Майский вечер

Майский вечер засыпал в темноте двора. Через открытое окно влетало весеннее блаженство.   А мы уткнулись в конспекты. Мы – это я, Серёга и Борька.

   Вторая сессия. Мне и Сергею по 19, а Борис  старый, ему 24. Повезло мне с ребятами,  чувствую людей. Сергей не по годам серьёзный, упорный, а Борис отслужил в армии, что-то смыслит в самостоятельной жизни.

  С ним, в первый месяц совместного проживания,  был у меня небольшой конфликт.
Я проявлял слайды для дискотек,  приработок к стипендии, на моей тумбочке бутылки с растворами. Какая - то простенькая ссора, а Борька, по армейской привычке, называет меня салабоном и, что - то вроде угрозы.

  До физического у него бы не дошло, но сам факт угрозы меня возмутил. Посмотрел ему в глаза, показывая на крайнюю баночку: «Видишь. Это красная кровяная соль. Только пальцем тронешь, насыплю тебе в чай, и буду смотреть, как загибаешься». Говорил очень, очень спокойно, глядя в расширяющиеся зрачки. В школьные годы, кроме радиокружка, занимался в театральном кружке, видимо не напрасно. До окончания института мы с Борисом относились  друг к другу с уважением.

  Мне первому надоело зубрить: «Мужики, а не заварить ли нам «кизячку»?». Никто не возражал. « Кизяк» - это грузинский плиточный чай. Когда плитку бросаешь в трёхлитровку с закипевшей водой, то начинается бурление, получается напиток бурого цвета. От него сводит во рту, а сердце начинает трепыхаться. Добавили в чай сахара, разодрали на троих батон, теперь до утра учиться.

  Прошло полчаса. Выглянул в окно. Эх, как чудно на улице. У соседей окно тоже открыто. Там живут пятикурсники. Трое мелких, вроде меня, а четвёртый метра два ростом, да и в ширину метр. Друзья зовут его Слон, другие по имени.

  Однажды, стоял за ним в очереди  в столовой. Как раз моя голова ему по плечо, а за спиной, как за стеной. Серёга стоит сзади за мной, и шутит: «Ты ущипни его за задницу..». В голову мысли дурацкие полезли. Как подумаешь, точно сбудется: « Если бы с ним пришлось схлестнуться…. Тут и арматура не поможет. Промажешь, - убьёт с одного удара…  Опять всякая муть в голове,  опять сбудется.  Геракл  хренов, накаркаешь». 

  В окно вновь влетела  волна пьянящего воздуха.  Эх, скорей бы сессию закончить. 
Из комнаты Слона послышался или смех, или крик. Женский… Внутри тоскливо и мерзко засвербело.  По мышцам спины, ног, рук,  растекалась нервная волна. Тело пыталось раскачиваться, как  у боксёра, перед схваткой.

  Опять крик. Теперь уже отчётливо, со словами «не надо», прерванный.

  В голове уже тяжёлый туман, состояние человека, готового выпрыгнуть с нашего шестого этажа, но раздумывающего. Трудно двигающимся  языком произнёс: «Слон, наверно, девчонку привёл». Борька, как бы оправдываясь: «Может, ей нравится. Сама же пришла к ночи». Серёга нервно теребил конспект.
 
  Надо что- то делать.  Надо что- то делать. В секунды пробежал перед глазами кусок своей жизни. Топор. Топорище горячее, как кипяток. Кадык отчима, надо бить по центру горла. Опять убивал мать.  Опять не добил. Ногами, ногами, ногами…  Спит, сука. Сколько мне, девять. Не успел, стучат, алкаши пришли. Если бы успел, уехал бы  жить в колонию, а не к бабушке. Всё ты успевал, ты долго думал, как нормальный. Как тварь дрожащая, не добрая, а добренькая,  жалеющая громко, униженных и оскорблённых, а больше всех себя. Ты, гнида, за себя испугался.

    И  НИ - КО - ГО. Только тишина, и шуршащие конспекты из освещённых окон общежития.

    Серёга и Борька? Они нормальные, первыми не пойдут. Потом… помогут.

  Из окна снова крик: «Помоги…»,  прерванный  рукой, или подушкой.
Резко к окну. Первые слова, словно не своим голосом: « Слон, в зону захотел?». Внутри закипало. Следующее было криком: «В зоне насильников пид***сят! Я первый свидетелем буду!».

  Из окон стали выглядывать. Выглянула и туша Слона: «Ты что, козявка, пи**ы захотел?».

           Но я уже летел, летел над страхом. Ощущение  эйфории.

- «Это ты в зоне  пи***й будешь, г****н  штопанный. Что ты мне сделаешь? Убьёшь – сядешь. А если не убьёшь…» - из меня вылился ненормальный смех, смех психически сдвинутого человека. Продолжая, я медленно смаковал слова: «До твоей морды я не дотянусь, но, но… Если я тебе пику в печень, ты от боли наклонишься. Я тебе выколю глаза и отрежу нос».
 
  Трудно было понять, где я нормальный, где театральные навыки, а где включена вшиза.  У него в зрачках был страх. Видимо, такая ситуация впервые, растерялся. 
В комнате Слона громко хлопнула дверь,  ушла подруга.

  Встретил его через неделю в длинном коридоре общежития. Шли навстречу.

  Мой мозг с трудом двигал ватные ноги вперёд. От напряжения перешёл на «зэковскую» походку, когда слегка сгорбленное тело прячет подбородок, а руки в положении «нож снизу».
Слон вдруг посмотрел на часы, развернулся, и ушёл на этаж выше. Больше с ним не встречались.