, но попросту совершенно неграмотные.
Отличить его от обычного неграмотного автора просто, когда ему кричишь - кровь, он не отзывается паролем - любовь, свекровь, морковь, а по лбу, вновь, снов, бровь, псовь-е, отлов, будь здоров, стадо козлов, нет основ, и так далее. Он хмурится и, скорбно откашлявшись, говорит - на понт не возьмёшь.
Если вы его встретите, пожалуйста, не останьтесь в стороне, по нему скучают жена и его кошка Машка, детей, полагаю к счастью, у него нет.