Вендетта бога-2. Божий дар
Гл. 2 Божий дар
новое видение
Ой, какой странный сон, - воскликнула, проснувшись, я вспоминая что увидела закрыв глаза для сна.
В нем я шла по дороге к храму и, уже подойдя, перед входом, увидела юродивого. Он сидел, как в офисе на чем-то похожем помойку. Она была довольно странной, как будто устроенной для представления некого мирового бардака специально. Огромный глобус, разбитый на половину заменял ему кресло. Он сидел внутри этой круглой конструкции и прикрывался второй его половиной, которая опиралась на его шляпу тоже похожую на половинку глобуса. Увидев меня, он закричал:
- Я тебя давно здесь ждал. Строим по-советски, как в старые добрые времена. Ты, я и этот джентльмен мировой, за упокой страны большой.
Он похлопал по глобусу рукой. Я отрицательно покачала головой.
- Вы устроили помойку рядом с церковью, побойтесь.
- Эта помойка не моя это ж мировая судьба. Здесь и мысли, и дела изжившей власти за века. Я пытаюсь разгрести умершей нечисти седы.
Я промолвила в ответ:
- Боже мой, какой ковчег! – отвернулась и пошла:
- Нет уж постой! – кричит, - сестра. Это я твоя душа. Не хочешь пить за упокой ушедшей глупости земной. Тогда с тобой, как, новой сказки земной за единство в ней судьбой выпьем за раскат лихой. Ты ж идешь сюда за этим. Её начало и отметим. Всё стаканчиком отмерим и крутую сказку слепим.
Он налил, я как в бреду, взяла кружку и стою, отпила, кто третьим был, не поняла. А он выпил и запел странную песню. Я задержалась и прислушалась.
О, Боже мой, о, Боже мой
Плаха над моей судьбой
Но не рубите, прошу до зари,
Головы моей палачи.
Вдруг прощенье придет с высоты.
И уж кару получите вы.…
Пел он без всякого музыкального сопровождения в приличной одежде и приличным голосом до удивления хоть и представился юродивым искушения. Я решила дослушать его пенье до конца. Увидев мою заинтересованность, он стал распевать с еще большим энтузиазмом и даже пританцовывать слегка:
Попрощаться хочу я с мечтою земли,
Что возможно всем явится в лике зари.
И эшафот зари этой ждет,
Но палач все ж топор берет.
«Не торопитесь палачи,- прошу,-
Дайте испить мене святую зарю.
Как последнюю волю свою.
Я поклон ей, как жизнь подарю.
Ту, что вам нынче, вот отдаю.
И грехи перед ней отмолю".
Вот собрался народ, тоже ждет,
Когда небо зарей расцветет,
Новой жизни и новой судьбы,
Где людей не купают в крови.
Но заря не идет, не идет
И палач что-то в злобе орет.
Я взошел на эшафот, кара ждет,
И душа уж прошептала про её отлет.
И топор поднялся, и в литавры бьют,
Дайте мне на посошок страхи отойдут.
"Что ж рубите палачи, как хотите,
Голову мою заре подарите.
Я хотел бы палачи, выпить в вашу честь.
Если руки себе отрубите заре в лесть.
Грешен я, не спорю, можно и рубить?
Если голову обратно сможете пришить".
И спешит мне боже прощение спустить.
Хоть себе и не просил я кару отменить.
Вот уж ангелы, явились, и вздохнул народ.
Кара отменена, и заря в восход.
Мне срывает цепи, дав судьбе полет.
И эшафот, и эшафот
В музей отправлен, будто в гроб.
А кара, от ныне, уже навсегда
Народу, как страх вроде, как не нужна.
Да будет воля такова,
Слова, как будто чудеса,
И их спустили небеса.
Засыпан радостью цветов
Тот эшафот, что смерть мне нес.
Народ ликует и поет,
Будто смерть всех уж не ждет.
И это, как венец свобод,
Что жизнь вновь людям выдает.
С прошением, каре дан белый билет,
И как же Бог будет карать грешный свет?
Изгнание в Ад, ли спасенье от бед?
Открестится ль Мир им от крови на век?
А я себя в жертву хотел принести,
Но лишь просвистели над мной топоры.
А нет бы, прикрыли уж тело холсты,
А голову видно изгрызли бы псы.
Бесчестье, не будет ли роком земли,
Как быть с очищением от греха души?
Но бог всем прощенье дает за мечты,
В них есть оправдание горькой вины.
- Ты божьей мечтою творил беспредел,
- Палач сказал и рядом сел,
- А глупость мира не знает дел.
Где б им кровяной не вершили удел.
Будь в жизни по проще, мир весь не святой,
Не грусти по каре, топор все ж будет твой.
Наживешь не мало, ещё себе врагов
И получишь к гробу множество долгов.
Мир без тюрем, виселиц сделать тяжело,
Плюнь на эту муку и живи легко.
И топор не будет плакать по тебе,
Если молчать будешь о святой заре.
* * *
Дослушав его пение и получив некое удовольствие от выступления, я бросила в его шапку подаяние и направилась к дверям церкви. Он поклонился, улыбаясь, я пошла, удивляясь не только его явлением но и его песней и его мусорным поселением.
Отойдя, подумала, что этот юродивый мне чем-то напоминает моего читателя – критика моего, что из компьютера выходил и сову для сна из камня мне сотворил.
- Иди, иди, моя хорошая, ищи явления божьего и бойся явления из ада темного. Я знаю, зачем ты пришла. В муках будешь сказ рожать и еще вернешься ко мене, помогу, – помахав рукой, промолвил он в напутствии поиску моему. В это же мгновенье его голова вместе со шляпой запрокинулась, будто отрезанная мечом палача за плечи. При этом она дико смеялась и звоном в выси отражалась. На пустом месте над плечами появилась сказочная птичка сова и, прощебетав, стала летать, вокруг него кружа. Он хлопал в ладоши, будто хотел отпугнуть её, чтоб она поднялась и отлетела от него. Она всё-таки снова села на отрезанное место на плечи. Хлопнув по ней сверху, он будто забил её в себя и поставил голову на место где она была.
Я, от увиденного, стала креститься, для чего думая сова снова решила явиться?
- Не призрак ли это странной вести, появился передо мною в этом видении, - сказала я себе. Видение исчезло.
Однако голос этого юродивого видения, что помогало мне писать пролог и предлагало переспать с совой, просило помолиться, прежде чем взяться за сюжет сказки своей.
Зайдя в храм, я встала перед распятием и молилась, пока не явилось мне, как будто живое явление Бога. Я не сразу поняла, то ли это божий посланник, то ли сам Бог и весь в голубой, голубой накидке, как ясное небо над головой.
- Что тебе надобно? – спрашивает он. - По какой нужде меня вымолила? - Отвечаю:
- Дай Боже мне сюжет, для всеобщего чтива и вразумления, всесильных сего мира. Чтоб мир не утонул в крови, мне порку словом подскажи. Пусть она будет карой небесной и не карой злой, а карой с сказочной бедой. Видится мне, на земле Трон, мухи боблухи на нем сидят и что-то всё о наживе твердят. Грызут меня по ночам, нет спокойствия очам. А вся элита мира одними глупцами набита, как селедкой тухлой бочка, где же разума замочка. Святым делом их не мочишь, что от мира вони хочешь? Ловят элиты промежностью мозговой мух и пухнут головой. Мухи боблухи наседают и в дерме демократии жир наедают и это делом называют. Хочу я боже трахнуть глупую власть, мухотрон наживы надо под контроль ума взять. Как мне трахнуть их шутя цивилизацией иронического добра?
- Ну и словечки у тебя, - возмутился он. – Я их даже не понимаю. Ты ненавидишь власть земную, наживе, служащей в слепую? А трахнуть, это значить полюбить, а ли как? С властью шутки не пустяк. Если трахнуть без греха, душою, то я только за. От любви душой дала не могут быть хулой для зла. Любить добро, равно себя, на здоровье, нет греха, и конечно сколько хочешь, горя точно не схлопочешь. Любая власть считают божья, ну а талант небес подворье и туда тебе и дорога с молитвою, крестись от беса. Если трахнуть, как убить, лучше к дьяволу сходить.
- Истина твоя учитель, ей поклоняются и талант и власть – правитель. У таланта и власти один знаменатель должен быть - телу с душою в мире жить. Может сказкой мне здесь пошутить? Талант, как зеркало души, чтобы жизнь к святости вести, но порой и творец тризны, за правду добра, если кривдой жизнь была. Потому есть божий глас к поклонению на заказ без зависти к власти Бобла, для социального добра.
- Может так, может иначе как. На что намекаешь порой сама не понимаешь. Боблохан это дьявольский пан, а божий это соцсултан. Вот кто кого должен больше любить, кто кому должен служить, уже не понимаю, хоть богом себя считаю. Талант и власть всё одно, потому как с дьяволом играют и меня не забывают. Желаю от политики им откреститься и с моралью по поститься. Сомненья стали одолевать, меня зло и добро стал путать я. Трудно быть Богом, не даря любви и трудно оставаться человеком, не идя к истине пути. Чем тебе помочь даже не знаю, хочешь стихами по развлекаю.
Я стала с интересом слушать, а он с задумчивыми паузами, по памяти, сначала стал читать, а потом немного помявшись подошел к арфе и запел во всю, дав волю голосу своему:
Мне кажется порою я не бог,
И грешный мир такой создать не мог.
Ныне жизнь на земли продолжаю не я,
Эта роль стихии света мной дана.
будто Солнце для всех уже бог?
Я и сам засветиться бы мог.
И хочу, чтоб светилась земля,
Добротой над галактикой зла.
Все вы дети солнца. света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Жизнь, есть сотворение солнечного дня,
Силой этой Божьей вертится земля.
Но снится мне будто бы солнце во льду
Солнце во льду, как беда наяву.
Верить сну я ни как не хочу
И новое солнце в потемках творю.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Без него вы конечно ни что
Вы в яви и нави потомки его.
Радость не живет в миру теней,
За светитесь солнцем сами поскорей.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Я из земли солнце сделать готов
Сколько для этого нужно трудов?
И ты мечтай гореть лучами света.
Моя великая и добрая планета.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа
От звезды до звезды
Сотворение земли
Путь благого понимания
Цель земного созидания.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа
Земля ты добром, наконец, за светись,
Центром вселенной планетам явись.
Пусть пуповиной привяжется к вам
Жизнь, что как свет подарите мирам.
* * *
- Я разочаровалась в вас Боже. Это Вы или не Вы? Почему к единой вере всех не можете привести? Создаете сначала межрелигиозный совет земли и единения творите свет да так чтобы вера не на подаяниях жила, а манной дары творила за совершенство души и мира.
- Ну, вот и ты сомневаться во мне стала. Чтоб сомненья исчезли, я тебе подарю как до сна святой камень прозрения и творческого сотворения. Он тебе поможет
в твоем творчестве. Я нынче на земле ничего не творю, более всего за моралью слежу. Дело в том, что творчество и жизнь всегда во власти двух стихий - зла и добра. Чтобы ощутить добро, надо познать и зло, потому этот камень сохраняет всегда цвета два. Истины и глупости, добра и зла. Они завсегда соавторы любого творца. Не все это во власти Бога, есть и дьявола тревога. Погреешь, погладишь руками камень он, и заговорит, и помощников сотворит. И будет он твоим слугой, и светом души твоей, творческим вестником истины и озарением с ангельским спасением. Гласом моим будет он, и в красоте восславит трон, твоих желаний, мук, надежд, с призванием мира под венец. Мудрости и свободы тебе во всем на земле. И пусть будет он тебе прозрением, во благо и не осуждением твоего мечтало, ведь оно основа таланта, как держащего жизнь атланта. – Бог изрек это и, задумавшись замолчал, раздумывая над сказанным, помолчав продолжил: -Этот камень освободит душу твою от творения глупого, страха и не допустит хулу. Да не идти тебе пламенным путём изгоев и не знать творческих покоев. Поклонников тебе и сторонников. Истина, истина всегда без страха, но в муках тебе будет дана, как родное дитя. Сомнения будут спутниками твоими, но ты иди и иди к истине путями утверждения любви. Не бичуй себя стеснением любви, ради этого и пиши. Пусть бело-черная птица царь семья, вылетевшая из этого камня, станет для тебя светлым веры и надежды послом, а божьи крылья её покрова станут твоим пером. Нирвана губ, мыслей слов, когда железными объятьями снов будет ласкать тебя славы бедой, или дьявольской богатства сумой, потребуй к ответу совести своей, и не думай, что слишком дорогой ценой достанется сюжет творения твой. Таков мой совет.
- Да у меня, когда я в сказке о виденье мира писала, такой же камень поцелуем мудрости совы, спутник мечты обещал мне сюжетной мудрости сны, а теперь уже вас мне являет и тоже самое от вас желает будто и ныне меня в вашем виде сопровождает.
Он спорить с ней не стал, лишь далее пожелания изрекал.
- Мир твоей душе! Верь, помни и чти. Я твоя надежда и вера! Святого желанья, сладости и надежды, для жизни, сказки и песни. Пиши, приходи не забывай, я почиваю в рай.
С этими словами явление Бога исчезло.
Я оглянулась и увидела что стою уже не в церкви и в алтаре, а в своем рабочем кабинете при столе. Села и заметила, что возле ноутбука лежит новый двухцветный камень. «Наверно и новая сова снова удивит меня» в раздумье промолвила я. Осторожно протянула руку и погладила его по границе двух цветов. Камень засветился светлой стороной и заговорил голосом Бога, как будто возвращался к тому разговору, воспоминание которого навевало желание к спору:
- Вот ты наговорила с богом разного здесь, что-то требует протест. Однако у камина твоей души, в томлениях над сказкой судьбы земли, может согреется любая душа, надеждой не шутя. К кручинушке своей ты жди гонца. Не печалься зря, истина сюжета найдет тебя. Верь, мировой заботой всегда, удручена и вся божья семья.
Он говорил, говорил и я вдруг заметила, что рядом стоящий мой ноутбук вдруг ни с того, ни с сего засветился экраном. На нем я увидела отражение этого, лежащего рядом говорящего камня, подаренного Богом.
- Во дела, - удивилась я, и увидела, как к этому камню подошел тот самый юродивый, с которым встретилась, перед входом в церковь. На этот раз он бесцеремонно извлек свою голову из-под мышки, которую придерживал одной рукой. Она рассмеялась, будто палачом не отрубалась. Он прихлопнул снизу по подбородку рот рукой, чтоб он молчал. Сразу хотел сесть на камень, но подумав, сел рядом, положив на него свою руку. Усмехнувшись, промолвил:
- Ну, вот вновь встретился с тобой, уже в сказке твоей, я твой юродивый призрак с горькою судьбой, и, правдой жизни сказки твоей, и уже в ней, как для подсказки. Не рада встрече, сожалею, но я над сюжетом в ней уже потею. Потом осмотревшись, тяжело вздохнул и запел:
Кушай тюрю Яша.
Шепчет моя чаша.
Сахарку в ней нету
Почитай газету.
В них богатству сладка лесть
И любви свободной честь.
Я голоден. О, Бог прости,
Мене совсем не до любви.
Горько с грешными тужить,
И с богатством не дружить.
Дай мне хлеба, а потом,
Буду думать о другом.
Нету масла, суп из дули, похлебка за гроши.
Выпил горькую, простите, во спасение души.
Боги духа, боги духа,
Где же ты косынка чуда?
Туго, туго, туго, туго.
Нищета судьбы подпруга.
Зажимает, зажимает,
Жизнь в нужде тихонько тает.
Из газет мои обеды,
А чай из болтовни.
Вижу я в наживе беды
Для юродивой судьбы.
Супи, супи, супи,
Похлебка и харчи,
Покушаем, попьем,
Будем сыты все, споем.
Стучит голод по костям,
Я пою, за грош людям.
Дайте милости певцам,
Истин ищущим гонцам.
Жизнь все деньги, деньги, деньги.
Голод, холод нет и стенки,
Но не всегда они нужны,
Для юродивой души.
Сплю на лавочке порой
И нужда мой рок родной.
Туго, туго, туго, туго,
Голод тянет, как подпруга.
Голод, холод, нищета,
Дремлет с нею простота.
Жизнь цветет, в наживе худа,
Где же ты косынка чуда?
Накорми и обогрей,
Или смерти дай скорей.
Эй, погонщик, любви от нужды,
Развернись и народ накорми.
Чтоб он голода плоти не знал,
В созидание счастье искал.
Ну, лошадка жизни, гей!
Скинь хомут нужды скорей
И гони, гони туда,
Где в плотской страсти все ровня.
И только в счастье созидания
Готовы знать не равноправия.
* * *
- Ну что ты стихотворную икру мечешь, с испуга, али как? Слово же, это не пустяк и восстанови голову на своих плечах. Опять белены объелся или с Дьяволом спелся? – Возмутился вдруг юродивому, камень голосом Бога. - Раньше мне советы слал. Дьявол видно подбивал? Лучше бы я тебя не видел. Извини, если обидел.
Тут в ответ себе услышал:
- Зря ты боже на меня пургу гонишь не шутя. Блаженный я и по судьбе с солью слёз на целый воз. Пью и сам себя караю, за грехи себя прощаю. Как и ты, и точно знаю то, что болячки всего мира для прошения собираю, за что от них порой страдаю. Мир, к спасенью призываю, твоим гласом всех венчаю.
Я с тобою, как дурак все дела лишь на пятак, чтобы Дьявол не кичился, да и я не огорчился, век с тобой спасения маю, по завету - понимаю.
- Ты с Дьяволом дела порою крутишь, а твердишь, что не грешишь, честью плохо дорожишь. В этом вся твоя беда. Прошлый раз ему молился видно вовсе дурью сбился. Весь народ тебя ругает, кто плюет, кто грязь швыряет, ты же нет, не повинился, будто с дурью породнился.
- Жизнь такою мне досталась, лучшую ты обещаешь, а воз и ныне где-то там, как будто все идет к чертям. И уж совсем не знаю, куда влечу посмертно спьяну, вот и Дьяволу дань отдаю, возможно, кол или смолу с твоим прощеньем избегу, хоть надежды лишь даешь и спасеньем души рвёшь.
- Брось на Дьявола пенять, оглашенным пора стать.
- Я с ним если и играю, то тебя не забываю, прошлый раз уж в гроб ложился, пред тобою повинился, нет, к себе меня не взял, видно мучиться желал. Мне совсем не помогаешь, сам сей мукой не страдаешь? В горе горьком, как назло, тебя нет, а черт винцо мне всегда подаст легко, им утешит, байку скажет, будто душу медом смажет. И вся грусть по барабану, я всегда с ним только спьяну.
Так юродивым и стал, хоть с правдой жизни себя знал. К ней как призрак призывал. В Рай надежду дай, покаюсь, за все грехи людей земли отстрадаюсь. Мне это нужно для души, чтобы не мучилась они. С этим мне и в сказке место, пожелай, я готов в ней строить Рай помучаюсь ради творца, для счастливого конца. В свой Эдем не приглашай. Я как ты себя хочу в жертву сказке принести. Грешный мир собой унижу, из могилы явлю фигу, всем насильникам земли, во весь рост грешной души, чтобы хлопал весь погост людской боли и вражды.
- Ты ж апокалипсис устроишь, коль власть такой фигой накроешь. Опять не в меру размечтался, и глупостью своей зазнался, лучше б ей не задирался. Я ж помогал тебе всегда, не ставь себя выше меня. Я даже это тебе простил, твои желания освятил. Что ты их в жизнь не воплотил?
- Власть мечтаний забодала, она их даже не желала, а потому чертей нагнали, они меня вином спивали, чтоб все юродивым признали.
-_ А что это за мечты у тебя? - вмешалась в разговор тут я.
Юродивый посмотрел с экрана загадочно на меня.
- Так и быть объясню, не шутя, и не привру, ни гроша, для сюжета они, как для сознания угольки. Расскажу всё не шутя про себя, но поймете ль вы меня? Я же был когда-то в Думе представителем народа и советником Царя.
Сложные понятия утверждал ему. Дума тоже вроде, как властью дорожила и, с усердием своим, законы для мирян творила. Они как птицы для любви вроде как в вере общей - религии семьи - любви всем счастье обещали, но своей зависимости от его и народа не создавали и законы их мертвым звоном были. Народ требовал явления отказов, от частых денег и наживы, во имя чести доли от народной воли, до власти и любви.
Как представители народа, от кромки разума "всеслова", как демократии сыны одни хотели сказок частной традиционной суеты, другие на народной воле по чести правовой свободы. Истины никто не знал и как рак, щука и лебедь каждый в болото своё повозку власти гнал. Народных денег никто не видел их благом социальным не считал и воли значимой от вклада в общаг народный не знавал, а только тех, кто свой карман на унижении других, властью над миром признавал. Как же народных представителей хозяином народных капиталов стать с контролем от мирян признав и эти деньги с коммерческими не мешать ни в какой сказке не сказать, за это там меня страшились признавать
Тут он уже говорить стихом стал, и спокойно напевал, как шестом баркас толкал и выстрел Сильвия по Пушкину в лоб с улыбкой ждал.
Рожденное истиной небо
Рожденное истиной небо
Грудями вскормило меня.
Природа святого создания,
Как духа святого дитя
Играет моими мечтами
Порою, меня не щадя.
Иссякни, иссякни проклятье.
Умри проказ детских беда.
Под небом святого сознания
Родился я небо любя.
И с ним во многом мы грешны,
Знать одной плоти и крови.
С тех пор я вечное дитя
И небо бушует внутри у меня.
Да я дитя, да я дитя
Святого истины огня.
От молнии любви на миг
В ликующий блаженства крик.
Явился я на этот свет,
Неся любви небес завет.
И чистоту небес храня,
Я в жертву приношу себя.
Вот боль терпением караю,
С грозою силы проверяю.
Так сливаюсь с небом вновь,
Храня стихии их любовь.
Когда прощаюсь, до свидания,
Жду вновь природы осязания.
Я и я святого духа,
Будто небо мне подруга.
И признаний жду в любви,
От него и от тоски.
* * *
А что что ты сказал до стиха напоминает тебя вдовой отставного ума, что спущено с небес но зря, корм видно вышел не в коня. Вот почему юродивым считать стали тебя. И у церковного прихода нынче песни петь, похоже только зря потеть. – Ответила я автору. – Разъясни уж до конца, в чем суть идеи твоей была. Уж очень напоминаешь ты одного читателя моего, преследующего мое сказочное письмо с самого начала его.
- Да это я, правда сказки твоя,– ответил он мне, - но не в этом беда, тебе суть моей идеи нужна? Так вот слушай, излагаю и для сюжета предлагаю.
Жили, были на земле, деньги в грешной мишуре, развлекались чаше с властью и с наживою к несчастью. От того контроль не знали, ложью горькою страдали, продукт что валом называли не реальными деньгами надували и кризисами люд венчали.
Преступность, взятки, воровство ну и прочее дерьмо меж людей, цвело и пахло, грустно было, да и страшно. Сколько лет над всем не бились, все идеи обносились, и мозоли на мозгах били в кровных пупырях, одолеть все ж не могли, так затерлись все мозги.
Я предложил на деньгах ввести, код, что на руках, чтоб зло это извести и не мылить всем мозги. Код простой отпечаток пальца людской. Получил деньги в кассе, поставил вместо росписи отпечаток свой и на всех деньгах закодирован отпечаток твой. В магазин пришел отпечаток свой в кассовый аппарат занес, он денежку твою в расчет и принял. И уже другой с твоей деньгой не купит даже хрен простой. Только официальное обращение и законное присвоение. Если я вам занимаю, то только через кассу отпечатки меняю и операцию на них определяю. Всё становится ясно, как белый день, и не наведешь тень на плетень. Что коррупцию искоренить нельзя, это всё мышиная возня, тех, кто не имеет в голове царя. Элите поговорить охота, болтовня ведь их работа, кто взятку взял, кто её дал, и кто её за что склевал. Я как сказочный Чиполино за неё пострадал, мне за неё никто ломаный грош не дал. Идею дерзкого ума боялся капитал тогда. Международный капитал её слегка потёр, помял, её на кол, меня в тюрьму. С тех пор оковы я ношу, и сказки с песнями пишу. Как панихиду по ГРОШУ. Уж очень не нравилась ему тогда сказка кодированного рубля, с такой валютой не провернешь темные дела и не сотворишь зла, в общем дали от винта.
- Где-то у истины идея твоя, – отвечаю ему я, – хотя я и сама не знаю, но руку "за" поднимаю. Тут перед сном такой же критик мне даже стих о деньгах читал к сюжету сказки видеть, что советовал во сне.
- Вот и я по его воле, могу даже стих похожий прочитать тебе.
- Я во внимание хоть и во сне.
С экрана зазвучало что будто слушала уже:
Россыпью в ночи земной
Мчатся деньги под уздой
Деньги скачут, деньги пляшут
И порою жизни значут.
И лишь в стойла наживы они
Возвращаются в банки земли.
Когда вместе с расою беды,
Они дань принесут от нужды.
Кому, кому ключи сданы,
Кто ваш хозяин кони мзды?
Под богатством всегда эти кони
В золоченой узде, от неволи.
Повязала наживой, как алчностью
С седоком не от мудрости, с жадностью.
Где ж конюшня - от бога, лошадки,
Чтоб народ был хозяин, как в сказке.
Ты ж валюта, достояние народа,
Кто лишил тебя этого рода?
Кровеносные жилы земли,
Поделили для частной нужды.
Где вы банки нам родные,
С честью нашей, как святые?
Ну и деньги в них такие,
С личным кодом, именные.
Деньги с чипом деньги с кодом,
Код доверия со сроком,
Как контрольное лицо
На народное добро.
Где же ты добрых дел валюта?
Для всего честного люда?
Чтобы собственность народа,
От эмиссии до гроба,
Покрывалом добра накрывала.
И грешить никому не давала.
Передел, беспредел, он везде,
Укротит кто его земле?
Где ты банк наш родненький,
Честный благо родненький?
Весь одетый в нац наряд,
Народу будь и сын, и брат.
Станешь так ты всем родной
И с духовности свечой.
Деньги с чипом, деньги с кодом.
Бог предложил нам с контролем.
Чтобы кто их и украл,
Чип все это рассказал.
Чтоб в кармане всем пищал
И до кассы не пускал.
Пусть болтает и болтает,
Будто всё обо всех знает.
Как наручник на руках
И как угли на кострах.
Код на деньгах все покажет,
Всю судьбу свою расскажет
И украсть будет нельзя,
Вот такие брат дела.
Пусть, горят, горят рубли
От взяток, как костра угли.
Чип их спалит, банк вернёт,
В расчет касса не возьмет.
Если деньги не чисты,
В оборот им не пройти.
Захлебнется коррупции волна
И начнется эпоха бобра.
Деньги с кодом, деньги с чипом,
От морали беса с гриппом.
Чтобы не было воров,
Как отравленных грибов.
Вот душа моя вдруг растерялась,
Денежки с кодом будут ли в радость?
Чип как сторож на валюте,
Код от пальца, как на блюде.
Отпечаток будто бритва,
Не спасет воров молитва.
Чтоб лишь на добрые дела,
Валюта в нем узду нашла.
Код отпечатка грех исключит
И обман право не получит.
Деньги с кодом, деньги чипом,
Для спасенья мира чудом.
Я бросил идею, берите
И порядок в делах наведите.
Подберите идею скорей, не томите,
Так и лучшую жизнь возродите.
Иди, идея с кодом по золотым умам,
Быть может, кто пристроит тебя к святым делам.
Живи идея - свята, живи и процветай,
Быть может только с нею мы, и построим Рай.
Чтобы не было крамольного дохода,
И планета не знала преступного сброда.
Бросьте, бросьте на алтарь, как на чай,
Не беситесь в пекле черти, проклиная Рай.
Но, ком к горлу опять подступил моему,
Мир не ищет святого не пойму почему.
Видно эта валюта дельцам не нужна,
Распинает нажива идею добра.
Как когда-то власть тело Иисуса Христа
И дымится, дымится идея творца.
На могилах идей только песни в крестах,
Лебеда словно прах на словах и делах.
Замолчали, замолчали,
Будто вовсе и не знали.
Шевели же мир мозгами,
Ах, не хлопай люд ушами.
Ведь воруют по-прежнему все,
Будто жить нам удобней в дерьме.
Развенчай же рассудок безумности дым,
Ведь костер светлой жизни, увы, не гасим.
Бляха муха, что за мука, хочется рычать,
Почему идея бога нам стала мешать?
Бог соломку подстели, хочет мир упасть,
Если в нем добра идеи будут убивать.
Холодный пот течет по коже,
Как вечна жизнь, как все похоже.
Мир не меняется. О боже!
Нажива в нем всего дороже.
- Давай не будем эту тему дальше развивать в ней не понятно, как с чего и как начать. Даже в сказке с счастьем её нельзя связать. Здесь проработка нужна, и в этом вся беда. На натуру женскую код, и счетчик не поставишь, и баб отчитываться не заставишь. Женская натура поднимется в цене, как до цены полета на Горбунке к Луне. Не знаю, не знаю, что по уму сказать, реальность моей сказки нужно в другом искать.
- По мне так все равно, сказка это иль кино, но зовет добро к движению вперед, и может ей придет черед. Если твою сказку в жизнь превратят, то в стране дураков, на поле чудес из твоих монет вырастет справедливости лес.
- Может действительно заставить Царей мира гроши Буратино в поле их надежд засевать?
Последнее время мир сомнения одолевают, и потому пускай сказки читают, а под выросшими чудо садом Рай без вражды ожидают. Если жизнь ума не дает, может сказочное яблоко упадет и к разуму приведет.
- Да идея не плоха, но вот в чем беда – услышала вдруг я голос самого Бога отца, - Он эту идею не с теми людьми перетер, вот они её и положили под запор. Я ему за неё даже нимф сделать успел, и он аллилуйю мене в благодарность спел, только вот свет в неё вдохнуть не успел. Он тетерь с дьяволом дружбу не теряет и частенько с ним пиво попивает, а нимф в шляпу шута превратил и судьбу грешника получил. Спился совсем, вот и получил юродивый удел. Святая доля, это не два притопа и прихлопа. Ты подружкой его не хочешь стать? Дьявол может, и платье греха подыскать.
- Да ладно тебе на правду жизни брехать, – возмутился мой собеседник, похлопав говорящий голосом Бога камень. - Не надо про святую честь забывать. Если соврешь, то дорого не возьмёшь и истиной нарекаешь, так и пасхальным яйцом лоб расшибешь. Лучше быть юродивым шутом, чем святым мертвецом.
- Типун тебе на язык. Ты бессовестно велик, но я тебе всё прощаю, а почему сам не знаю. Бес и сей час твоим языком правит, поэтому жизнь и не славит, воистину молвят "горбатого лишь могила исправит", а я всё бьюсь за тебя, хотя, наверно, зря?
- Правда жизни горбатой быть не может, хоть и жизнь её корёжит. Как юродивый всегда режу ею всем глаза. Я не вижу знати чин, у счастья всех слепой аршин, мой не кланяться тому, кто в лампасах, но в бреду. И ненавижу знать земную, наживе, служащей вслепую. И бездарность не люблю, их зависть бьет меня по лбу. Бьют меня всегда за это, но что сказано и спето, совестью моей раздето. Вспомни, я твердил умам, что нельзя ездить по ушам, сказками про Рай в Аду, ведь народу ни к чему с пустой суммой ждать колбасу у хозяев на пиру. Тогда они их в рынок звали и его всем воспевали , ты остался безучастным к истине ли благодатным?
В нем тобой данную землю они продали на корню. И теперь всегда война переделами грешна. Где же твой великий глас, кто исправит всё сейчас? Вижу нимф ты свой качаешь, от того камень мигает. Торговать землей не запрещаешь, свою долю в ней теряешь. А чем на манну наскребешь, обещаний народ ждет, за души святой полет. Все проспал, как рок послал, видно очень старым стал, часто спишь и всё прощаешь, в чем спасенье ожидаешь? А я, ты помнишь, убеждал, чтоб мир нуждою не страдал, ты право, как святость воспевал. Землю же люд не создавал, ты ж в право владение её миру дал, чтоб он на ней не воевал и на деньги не менял. Владение землею продавать нельзя, как почку руки и глаза. Владение есть общая нужда, что твоей волей всем дана за святые их дела, но где контроль твой на дела в них святости растет душа. Зачем я молвил, это зря?
В ответ кара не была, а только размышления мишура:
– Конечно нет, но речь твоя её преследует беда, тем что язвительна всегда. Распоряжаться с пользой дела, землей или честью народа, это воля от завета, но и им нужна цена без инфляции труда. – Соглашался вроде Бог, но понять его не мог. А юродивый меж тем встал ребром к нему совсем и его не проклиная, говорил слюну глотая:
- Я народ не осуждаю, знаю всё и с ним страдаю, гнить то с власти начинают. Торговать всем заставляют. Что посеют, то прожрут, за власть и мать с царем убьют иль за богатство продадут.
Торговал бы бес печали люд, что создал сам руками, всё по божьи, если сами, и грехов тогда б не знали, а что создал не один тому народ лишь господин. Персонам право лишь давать и своей честью отвечать. Честью за добро венчать м по ней на трон сажать. Кто её оберегал люд хвалу им создавал. Но нету права коллектива, и счастью мира не закончена картина. Как нет и собственности мира и без вражды люда сознания, как его чести и общей валюты, а не наживы господина. - Я людям так всё толковал, но люд на это наплевал, а ты святейший промолчал и меня не поддержал.
Владением то общим торговать, это же чертова напасть,всё как честь народа взять и на панели продавать, чтоб карман частный набивать. Пущено в продажу право владения в замен на пользование и управление. Как персонализировать владение, а советам власти лишь распоряжение, пока не найдено в умах решение.
Дальше стал он говорить, как будто сам себе твердить:
- О честь народа, у кого? Ныне владение на её у представителей народа если в культуре знать она ему должна подчинена. Всё продано давным-давно и былью горькой проросло. Чтоб честь по роду передать,честью владение всем должно стать. Тогда народное добро будет у каждого своё. И стучится в окно, бурей ветер истины давно. О, где ты божья приватизация взаимозависимая частная, от народной организация. И мера общего владения, как честь людского выражения, должна давать права на блага, а всё что лезет из кармана и не отрада сотворению, должно снижать права владения, свобод людского поведения. Лишь прирост общего успеха должен возвысить человека, давая статусный дисконт, как этой жизни Рубикон. В нем значимость людей творцов заменит значимость дельцов.
Где ж боже твои именные акции, святой народной приватизации, не скупаемой не меняемой и на праве людском отражаемой. Чтоб каждый стал хозяином земли и не скупали бы её дельцы. Без права перепродажи и исключения кражи, с правом наследования и божьим дарением. Земля же храм, творений Бога, для процветания людского. Я перестроить мир желал из ада наживы в право Рай, но капитал сказал прощай, и ты меня не проклинай.
Дельцы всё святое чертями распяли, скупали, сжевали и этим раздора наживку создали. И всё, что клюнуло на это и панихидой не отпето, уже после будет с солью съето и на горшках с болью отпето. Перестройки мира в Рай, опять упущена, считай.
Камень не выдержал его явления убеждений и в раздражении в высь взлетел, в ней разлетелся, и в образе уже спасителя перед ним явился. На посох опираясь задумался малость, как богохульника наказать, но передумал и решил продолжать увещевать, а не карой вразумлять.
- Чтоб как-то мир сей вразумить, ты решил издевку сотворить. На площади восстания, что Дворцовой была при создании, акт любви сотворил, власть раздел и отлюбил. Богохульство сотворил. Ряженых с неё срядил и написал лиходей на ней: «Власть ты будешь так умней впереди глупости своей.
- Власть всегда продажной была, если карману лишь служила. Я грех любовный сотворил, чтобы штык власть уж не вершил.
Преступленье в не закона, если с истиной твоей: «не убей, не карай трона». Всяка власть твердят от Бога. Откуда и кровь рекой пролита и любовь рублем забита. Хор чертей мне это пел, когда гром с небес гремел и власть просила плетки сласть, во искупление за страсть. За поругание любви, что проявляла на крови. Вот за эти грех дела, мне власть прошения не дала. Был наказан за деяние, ведь мысль поперечной что была, служила к наказанию творца.
- И интересна твоя жизнь, ни власть ценишь, ни святых, прервала диалог его уж я. - На сказку мира счастья сюжет надеть нельзя.
= Ну это как сказать, её с меня можно начать, я буду рядышком шагать и мной можешь конец венчать. Мученик – советник в ней поводырем может стать, а бог спасение создать. Расскажешь про мю беду, как капитал трепал судьбу, за мысль святую наказал.
Верь девку власти, с моделью зла я развенчал, тем себе дыбу заказал, но казнить меня не стали и лишь в темницу закатили. Там за решеткой ослепили, но доктора все, же спасли и что-то видел, и в ночи. Но долго спущенный во мрак ходил в слепых я кандалах. Чтобы не видел истин дел, таков готовился удел. Но разглядел я путы зла, слепым прозрел я до конца. И там ударил в свой там - там. И, правды жизни поводырь к стихам и сказкам приучил.
Вот тогда я стал со зла песни петь, как про себя, но запели от меня все, кто познал боль от греха.
Сей час и тебе, автор мой, прочту я стих такой.
СЛЕПОЙ
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет по земле слепой
Освещая свой путь свечой.
Ослеплен, совсем он ослеплен
Враждою народов и злобой племен.
Как Пилигрим надежд и свеча,
А вокруг него, только мгла.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Как чужой, как чужой на планете зла,
Он идет с добром, он стучит в сердца
А людям на него наплевать.
Бьются в мире они за власть.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет по земле слепой
Освещая свой путь свечой.
И зачем ему свет не поймут,
А он бродит то там, то тут.
Зачем светишь? скажи чудак.
Брось свечу, ты не видишь ни как.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет во мгле со свечой слепой
И верой путь освещает своей
О! вера прочь, да будет ночь!
Поет безумства мира дочь
И мир хоть зрячий, но слепой
Идет кровавою стезёй.
Кругом безумства карнавал
Под ним валютный тротуар
И чтобы в пропасть не упасть
Любви свечу нужно держать
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Сосватай же добро мир под венец
И поднимите по свече вы, наконец.
Стечет из сердца тьмы отчаянья свинец,
Я погашу свою свечу и света божьего отец
С небес прольет нам свет прозрения сердец.
Пусть загораются в сердцах огни,
Чтоб люди братьями назваться в нем могли.
И фонари, и фонари, любви тогда
Осветят Мир ваш от начала до конца.
Покинет всех людей вражда, исчезнет мгла
И бренный мир оставлю ваш я навсегда.
* * *
Плохо вижу с тех пор, слеп пороками зла, в чем же, в чем же мой грех и какая вина? Я же правда сама, совесть боли ума. Может в этом и есть правдолюбцев вина, то тогда пусть простит разум тот, что твердит: "Поклонитесь же богу, он спасенье сулит". Бог – любовь, а она абсолютного блага царица всегда. Я от века, надеюсь только сам на себя и прозрением заказан, от насилья дерьма. На бога надейся да сам не плошай, может удача не скажет, прощай. – Промолвил он, закончив высказывать свои измышления.
- Интересна, но горька судьба по счастью бытия, - в ответ вторила ему я. - Одна сказка за всегда счастьем кончится должна. Судьба другая ей нужна.
- Но на этом не закончилась она, – продолжил он, слегка шутя, - Это было просто горе, будто не совсем лихое. Дальше, больше и во сне, сказка иная при луне, помню приснилась как-то мне и может подойдет тебе.
- Хочу услышать сюжет любви, где бы покаялись Цари за совершенные грехи, подняв над миром трон доброты и мира, как одной семьи в общем поклоне благу души.
- Не буду обещать тебе безгрешный путь судьбы во мгле, движения к добру Земле, хотя сей крест давно на мне. Судьбу, как яви на земле, борьбы за правду, в благах душе, и без секиры на плече я вряд ли подарю тебе.
. В сказке есть правда бытия, что по жизни нашей шла. В ней намёк и осуждение, с просьбой к глупости прощенья. Я её даже описал, как валежник наломал. Погрузил его на воз и к рассудку в люд привез.
Люд читал и изумлялся, кто-то дерзко насмехался. Одни хвалили, другие ругали, третьи дурью посчитали. Кости все мои промыли, спасибо мне сказать забыли. Я работу дал умам, чтоб никто дурью не страдал. В этой сказке на всем маски, не хватает лишь разгадки.
Рукавичка, как страна в сказке той порвана была. Жили в ней простые люди, тесно было, не тужили. Диктатура тесноты им давила на мозги. Вот залез в неё медведь, о свободе стал им петь: «Я повторял, повторяю, я и буду повторять, что абсолютную свободу в рукавичке надо дать". Их обрадовал медведь, ведь попугаем стал им петь, да еще о чем, - свободе с ветерком беды в полете. Та, что за морем жила без рассудка и ума. Всех романтика подняла, рукавичка затрещала. Жильцы на это наплевали и от счастья так плясали, что рукавичку разорвали. Пели, пили и гуляли, под свободу танцевали. Растащили рукавичку, будто дури, дав отмычку, на удельные грибочки, как весенние цветочки, по карманам лишь бы даром, как удельные хорьки на родные пироги. Стало холодно всем вдруг, поселился в них испуг. Век свободы не видать бы, лишь в мороз не замерзать бы. Стали думать и гадать, как в рукавичку всех собрать. Как зашить её не знали и всё больше разрывали. Стала маленькой она и совсем для всех тесна.
С горя все как будто взвыли, что заели, что запили. Чтобы горя не видать вновь в ней стали петь, плясать, будто пир во время хлада им спасенье и отрада. Пели горе музыканты, разной масти не таланты. В ноты все не попадали, больше в барабан стучали. То народу реп чесали, то лезгинку танцевали. Под гармошки и частушки пропивали даже пушки, петухи народ будили, голоса все посадили. Только время потеряли, ночь с зарёй не отличали. Всё гребли в свои карманы, думать вовсе перестали. Рукавичку расчесали, и мех былой с неё содрали.
Кукарекни за бугром, вытащили всё в свой дом. Главный их петух танцор, как-то вылез на забор. Он на нем в бреду кричал: «Если голос потеряю, я на рельсы с честью лягу, но пропел и то, и это, будто с хреном горьким съето и, свалившись вдруг под мост, о свободе поднял тост. Мы о ней ещё споем и в могилу заберём. Крест поставили ему за пропитую судьбу. Рукавичка между тем всё ещё от бреда рвалась, дралась ими и сдавалась, где-то оптом где-то даром, с русской водкой пропивалась, то ли разными слоями, то ли разными частями. В общем, шла лихая пьянка и резня и хулиганка. Так с свободою рассталась. Стало много рукавичек очень маленьких и хилых, что рвались от горя с визгом. Музыканты с горя спились и совсем, почти взбесились. От халявы и наката понеслись в овраг разврата. Докатились, свалясь в пропасть, и квартет, хромая лошадь, от Карабаса Барабаса заказал у дяди Карло, их починку ему нраву. Зашивались они с кровью со слезами, да и болью.
Буратино дяди Карло их чинил не очень чинно. Без букваря ума большого, всё получалось очень плохо. Давал по сольдо на червей с удочкою на чертей. Он пошел с нею туда, сам не ведая куда, всех завел в страну чудес под иностранный интерес чтоб в болоте дураков ловили мудрости китов. Ловили то, не зная что, желая рыбку золотую, или щуку не простую, но Карабасу за гроши сдавали всё, что поймать могли или обратно отпускали, так как им есть не разрешали. Доверчивыми очень были, чем за свободу свою платили. А на грядках дураков, все ждали денежных плодов от закопанных долгов. Лес тем временем шумел и от глупости горел.
Карабас капитал клад, зарытый собирал и как будто спасенье от бед обещал. Буратино от радости такой и ключ отдал свой золотой. В рукавичке добрых жить на полочках сам решил. Вроде бросил и тужить, теплом даренным дорожить. Под звон закопанных монет, ждал спасения от бед. Главною куклой в хоре стал, реп со сцены всем чесал. Рукавичка вновь трещала, репом всех других пугала. Карабас капитал его часто прославлял, то вдруг руки нежно жал, то затылок страхом чесал, но, когда рукавичку добра все же купил, в ней наживе родной храм наживы сотворил. В нем с призраком обмана, как с любимою стертой дамой, свой камин растопил, так и жил не тужил, но свободу любил, и все недра, как дрова за границу свозил. Из камина его дома монетный дым всегда клубил. Через горы и моря, раздувая паруса И казалось неспроста, ведь не народного рубля, а корабля родного «я». У камина же родного в рукавичке не грустил и былым хозяевам тихо сказочки травил:
- Не плачь папа Карло, не плачь Буратино, сошью вам еще одну рукавичку не простую, а золотую.
- Только я хотел бы, чтоб была она сказкой про бычка и серого волка. Кто знает её не надо толка. - Сказал Чиполино и построил над рукавичкой теремок, так не низок не высок, но поселились в нем все опять, чтоб от зим уж не страдать. Карабас капитал у них истопником стал, тепло сохранял и их волю выполнял. Стихию свободы они подмяли и всем по делам планировать стали, чтоб, где попало, не плясали и меру свободы по делам являли.
Эта сказка моя, как совести моей слеза, её слушали власть и зыка, к кому меня грозили поместить на всегда, но опять пригрозили лишь пальцем слегка.
- Мы тебе не только глаза по выбиваем, но и рот свинцом закатаем за оскорбление медвежьей власти, чтобы не было напасти для свобод стихийной власти. Иль панихиду пропоем, чтоб не чернил ты власть пером. Клялся я отцом и богом, что явлюсь им верным догом. Призадумались они, но намекнули, кары жди.
- Я сделал вид, что уж страдаю, себе ж сказал, "власть напугаю". Не любил я демократию тайную и равноправную, видел её только, как открытую, а по делам персональную. Они же выбирали власть в слепую, деньгами через тайную проходную, а если сделать голосование открыто, на подтасовку щели будут закрыты. И открытое голосование, по избирательскому желанию, как мечом этого повеления срубит власти голову без стеснения. Сотворится Революция мировая, вот такая идея шальная от моего сознания кого-то пугала. Продажная власть сразу в штаны наложит и без крови кости сложит. У меня даже стих на эту тему появился, и кое кто за него мне благодарностью засветился. Идея говорят: «шальная, потому и не проходная», но я вам все равно, прочту этот стих на зло, хоть и не прилично оно.
СВЯТОЙ ГОНЕЦ
Святой гонец Ты ж не подлец,
Но что творишь ты молодец?
Ну что задумался? Стоишь?
Тебя ж родила неба высь.
И послала к земле гонцом,
От божьей воли молодцом.
Чтобы крутил земную ось.
Ты по-другому думать брось.
Но крутится, крутится шар наш земной,
То божию волей, то силой другой.
Рулетка русская,
как судьба грустная
И на авось, и на авось
Уж ледники сдвигают ось.
Погода крутится,
погода вертится
И снег в Африке уже стелется.
Кто закрутил земную ось
на авось?
Вы на небе уснули небось?
О боже! С кем имеем честь?
Кто принесет благую весть?
От зла вражды, оцепененье,
А все ждут божьего спасенья.
Просыпайся Бог и спаси
Ось земную сам закрути.
Со святой целью без авось.
Без авось,
Чтоб не жили все в горе и врозь
И светились бы счастьем насквозь.
Иль небес освятите правление,
Чтоб не мучиться в обледенение.
* * *
- Эх ты дьявола напасть, так и будешь власть пугать? То один то другой занос, власть спровоцирует понос, чтоб сидел лишь на горшке, и с заботой о душе, а то и вовсе золотуху, иль простуду от испугу. - Молвил в горе ему Бог, что служил молитве долг. – Как горох по барабану тебе совет мой не по нраву. Где-то мелишь ты по делу, где-то зря по беспределу. Дьявол подчинил тебя, много подносил винца, чтобы мутилась голова, то ли с горя, то ли спьяна пили ж с одного стакана. Стань же трезвым, как отрада, или я вновь в камень превращусь и камнем кары окажусь. Грубишь мне даже во сне, читаешь сказки о судьбе с лихой повязкой на челе, и как ты думаешь тебе, что простится по судьбе? Ты ж на всех баллоны катишь и даже богу свеч не ставишь. Вразумления моего слушать хочешь лишь на то, что мной на жизнь и не дано. Как помочь тебе от боли, если все, лишь в твоей воле. Что же ты от мира просишь, вновь дубинушку пророчишь?
- Да уж тут чего просить, коль не раздумья хоронить? Я миру, что хотел, сказал, а он раздумья отрицал. – Бог вновь молитву стал читать, а юродивый вздыхать. Тут как вновь вдруг возмутился и не зная кому, то ли Богу то ли мне обратился.
- Может мне тебе налить, не люблю один я пить, как поминки по себе колом в глотке и душе.
Юродивый не дождавшись ответа закашлялся, фляжку достал отпил винца, чтобы подавить кашель и продолжал:
- Вот заразная напасть исповедаться не даст. Хотя ведь исповедался я пока лишь в части бытия, а хотел, как на духу вам раскрыть всю жизнь свою. С ней может, в сказку попаду, и по сюжету похожу. Ведь в этой жизнь я мечтал из Ада сделать только Рай. Но лишь решу что-то менять, меня стремятся покарать. Схороните, и не буду никому уже мешать, ведь говорю я, что хочу, спьяну всё на языку
- На созданную жизнь твою, по напрасному не ворчу, и по большому счету не ставлю, и в вину. – промолвил Бог прервав молитву свою
- Может всех, кто мои предложения не хочет знать, тебе бы безрассудством наказать, а не меня поучать и пинать. Только думаю, они, похоже, этим уж больны и наказаны тобой, злобой грешной, круговой, то ли против меня, то ли сами на себя. Хотя наказание, это епархия не твоя, вот и поклоняюсь, порой, Дьяволу я, от безысходности добра. В нём утешение ищу для себя.
Убедившись в том, что с ним некому выпить, снова глотнул из горла. Покапав на голову святых капель вина, молвил вздыхая уже не шутя:
- Вот послушайте, расскажу, от всей души, почему у меня шрам вокруг головы. Это дьявольские дела, и ты к святым причисляй меня. После этого не всегда, голова в единстве с телом у меня. Телом все же дьявол правит, вот и лик на нем свой славит. Тело ты же создавал, зачем дьяволу отдал? По мне так тело, святая природа, берущая начало от святого духа рода. Я этому святому духу, как языческому чуду, поклоняюсь и считаю, что в борьбе с ним, себя теряю. Ты б отдал на поругание не страсть телесную, а бездарье. Нет талантов пусть страдают, и мученья получают. Нет завешь ты всех на бой со страстями дорогой, как с природою родной, что создал, ты сам с собой по образцу природы всей. Я эту суть не понимаю, вот и от этого страдаю.
Он снова достал бутылку, отхлебнул с неё слегка, будто этим и спасалась его горькая душа. Остатки вина снова вылил себе на плешь, как астральную энергетическую смесь, перекрестился, закряхтел и, уже очень возмутившись, аллилуйю себе запел.
- Ну, такого я стерпеть не могу. Аллилуйю себе запел, накажу. – Посох бога засветился, и камень снова под ногами, как живой для кары явился. Бог уселся на его и выхватил у юродивого флягу.
- Пора и характер знать, зачем же всё пропивать? Я тебе дал и душу, и талант и ты все пропиваешь с Дьяволом на удачу играешь, душу теряешь. Руки тебе бы оборвать, только не хочу, в Сидора козу превращать и так порой, как прогнившее пугало стоишь.
- Я за честь за счастье, за покой, и за то, что бы ты снизошёл до меня ведь мы все ровня, а это значит и я святая родня, – ответил с иронией юродивый. - Но что-то ты на Бога не очень похож не с высот, а из камня пророс. Вот если скажешь, сколько у меня блох на теле, я их обоих тебе отдам, и в тебя поверю, и даже большой верой к тебе вспотею.
Бог усмехнулся
- Эка бестия ты душа, не было у тебя блох никогда, но поймал ты мертвых двух и держишь в руке, чтоб устроить проверку мне.
Юродивый разжал кулак и рассмеялся. С дунул блох
- Да совсем я стал уж плох, но в тебя уже поверил. Дьявол от разгадки сдрейфил, мне копыта показал, зря лишь шерсть с висок надрал.
- На твой роток не накинешь платок, ты бы хотя меня постеснялся. Хоть и с Дьяволом повенчался, – возмутился Бог. - Где же твоя Сила, где же твоя воля? собери их вместе, знать не будешь горя.
Он засмеялся
- Да я не глупостью страдаю, и от разума рыдаю. Все что не предлагаю то сам порой не знаю, толи былую большую страну поминаю, то ли глупость земную пропиваю. Но точно знаю, что наживы мир проклинаю потому и социальную оптимизацию ему предлагаю. Мне бы устроить пир на весь мир, за новый Рай, где бы завоевания не дарили власть и капитал. Был бы боже тогда в нем тамадой, а я его верным слугой,
Бог покачал головой, перекрестился, как будто повинился.
- Роль тамады, это не для божьей души. Что поделать мне с инициативой твоей. Хоть бесноват ты, но герой с задумкой святой и вечной боли головной, – прошептал он, как будто сам себе, – Ты как рыцарь на осле, хватит мучиться в беде. Второго Рая я не переживу. Вижу, и без тебя, что все мучения мира разврата, более всего от грешного шествия капитала для частного присвоения, минуя общественное выражение. Ну, для осознания и нового Рая и нового Ада пока еще время не настало. А если быстро хочешь на земле, то видно это лишь во сне у автора в сказочном сне.
- Смотря какое рано, может уже действовать надо, как ни кляни советы, а капитал тоже не Божья власть. Душа ж моя ещё той порой воспитана была и не равнодушна к советам всегда. Вот и соедини план, и рынок для успокоения земли, и человеческой души. Я как народная душа, божьей почести верна, хоть и с дьяволом грешна. Советы разка не ты разрушил, а капитал частный восславил. Сколько время ему жить добавил?
- Бред несешь, так наверно юродивым и помрешь, - возразил ему боже. - Хотя всё на истину похоже, и мне тебя ругать не очень гоже. Частный капитал и наживу, я тоже в зависимости от банков народного капитала вижу.
- Может так, а может не так, но тебе только знать, когда другую взаимозависимую собственность формировать и власть подконтрольную народу создавать, – возразил он.
- Опять ты про своё, будто тебе, что и как, не всё равно. Крест проклятья при живой власти ставить нельзя. На преждевременное расставание с социализмом божья воля была, не так она себя повела и веры с подаянием народу за совершенство души не создала.
- Была да сплыла, инициатива Дьяволу была отдана. Вы видно спали тогда, а у Дьявола не хватило ума все сотворить без вражды и нужды.
Да и мне, когда Ваша милость душу вдыхала, силы характера недодала. Я как, правда жизни вас звала, а Вы в этом камне, видно, спали, так юродивым я и стал. В этом, повторю, больше не моя, а ваша беда.
- Ба, ты ж родился от греха, вот в чем твоя беда, – возмутился иронически Бог. - Бес тебя по жизни ведет, он тебе и панихиду споет. Куришь, пьёшь и меня не чтишь.
- В это мы с тобой родня, чужая жена родила и тебя, любовь там тоже не спала, но все же всё тебе дала.
Юродивый призадумался над сказанным и махнув рукой запел:
Эх, характер, вот беда,
Выпьем за него друзья
И наливка, как судьба,
Для общенья нам нужна.
Нали, нали, наливай тамада,
У тебя ж уж набита рука.
По последнему стакану без обману и до дна,
Чтоб беседа и веселье не смолкали ни когда.
Подыми тост без лишних слов,
Но скажи так, чтобы до слез.
Зацепи, закружи словами.
Пусть живет дружба вечно меж нами.
Обещали друг другу не пить,
Чтобы утром от боли не ныть.
Горе с больной долюшкой,
Не заливать бы водочкой.
Господи ты, боже мой,
Где же сила воля?
Не кусай ты нас бедой
Отставная доля.
Я грешу, я грешу и не знаю,
Что с проклятием в прятки играю.
И черт идет, идет за мной,
С дубиною над головой.
За силу и волю, за волю и силу,
Нам бы в упряжку, а не могилу.
Бог дай характеру в путь на заре,
Словно в карету с собой в кушаке.
Тихо, тихо потихоньку, и без суеты,
Нам бы этим коням не терять узды.
Не гоните в гору желанья лошадей,
А тем более под гору, не собрать костей.
Что бы на гулянке, вместе нам сплясать,
Не напиться с дуру и не по рыгать.
Бойся силу с волей в этом потерять.
В рюмке со стаканом воли силы нет.
Вот собрать их вместе взял себе обет.
Если с силой волей в ссоре,
Если вместе не собрать,
Может им чечётку с горя отстучать,
Чтобы ненароком рока избежать?
Я грешу, грешу и знаю,
Что с проклятием играю
И черт идет, идет за мной
С дубиною над головой.
Нали, нали, наливай тамада
Не беснуйте черти, вот воля подошла.
Сила с волей подошла,
За это выпьем господа.
Развернись душа, поднимись рука,
За их дружбу наливайте, уходи беда.
Нынче я пирую и денежата есть,
Значит, волю с силой я смог уберечь.
Пусть обсохнет как пес - нерешительность.
Воля с силою всегда убедительность.
Ну, вот их напоили на мою беду
И чего теперь венчаю на свою судьбу?
Жируем, жируем, пируем
И беды новой вроде не чуем,
И гуляю, и пью до упаду,
Вот, похоже, опять их теряю.
И суд, и совесть отошли,
И с неба роком мне легли.
Веселье тянет мысль распятия,
Греховность в нем урок причастия.
И сгинуло небо, и воля померкла,
Как будто взорвалась энергией Тесла.
Свет божьей силы, воли свет,
С проклятья требует разбег.
Человек это тот, кто это найдет
И волю, и силу в себе соберет.
Нали, нали, наливай тамада,
Сегодня праздник господа.
В браке с волей и силой друзья.
Мы не в соре, мы не в ссоре,
Мир и радость на пороге.
Память дружбу, теребит,
Волю с силою крестит.
Но в теле нет уж воли звука,
Ломаю жизнь и снова мука.
Вот с горя я обнял бокал
И что-то воле простонал.
Где ты характер, тебя я теряю
Волю и силу вином убиваю.
Они бросают вновь меня.
И сила заблудила, и воля, как вдова.
О, друзья вы мои горемычные,
Для души мне, совсем и не лишние.
Вы ушли, это мне не нравится,
Как же с этим теперь мене справится?
И звон разорванной души
Уносят в небо журавли.
И разлетелась по земле
Боль разлуки на коне.
Уж нету силы, как и воли.
Я вновь без них в тяжёлой доле.
Кто мою судьбу украл,
Или сам всё растоптал?
Что-то где-то колется.
Что-то где-то значится.
Я понять все не могу.
Не хватает силы, воли не найду
Не уходите, не уходите,
Посидите со мной, посидите.
И дрожит от волненья рука,
Как от ветра сухая листва.
Поднимем бокалы и снова нальем,
И волю с характером вновь позовем.
* * *
Я, как-то со стороны на веру с интересом продолжала слушать их беседу. Бог как будто пересыпал с ладошки на ладошку песок и лишь качал головой.
- Нет у тебя своей половинки, вот и не чищены ботинки и такая же душа, в этом первая беда. Не дорожишь ничем вот и опустился совсем. Семья тебе бы придала значимость родового ума, и ответственность за неё появилась навсегда.
Песок в его руках принял образ какой-то женщины.
- О, да запущена судьба, может тебе такая подойдёт жена? – Бог показал ему получившийся из песка образ. Смотри, какая красавица, такая не может не нравиться. Женщина должна на себя обращать внимание. Если даму уже не замечают, то это уже баба только для заботы, и работы.
- Жена, жена, только была бы не змея. Как Мария Магдалина что за тобою вечно шла, даря огонь любви всегда. Точно такая мне приснилась во сне, но женщина всегда к беде. Последнее время, то черная, то снова черная полоса и жаждет мести душа, вот и снится сатана будто, верная жена. – Ответил он Богу и уже, как будто по секрету ему продолжил. - Только я уже давно не живой, я призрак земной. Если ты создашь мне жену призрак, то явишь созиданию признак, но кого же ты в Рай заберёшь и чью душу в свое создание вдохнёшь, ведь заказа к новым душам вроде не берёшь? Мир не реальный тоже мирянам как не чтишь. Потусторонний мир людей, в нем хозяин лишь злодей. Да и второй правды жизни быть не может, раздвоение души миру напророчишь.
А вот о призраке коммунизма слышал, ясли не спал, пока его Дьявол на власть венчал. Делал он его без тебя, неудачная попытка вроде была, как у тебя Адаму жена, что из глины по первую была создана. Повторная попытка созиданию быть должна, чтоб не бродил я призраком несчастным по земле, а жил как в своей мечте.
- Ты что считаешь коммунизм правдой жизни? – Вмешалась в беседу я.
- Да в коммунизме, правда жизни. Это когда ты домой пришила и отдыхать легла, а за тебя весь быт на себя некая социальная «бытзабота» взяла, с нижнего этажа. Так же права на получение развлечений, по статусу своему, бесплатно иметь могла.
- С таим подходом я свой гражданский долг каждую пятилетку бы возвышала и алтарь отечества расширением семьи украшала, а семью гражданской значимостью венчала. Если заботу о воспитании крестные родители, от веры выбранные, заботу о воспитании брали на себя и при церквях им воспитательную благодать создавали, тогда и в однокомнатной квартире прожить могла большая гостевая семья.
Естественно статус и значимость семьи, не только от их вклада в народное достояние должен расти, но и от дара предков, что-то она иметь должна от народного добра. Для этого не обезличенная, а статусная демократия и семья быть должна. Жалко не разгадан механизм этой формы пока и в этом тоже есть беда, для счастья мира торжества. Механизм этого разрешения лежит в гармонии частного и общественного (социального) рубля, но интеллект мира от этого в ступоре ума. Он пытается решить его развитием стихией частного рубля и не понимает, что нужна ещё валюта социальной значимости труда, где бы социальная семья, правом служению любви заботу на себя за семью взяла.
- Сложное он счастье предлагает его даже ты сказкой не опишешь и просто не расскажешь, - заметил Бог по существу, услышав про земную судьбу.
Юродивый опять возмутился:
- Ты же Боже ничего не предлагаешь, лишь концом света пугаешь и только тех, кто поверит в тебя, рай обещаешь, а какой он должен быть не знаешь. Я же растолковать, что такое Рай хочу, а нарываюсь, на беду. А ты как его представляешь, от всех скрываешь? Вот и хочется мне в этой жизни, как во сне в сказку автора попасть, вместе с ней покуролесить, перья кой кому порвать. Люблю поиздеваться, над глупостью поржать, истиной заточки в мозгах поковырять.
Жена бы меня только мешала, если таким же, как я призраком не стала.
Я даже уже слепой за издевательство над собой, про эту власть со злобой так сказал:
Жиды, жиды кругом, жиды
И не евреи же они,
А всё без нации братва,
В деньгах и власти их душа.
Торгуют миром за гроши,
Им кроме денег нет страны.
И родина им не нужна,
А служба ей для них беда
Слуги антихриста наживы,
Без совести, и ею не судимы.
Им чужда гордость наций стран.
Их родина власть и карман.
Вот ради этого они
В безличье топят люд земли.
То, грабя честь, то бытие,
Семьи и нравственность её.
И бога в сердце не имеют,
Распад с безнравственностью сеют.
А, капитала арсенал
Для них насилие товар.
И вот жидовская напасть
России поломала стать.
И дым отечества, и её славу,
Под демократией сношают, как заразу.
Страна уменьшилась на треть
И экономика срыгнула,
И как позор такой стерпеть?
Жизнь враскорячку люд согнула.
Мы были сильною страной,
А стали слабой и больной.
Террор по миру всем грозит
И рушится народов монолит.
Растягивается, как резина
Земля меж стран, единства сила.
За деньги, чаще без труда,
То тут, то там идет война.
Кому деньги, кому слава,
Все на беде - заклятье Ада.
Такая власть всем торговать,
Не может счастья людям дать.
Хоть сносной кажется вполне,
Власть их на крови иль беде.
Систем влияния на власть
Народу не хотят давать,
И обнищание народа
Делений требует дохода.
С оптимизацией его
Жидам смирится тяжело.
Хоть это жид всё понимает,
Делиться властью не желает.
И тлеет неверие, как сигарета,
Что бунт жидам ищет планета.
Бить жидов, спасать планету,
К сожаленью прока нету.
Ведь система нам опять
Может нам их нарожать.
И люд вновь будет лютовать
И как же крови избежать?
Ограничения богатства,
Без нищеты и панибратства
Создайте людям ради Бога.
Ни в этом власти ли работа?
Чиновникам нужна зарплата,
Как социальной доли лапа,
От достояния народа,
Чтобы о нем была забота.
Тогда пойдут в народ они,
Воздав над нищетой кресты.
И взятки будут не нужны,
И звать не будут их жиды.
Жиды, жиды вся власть кругом,
К людям с презрения венцом.
За деньги счастье раздают,
Хоть деньги счастья не несут,
Но к превосходству всех зовут.
Власть достижение богатства,
Иллюзия решений счастья.
Зов к свободе потребления,
Не тешит счастьем сотворения.
Гордыня = бесовская власть,
Деньги дань её и страсть.
Где свобода потребления,
Без валютного решения?
Быть такому потреблению,
Но с мерою свобод лишением!
Социальная страна
Жить в правах таких должна.
Счастье в правах на свободы
Мера ей, доля заботы,
Не о себе, а созидание
Всего людского мироздания.
И поэтому права
Равны не могут быть всегда.
Быть не равными они
По делам всегда должны.
Пусть же праздники творения
Станут счастьем повеления.
И диктатура созидания
Станет основой мироздания.
Бог созидания над землёй
Станет властью и душой.
Ведь только значимость труда
Миром счастья стать должна.
И право дать, и честь поднять,
И гордостью народа стать.
Да и владения землей, народ
Не должен быть лишен.
Как достояние народа
В руках жидов - обман народа.
Образованность ум и талант
Крути им жид, ты ж коммерсант.
Он статус даст тебе и сан,
Его не спрячешь уж в карман.
Свободу, власть и честь алкать,
За деньги жизнь не будет знать.
Шальные деньги, смерть жида,
Такой система быть должна.
И нечисть жидов станет карой земной,
А жизнь благо славной без них и святой.
* * *
- У власти без контроля будущего нет, она боится богов совет. Душа твоя обидой ноет, и стих твой псом в реальность воет. – Я заметила блаженному не шутя, прервав сей странный зов стиха. - Власть просто думать не желает, жадных евреями считает, а евреи не, жиды. Это только кличка, кличка невеличка, тех, кто алчностью страдает и других не почитает. Да и сказки твои комом легли на раздумья мои.
- Да, а я не для сказки писал, как думал так и сказал, ведь чтоб счастье заказать, нужно с власти начинать. Власть если боль людской беды, совесть не колет и не трет, да и народ свой уж не чтит, просит народные бразды. Ей кличка может быть любой, жид, как факт души скупой.
- Вот ты юродивый – святоша, большой талант, хоть и грешен все же, но гигант. Ты с евреями в родни, их ума в тебе концы, но видно, что не так сложилось, церковь домом вот явилась. Говорят, что мать Мария, что под сердцем с Богом была, право это заслужила. Однако от грехов она судьбу твою спасать не стала. Молится видно чаще надо.
Юродивый усмехнулся и вдруг Богу поклонился.
- Может Бог и ты, наконец в меня свой камень за грехи бросишь, на чем сидишь и приготовил, или кары не захочешь? Хотя, ради спасения себя не жил ты никогда и знает это вся земля. Прими всё, как покаяния мои и прости вольности души. Но и за вольности твои распяли и тебя, и ты простил тиранам сей вины в чем всё величие твоей души.
Бог, покачав головой.
Ну да ладно бред мелить,
Ты же пьяный, что простить?
Коль истина тебя зовет,
Спасенье божье тебя ждет.
И кару грешного суда
Бог не восславит ни когда.
Собаки лают караван пройдет,
Уляжется собачий сброд.
Кто ничего в мир не везет,
Тот только шум в нем создает.
Промолвив это, Бог задумался. Молчанье опять нарушил юродивый.
- Так, так молчишь, тогда изволь, продолжу сказ свой, в нем есть соль. Дозволь, дослушай и осуждением не мучай. Дай покаянье досказать, рот не будешь затыкать?
Бог перекрестился.
- Да ладно Емеля мели, твоя неделя. Я же вижу на перед, не подвластен твой мне рот.
Он что-то хотел начать рассказывать, но как будто, как прошлый раз, поперхнулся и замолчал.
- Не стесняйся, рассказывай, рассказывай, - приободрил его Бог.
Юродивый, от этого, как бы осмелел, и, собравшись с духом, стал рассказывать, что на беду опять стих написал, чтоб его больше не карали и в правду жизни не стреляли. Стал читать:
СВЯТОЙ ГОНЕЦ
Святой гонец Ты ж не подлец,
Но что творишь ты молодец?
Ну что задумался? Стоишь?
Тебя ж родила неба высь.
И послала к земле гонцом,
От божьей воли молодцом.
Чтобы крутил земную ось.
Ты по-другому думать брось.
Но крутится, крутится шар наш земной,
То божию волей, то силой другой.
Рулетка русская,
как судьба грустная
И на авось, и на авось,
Уж ледники сдвигают ось.
Погода крутится,
погода вертится
И снег в Африке уже стелется.
Кто закрутил земную ось на авось?
Вы на небе уснули небось?
О боже! С кем имеем честь?
Кто принесет благую весть?
От зла вражды оцепенение,
А все ждут божьего спасенья.
Просыпайся Бог и спаси
Ось земную сам закрути.
Со святой целью без авось. Без авось,
Чтоб не жили все в горе и врозь,
А светились бы счастьем насквозь.
Иль небес освятите правление,
Чтоб не мучиться в обледенение.
* * *
- Ну, здесь ты просто молодец, ангел даст тебе венец. Стих такой и мне по нраву, я почувствовал отраду, - молвил в изумление Бог – ты в нем преследуешь порок. Правда воистину возрождается и мной за всегда почитается.
Одобренный похвалой юродивый начал сказ, опять для сказки, но другой. Хотя снова о себе и о горькой доли в тюрьме.
Так рассказал он, как там с братвой поспорил, что новый порядок на зоне построит, или хозяин себя штаны снимает и дураком себя признает. Что сигналом к бунту станет, но почему-то не построил, и вдруг опять голову сбросил, как при казне на плахе судьбы за странные взгляды свои. Однако снова на плечи поставил, поправил и приладил. Стал продолжать, объясняя не спеша, что отделением тела от головы закончилась история та. Я его суть повествования донесу, но своими словами, как смогу.
Эта история сложилась в не далекие времена, тогда Перестройка дурная по стране шла и демократия, как помело мела. Так безумной хозяйкой и в зоны к зыкам зашла. Тогда пытались выбирать царей, директоров, хозяев и учителей. Выбирали все, даже те, кто не имел право диктовать свою волю даже во сне. Ученики ставили оценки учителям, рабочие мастерам и директорам. Высказывали своё недоверие, как в семнадцатом солдаты командирам с ненавистью порывом. Так анархия правила страной кругом, разваливая её, как карточный дом.
Он зашел к хозяину рабочей зоны, которую от бунта сдерживали только пулемёты.
- Зачем пришел ты ко мне больной, угрюмо сказал хозяин седой.
- Я предлагаю навести порядок в зоне твоей. Чтоб не грызли пятки собаки, надоело жить всем в твоей мрачной клоаке. Перестройка стучится в дверь, в ногу с ней шагай теперь.
- Ну, предлагай, но по короче и не чихай зона в прицеле.
- Многие регионы хотят свою свободу показать и деньги стали свои выпускать. По их примеру закрутим и мы не хилую химеру.
Кругом товарно-денежные отношения развиваются, на самоокупаемость набиваются, содержать нас не будет никто, вот на этой бодяге, и закрутим обеспечение своё. Завод то, на котором доход крутился, уж почти пахом накрылся. Денежки электронные в зоне на услуги запустим, и порядок наведем и выгоду свою не упустим. Деньги, которые ныне по воле ходят, уже считай ничего не стоят.
- Электронные деньги, это круто, но на какие услуги всё будет намыто? Производство стоит и в двери заказами лишь никто стучит. А если услуги то, какие? Пол зоны в дам превратить и бордель устроить, мне это совесть не позволит.
- У тебя ж пол зоны одни воры, вот и начнем выпускать нано замки. Для сейфов, квартир и машин, чтоб кодировались они отпечатком пальца одним. Потом это перенесём на свою воровскую валюту и пустим в обиход зоны по кругу, создав новую кодированную валюту. Чтоб её никто не воровал и только официальный оборот наш грош знал.
Полезный продукт, как и услуга - это товар, вот на него и создадим свой капитал. Право сделаем услугой, с сокращением отсидки с порядка подпругой, от полезного деяния и здорового сознания. Стоимость времени труда всегда энергией жизни была. И в потреблении она, всегда продолжительности жизни цена. Час отсидки за всегда грошу может быть ровня, сколько грош на жизнь положим столько скинем и добавим. Нынче все под богом ходим.
Вот ею все мы и оценим, на жизнь денежную эмиссию и слепим. Как ни как продукт конечный, только так жизнь станет ценной. Сколько в зоне есть годков отворот и до звонков. Если час здесь жизни грош, то капитал будет хорош. Жизнь всегда товар большой, для люби и для крови, ну и прочей суеты.
Но живой капитал, это только полу-вал, для эмиссии его от богатства своего. То, что создано годами, непосильными трудами и народным достоянием является стоимостью сознания, тоже требует учета и к эмиссии готово. Соотношение труда живого не может стать ниже того, что прошлым было создано, но что-то из него и социальным быть должно.
После этого мы всё акционируем легко. Поименно закрепим, на их деньги сотворим. Деньги кинем по счетам, право персональное сотворим зыка чертям. Так создадим свой оборот, статус каждый обретет. Он в цену продукта ляжет, социальный счет покажет. Кто его принять не сможет, ниже плинтуса положим, и таких свобод права поимеет вся братва.
Банк построим золотой, станешь ты король блатной. Но, чтоб капитал намыть, надо дело сотворить, чтобы всех нам прокормить, обогреть и напоить.
Введем курс конвертации к рублю и создадим империю свою. Империю зыка, ведь зона как отдельная страна. Изберем мы в ней тебя императором тогда.
- Интересно, интересно за колючкой все оправдано и уместно, лишь бы сохранялись условия воспитания, исправления и наказания. Только вердикт новой валюты ада, обосновать детально надо, и какая стоимость будет продукта труда, чтоб эмиссия не липовой была.
- Оценим час простого труда с социалкою добра, - сказал блаженный ему шутя, - а механика здесь проста, даже Маркс позавидует нам тогда. Мы его прибавочную стоимость уничтожим и в энергетическую стоимости этот прирост заложим. Тут даже к бабке не ходи, лепи родные пироги. Труд же дает энергию жизни, обеспечивая жизнь до тризны. Есть простое воспроизводство, с содержанием жизни одного, есть расширенное, с сохранением энергетической потребности жизни всего окружения твоего. Один час труда, должен всегда прокормить семью на расширенного воспроизводства и содержанием в быту. Это значит всю охрану и обслугу зыка. Чем производительней будет труд, тем больше иждивенцев может быть вокруг. Для ценообразования всегда нужна нормативная производительность труда - количество продукта в единицу труда. Жизнь всегда была конечным продуктом труда. В царское время один мужик семерых кормил, это еще Ленин говорил: «Один с сошкой, а семеро с ложкой». В мире нынче картина совсем не та, как и в зоне для прокорма и охраны зыка. Определим с их затратами нормативы производительности труда. Эта коллективная энергетическая стоимость живого труда, положенная для плана, определит прибавочный продукт без обмана. Что получим сверх плана можно оставить для наживы кармана, но нам здесь внутри рынок пока разводить не надо, чтоб не соблазнять наживой уголовное стадо. Что будет производиться по плану, оценим стоимостью единицы труда, к примеру, в «час зыка», где будет вся социальная составляющая учтена, и прибыль нам здесь пока не нужна. Будем продавать товар по себестоимости с социальной стоимостью труда, и экономику наживы уничтожим по совести наверняка.
- А по конкретней нельзя, а то мене не понятно, так чтоб всё было открыто и ясно. На революцию мировую похоже в уме, на отдельном земли куске. А не предлагаешь ли ты мне жить с вами как на луне. Это вы за колючкой здесь сидите, а я живу в реальном прокаженном мере, где план, рынок и страсть диктуют свою власть и всё похоже на кавардак.
- Погоди, не гони лошадей, разъясню всё доходчевей и умней. Не лезь поперед батьки в пекло, разведу тебе сейчас ценовое тесто на экономической арифметике конкретно. Я же не зря Капитал Маркса читал, когда на нарах лежал.
Хозяин листок мой взял и читать стал:
Вот расчет затрат на 1- жизнедень где:
1- Стоимость пищевая рабочего дня зыка в 1000 чел. ……... - 1000 руб. (сов. времена)
2- Стоимость рабочего дня режимного состава в 200 чел.. – 1500 руб.
3- Стоимость затрат на быт обеспечение 1200 чел. …….... - 1000 руб.
4- Затраты на производственные средства (амортизация).. - 3000 руб.
5- Затраты на оборотные и природные средства………….. - 1000 руб.
6- СЕБЕСТОИМОСТЬ ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ…………. - 7500 руб.
7- Социальная стоимость труда……….………….…...……. - 1500 руб.
ИТОГО ПОЛНАЯ………………………………………… - 9000 руб.
В этом социально-параметрическом расчете социальная доля стоимости жизни дня: пункт (7- = 1500р.). Она сложилась из соотношения живого и прошлого труда за минусом стоимости графы: (5- оборотные средства)
(1000 +3000 -1000 + 1500 = 1500р.)
Так как величина пункта 5 не создает и не может использоваться для создания прибавочной стоимости (неоплаченного продукта при кодастрово-параметрической иначе, планов энергетической стоимости) она для расчета прибыли не принимается. Во-вторых, ставит всех производителей в неравные условия, так как имея энергетическую стоимость прошлого труда, где прибавочный продукт уже получен или приобретен у природы и своей стоимости не теряют или переносят её при повторном формировании прибыли. участвовать не должны. В отсутствии контроля над этим формируется лишь отклонение цен от стоимости в рыночном обращении, формируя искаженный валовой показатель, не соответствующий стоимости энергии затрат живого производственного труда.
Если принять ленинское соотношение один с сошкой, а семеро с ложкой, как действительное соотношение в основном и социальном производстве, то чтобы прокормить одному человеку семерых норма прибыли, в предложенном варианте, должна равняться:
1000р. + 1500р. + 1000р. = 3500р.
3500р. х 7чел. = 24500р. = необходимая прибыль
24500р. – 3500р. = 21000р.
21000р. : 7500р. = 280% - необходимая рентабельность возможная в закрытых
производственных территориях в общегосударственном подходе.
В хозрасчетном подходе данной организации, беря 1-ю и 3-позиции необходимая рентабельность составит: 2000р. х 7чел. = 14000приб. : 7500р. = 187%
Если определять необходимую хозрасчетную рентабельность по полной себестоимости, то она составит: 14000приб. : 9000р. = 155%
Однако в открытых и полных экономических отношениях стоимость прошлого труда может быть гораздо выше и показатель рентабельности может быть другой. Если учесть, что часть социальной сферы может быть коммерческой, то социальная стоимость труда и потребность в необходимой прибыли может снижаться. её поставим в зависимость от роста социальных затрат труда. Чтоб она, как телега, от кобылы социального роста, зависима была. Однако, если прошлый труд меньше живого, то он должен повышать норму необходимой прибыли, которую желательно направлять на развитие прошлого труда. В условиях замкнутых производств прибыль также, при росте стоимости прошлого труда автоматически могла бы поднимать социальную стоимость, коллективного характера, которая могла бы стать показателем персональной значимости личности в виде душевной статичности и чести. Согласно этого показателя можно предоставлять правовые услуги если человек представлявший их сможет влиять на этот статус. Естественно согласно данного статуса можно повышать паек в магазине и даже пайку. Предоставлять чаще свидания с любимыми женщинами, давать право выбора на условия проживания, вплоть до отдельной камеры со всеми удобствами и даже сокращать сроки заключения по добру явлениям, в порядке грехов искупления, а без этого их продления. В каждой семье зыков выберем Решал, они же все семьями живут и через совет решал, согласно договора администрации и зековского месткома, права будем персональные тасовать. Практически крышу святых дел сотворим. Начнем этот улей правами персональными шевелить, чтобы любовь меж собой начинали творить. Чтобы всё было, как по божьей воле, без персонального зла и мести, создадим межрелигиозный совет души и чести, защитников от благой вести, с правами божьего решения, над Решалами благотворения с стимулированием персонального душевного вознесения у всего грешного поселения.
Что нам стоит перестроить. Люд голодный от безделья в скуке зоны давно стонет. Повяжем их круговой порукой, где коллективная ответственность будет подпругой. Дифференцируем право и свободы в зоне, определив статусу каждого осужденного, по их вине и каре на воле и работе в зоне. Чем выше статус, тем больше прав. Всё в наколки на руках зафиксируем, пометим, всё работа будет дятлам этим. Введем поклонение духу закона, что примут согласно коллективного контракта и договора.
По нему и статусу своему, кто будет жить в отдельном купе, кто в общем бараке, кто в полосатой робе, кто в гражданском наряде. Кому же галстук повяжем, тому и преклоняться заставим. Потому что, кто его будет носить, наказание и прошение другим сможет выносить.
Всё будет так только потому, что круговой порукой закона, морального кодекса и договора будут повязаны все, как черти смолой в котле. Если конечно по статусу семьи, за поступки каждого она не будет ответственность нести, то порядок будет наверно трудно соблюсти. При введении статусного дисконта на питание и проживание, то гарантировано будет и мера воспитания, и мера наказания. В общем поставим культуры права, по перед наживы, чтоб не натягивали право, таща деньги из перины. Сделаем все наоборот. Пусть право определяет доход. Поклонение праву наконец создадим, и через моральный контракт сделаем его семейным и святым.
Оживим общественную жизнь в зоне, привыкнут к порядку в законе. Его будут поддерживать все, а не только требовать мундиры при ремне.
Всех будем судить не только по сердцу и уму, но и по их кодексу, принятому как на духу, а не по понятиям, и в до судебном кругу, рассматривая значимости честь по статусу, труду и добру.
Дав зыкам возможность на статусы свои влиять, они даже будут готовы сами себя на вышках охранять и многие не захотят на волю убегать. Рай в отдельно взятой зоне построим и любовью народ лечить и воспитывать сможем. Другой рукой, как Дьявол хозяин сможет над ними стоять, как зла сторож покой охранять.
Логично если подойти, то даже свою безналичную валюту сможем сотворить любви, которая инфляции знать не будет беды и свой курс с валютой воли получит по чести.
Хозяин покрутил лист в своих руках, но дальше читать не стал и не зная куда деть в дело его положил, а ему ответил:
- Зачем ты занимаешься мастурбацией моей головы? Я строить Рай из зоны терпимости не хочу, даже если она восстанет или моей частной собственностью станет. Вот, зачем мне в зоне своя валюта, - говорит. - Здесь на рублях работает вся моя агентура. Глаза и уши мои обеспечивают продажные рубли, и они равны каждой продажной души. Это только ты не продаешься потому и правдой жизни здесь зовешься. Хотя глаза твои уже заказали, чтоб не всё они видали. Если с налета по первой у заказчиков не получится, тебе видно тогда счастье обломится. У нас могут и голову продать, было бы кому цену назвать. Не надо ходячие деньги пугать.
- Ну, боятся, то знать не жить, на кресте буду спасению служить.
- Вознесения не допустим и скорей в дерьмо опустим. Будешь плакать и смеяться, с дураками развлекаться. Мучеников нам не надо, власть поклонению себе рада.
- Сем бед один ответ, но дослушай мой совет. Деньги это лишь начало, чтоб бычаро не рычало. Не легальные, что ходят, только смуту здесь наводят. Рафинируй оборот и не легальный весь уйдет. Легализуй наличность всю в электронную деньгу. И порядок на ведётся, всё тебе в зачет возьмется. Электронные рубли обменять лишь сможешь ты, на любую из валют, если банк построишь тут
Если Банк будет на зоне, деньги все будут в дозоре. Перегон и перекачка, как и скачка, и откачка будут ясны, будто день блокировка, как плетень, и взятку с ней уже не дать, и чужой рубль в оплату за подло не дать. Воровству поставим точку, бандитизм уйдет в отсрочку. Всю наличность изничтожим и на карточки положим. Закодируем и их отпечатком пальца, на курсе святого обмена, кое - что ты нагребешь, и мало не покажется, авось ещё прославишься. Не держись за черный нал в нем проклятья перегар, бесконтрольный рубль - дыра, будто чертова труба.
- Лихо, вроде, мыслью сшито, - воскликнул хозяин и тут же заявил. - - Ну а дальше делать что? Это здесь не даст ни чего. Деньги с воли будут падать, и система будет плакать. Контрабандой доставляться будет всё и то, и это, и продукты, и натура, для развлечений, как культура, на ней всё и разовьется и идея разобьется.
- Да ты ж крест на службе ставишь, что всех щук в уху отправишь? Для чего они здесь ходят, или только бабки ловят.
- Мне пока не всё понятно, хоть и лепишь очень славно.
Как энергетической валютой я порядок твой в крутую установлю, никак по чуду? Власть смотрящих в наших зонах выше власти нас в погонах.
- Деньги делают всё это, вот и сменим это кредо. Темный нал и оборот творит подкупной власти род. Муравейник мы взъерошим и продажный рубель сбросим. Электронные рубли будут кодом заперты. Пальцы всех в счетах отметим и на карточки налепим на экраны касс, дверей. Дорогой будет затеей, но не кашляй, будь здоров все, окупит сам народ.
Отпечаток пальца, код, в дело каждый здесь сдает, все зыка, как на ладони и браслеты всем сготовим электронного слежения. В них спрячем удавки подчинения для любой доли мучения, от грешного поведения и по делу осуждения. Сечь кулака и сапога браслету будет отдана. Видеть каждого и всех будем, не вставая с мест. С места шли и указания, с приглашениями для свидания.
Лишь за пультом нужен дозор, надзиратель лишний вздор. Стрелки на вышках тоже бред границей будет луча след. Кто его пересечет, шок получит, иль умрет.
- Сделай так, чтоб здесь всё было, а не с воли заходило.
Тут хозяин, будто с лица слетел, усами зашевелил и закряхтел? Словно банку соли съел. Он, похоже, понял, наконец, что, я его интересы ставлю под каблук развития социального процесса, а так как основа зоны система угнетения и терпения, то этого не должно было быть. Стал возмущаться.
- Тогда это будет не наказание, а курортное почивание.
- Если оставишь карцер и шизо, на выбор с кнутотерапией то, курортом не назовет ни кто. Хотя это всё может и не пригодится ели наказания за межличностные безобразия ими же самими будут пресекаться по чести с элементами коллективной статусной ответственности, а не мести. Естественно, через моральные статусные суды, чтоб волей народной власти не снимать с них штаны, а статусный показатель чести, ради продвижения по лестнице к воле песни.
Так мы введем порядок, но, нужно активизировать коллективное зло, как и коллективное добро, через их семейное родовое повиновение и моральное осуждение. Здесь возможно всё. Из церквей батюшек призовем и во главу присяжных религиозного совета введем. Ведь мораль - это основа права и коллективное бытие его награда, а браслетное мучением наказание - это как вины искупление.
- Не мордуй меня дальше, своими предложениями, - молвит мне, - иначе я с тоски решу поиграть в кости твои.
- Не пугай меня мой милый, - отвечаю ему я, - дай соберусь и с новой силой уж предложу не от добра, раз истины похлебка оказалась не в коня. Жизнь идет к беде не спешно, но в несчастьях всем уж тесно. Чтобы меньше было с ложкой, а по больше было с сошкой, нам нужно не терять ума и не рвать с божьего ларца больше чем могут небеса, не нарушая равенство прошлого с живым труда, так как без живого нет цены и для святого. Рано или поздно, моего подхода дума, будет все же не в сказках нужна, а чтоб не грех и не война, ни здесь, ни рядом не жила. Помнить надо, что любое теневое похождение не даст душе успокоение.
- Я от твоих речей сейчас в спрею, если не озверею. Тебя тюрьма давно ждала, если могила не рыдала еще, когда мать рожала. Тут в зоне и место твоё, его подготовили давно, декабристы ещё.
Я уж промзону закрываю, и производство банкрочу, может себе что и напророчу. И твои предложения для этого совсем чужды, ты святая правда жизни, но прости. Считай опять попал не в то место и не в то время, тяжкое достанется бремя. Зона станет игровой, потечет деньга рекой. Косяками будут по углам ходить, только успевай ловить.
- Может тогда тебе, игровая идея нужна, есть и такая у меня. Не успокаивался я уже шутя. - Народ будет сидеть без дела, если промзона на металлолом будет раздета. И тогда, как утильсырьё, станет вотчиной директора твоего. Но в любом раскладе возможен период игрового развала. Пока хозяева не поменяются, и с новым статусом не повенчаются, шальные деньги могут ходить и демократией их не приструнить. Скоро вся страна будет только играть, а заводы на свалках утильсырья лежать. Это выгодно иностранному капиталу. Вы разыгрываете эту карту? После этого падения стране рынок уже подняться не даст, бесполезно завод под себя подминать, так что можем, поучится и игры развивать. Иначе безработица начнет воевать. Скоро она по всему миру пойдет, так что игровая идея место найдет. Ну, а деньги шальные скоро уйдут и голод с нищетой по селениям пойдут. Играть учиться чем-то другим надо, может творчеством занять люд, оно от скуки отрада. Наладить нужно только спрос через игру? «но как?» вопрос.
На кон рулеток талант поставим и плясать и стихи писать заставим, пусть поделки любого качества на кону ценой обозначатся. Творческая рулетка, это не однорукий бандит, а интеллектуальный динамит. Главное не творение, а игра и в этом суть вся. Нам бы начальную цену творчеству установить и пену их в игры пустить. Чтоб ей радовались все, в этом, в конце концов, жизнь на земле. Да и спорт еще не забудем, все при деде будем.
- Деньги Зин, откуда брать?
- Через интернет будем играть. Деньги как грибы собирать. На свободе деньги найдутся, а в зоне и сигарета на кону жар-птица, а пачка чая, или травка это уже королевская ставка. Проиграл, песни пой, или кукарекай отбой. Главное обязать поделками торговать, на кон ставить, играть и стихи на откуп читать, а лучше свои, а нет таланта, заказ поэту пиши. Все будут в творческом и спортивном заделе и главное при деле. Кроме всего, игровой банк все это простимулирует, направление подскажет и, в творческую индустрию всех затянет. Контролировать будем спортивный и игровой досуг и игровым азартом сформируем творческий пульс на монетный звук. Самое главное отнормировать долю играющих и продукцию собирающих. Всё это в цене труда учтем и социальной нормой в себестоимость введем. Превышение, как и снижение её налогом на долю прибыли регулировать будем, вот так из себестоимости и прибыли деньги на социально-игровое развитие и получим. Валюту, предложенную мной, развиваем и порядки жилые, оговоренные мной, внедряем и правом себестоимость снижаем и социальный мир возрождаем.
- Мне твою идею с ворами в законе надо перетереть, ты же все -таки прибыль допускаешь, но черный нал хочешь запереть. Они такие шутки не прощают и даже мои пулеметы их не пугают. Под их мафией все мои работники шагают. Эти воры и в город выходят, от туда девок в промзону приводят, и там рулеткой своей хороводят.
- Ах, ты боишься, вон в чем дело, потому и действуешь не смело. Так мы работяг поднимем, кой какие порядки скинем. Проведем рафинацию зоны, воров отделим в воровские затоны, и свободу их притопим. Тебя и твоих работников в заложники возьмем, и эти порядки всё равно введем. Для гарантий от нужды и стрельбы. Будете у нас жить как в раю до поры. Пока с нашими условиями не согласятся, и с прежними порядками через СМИ не простятся, то пред богом и в храме не открестятся.
Вижу тут, он побледнел и цинично прошипел:
- Что же мне делать с тобой, ты можешь стать опасной звездой. Поэтому уже больше не мели пургу свою. Я наверно твоё предложение приму, как волю мудрости твою, верь, исполню как свою.
А сам меня заковать захотел. Вызвал охрану и говорит, что ему спокойней мои советы из подвала слушать и в совете с совестью думать, что внедрять.
- Может, - шепчет, - на всё наложу, а проблему заморожу и лишь понюхать разрешу, умных очень не люблю. Есть в делах такая страсть, с высоты на все плевать. Может тебе побег устроить, и в побеге успокоить?
Я охрану обезоружил, их было двое, но я сдюжил. У него стекло на столе лежало, вот я им всех и отутюжил. Завладев оружием, заставил его штаны снять и на заднице написать, что он дурак, и всем зыкам её в окно показать. Мой кураж над властью святость, отыгрался я на радость, как они над мной когда-то, жаль, силенок было мало. Но хозяина на кол посадил народ блатной.
Разутюжил спецназ зону, море было крови, стону. Ещё долго, долго, долго воронье всё там летало, и мертвечину собирало.
Меня же за все, глумясь, карали. Когда живым еще поймали, то собаками порвали, а голову, когда сорвали, меж ног ремнями завязали. Даже мой труп не закопали. Я призраком с тех пор брожу и голову свою, порой, подмышкой ношу. Душа моя теперь одна гуляет тоже без меня, и всё кого-то обижает, меня по горю навещает и врагов моих карает.
Вот хожу я теперь, как юродивый всем призрак, не то шут поневоле, не то сказочный Бисмарк, по Европе и миру, земле и по небу, нет покоя душе, ищу место себе. Будто сказки душа, рукавичка моя, как с похмелья опять воплотилась в меня, и беда как всегда по пятам то тут, то там. Схоронить невозможно, да и сжечь очень сложно. И что делать не знаю и за кару к себе всех я тоже караю. Гробовую плиту сам себе изваял, что бы только под нею меня кто закопал.
И по-прежнему музой я, по свету гоним, вот и пью, и страдаю, я с народом своим. Словно принц из пророчества, сею смерть одиночества. И готовлю проказы, то желаю заразы. Тех, кого проклинаю, я пощады не знаю. Вот подсел на винцо, как будто призрак народа, что глотает его, от того, что прозрение мир не ищет своё. Места точно не знаю кто покажет моё и в автора сказке не вижу его и с моею судьбой лишь чертям хорошо.
Вдруг в отчаянье пропел:
Трудно стало жить на свете,
Где желанный наш уют?
У кого закон в корсете,
На святых порой плюют.
Бог закончив чтение молитвы вновь закачал головой, не зная, что ему сказать и он обратился к нему:
- Разве не видишь ты Боже, как правители земные, рвутся к твоему помазанию на власть над миром, чтобы быть для всех кумиром. Все норовят силушкой ее взять, и по наследству передать. При всем этом твоей волей заручаются и в обманах не каются. Разве это порядок в твоей вотчине, если ты не заодно с ними? Я бы на твоем месте тоже с горя запил, а не о своем втором пришествие твердил.
- Бог с лица потемнел, видно возмутился на речь, и как будто мираточа запеклась на его щеке течь.
- Я хоть с властителями мира, но с ними не за одно, но по понятиям, причастен к власти все равно, только по наследству власть такую над миром передавать не хочу, и допустить её не могу.
- Правильно Боже, не готовы наши правители к такой миссии.
Разве можно власть над миром силой брать и прикарманив больше никого к ней не допускать? Я так считаю, что святые должны править миром, а не деньги с дыбом. Чтоб и наследников у них от плотской любви не знали, и власть по наследству не завещали. Плотская любовь им будет мешать, забудут своей властью любовь людям передавать.
- Тебе ли об этом рассуждать – возмутился Бог. - Тебя давно ангелом трудно назвать, а на делах лежит Дьявольская печать.
- Ну не говори, не говори. Вот и крест на груди. – Распахнул халат. – Смотри.
- А Дьявол на перстне, возмутился Бог - это разве не к беде?
- Ну, я ж об том уже говорил тебе, не всё решает твоя воля. Хоть мне боже трудно тебе возражать, но попытаюсь вновь растолковать. Почему я так стал рассуждать?
Снился, мне Боже, намедни странный сон. В нем вроде как душа моя поднебесная и как будто не моя, но в виде образа моего юродивого чтеца, что у церкви стихи читал для автора, когда он в церковь шел. Летает над мной и поет шепча, что разбитого Союза Советов душа. Точь-в-точь такая, какая тобой из песка была сложена, когда ты снизошел до меня. Говорит, что бродит по белу свету и никак не найдет себе успокоение. Убить, то Союз убили, а душу не отпели, и к тебе она не попала, хоть и тело своё потеряла. Бедой страдала, что тебя и не признавала, но ведь о счастье мирян мечтала, которое все сказкой считали. Вижу, как этот грешный дух в потной агонии в громах и молнии, мечется в поисках своего былого влияния, как и душа моя, между землей и небом, не находя себе успокоения. Она, как не допетая сказка, ждет кто допишет и споет до конца. Моя душа с ней, как родня, и беда одна. Мою ж душу тоже поругали и святые не признали и грешные гонять стали.
Порой, как сказочная голубая птица, во снах над сознанием моем начинает виться. И видится всегда, будто в разных частях мира появляется она неопознанным призраком, как остаток угнетенного дива. Видение её, как из чрева Ада вырывается и наводит чудеса для ума изъяна и просит меня дописать сказку до конца. Вот поэтому здесь я.
Прости Боже ей и мне всё и проклятье свое, не смотря ни на что. Вот такая оказия, странная до безобразия. Представляешь в прошлом сне, я как будто был гонец беде в яви что живет на земле. Душа вроде, как моя и не моя, но летала, и летала, будто поиском страдала. Между небом и землей стон стоит, с беды войной. Мир опять ею играет, кровь меж душ змеёй стекает. Далее смотрю, летит дракон, на как какой-то Пентагон, что издавал развратный стон. А он над ним летя хохочет и, за что-то кары просит. Все глядят, его не видят, только голос её слышат. Бойцы бегут, радары стонут, русский дух, кричат, их мочит. Как засечь, себя сберечь, не придумали картечь.
Вот такие вот дела, страх в висках, как от ствола. Будто русские оружие взлетело в высь и беззаботно страх зла купирует свободно, чтобы об войнах не мечтали и печали зла не знали.
Потом далее смотрю, душа эта и с упреком, но без страха, как летающая чаша, птицей счастья понеслась в небесах. Вся, как будто бы в нирване, чудеса, страстей испила и над миром воспарила, крылья к солнцу навострила. В этом виде, в гордом стиле крылатой леди над небесами летала, как будто Солнце соблазняла стать на Земле владыкой Рая. Залетела к Богу в Рай, грустным показался край. Вот спустилась уже ниже, где власть в грехах жила и ныла, наживе святости просила. Залетела в Ад земной, там, где Содом с Гаморрой развлекались, танцевали, пили, ели, и бесправием наслаждались. Лишь закончилась отдышка, всех смолой залил чёртушка. Не по нраву стало ей, полетела меж людей. Властью страстно увлеклась, красоты казала в сласть, телом неги соблазняла, к созиданию на земле Рая призывала. Власть такого не видала, на колени прел нею встала и просила удалиться, чтоб не могла народу снится. Согласия ждали в долгих муках, ломая руки с горя в скуках.
Она же видом дев нагих решила мир сей изменить ими над властью по глумиться, и к уму людей пробиться. В Рай уже не торопилась решила страстью поиграть и за соблазн власть покарать. Всё стремилась так и эдак, как на власть карою наехать. Чтоб порок их извести и под святость подвести. Всех наготой власть дразнила, где-то бритву раздобыла и за собой дев повела, раскрывшись полностью сама.
Словно мухи на дерьмо, липли с маху к ним и всё, что власть скупало за бабло. Они беды своей не знали и без согласия юбки мяли. Ведь чем больше дев кругами с оголенными телами, вокруг власти, то от части, думала она тогда, что этим им выколет глаза и Богу явит для суда. А под юбкой у неё, и у всех ангелов, её не было совсем того, что искали мужики, для спокойствия души. Как у русалок чешуя, с божьим видением греха, но не попразднуешь нахалки, к экстазу приводила казнила. И дразнили, и дразнили мужиков сума сводили. Уже в экстазе зевом ног, когда мужик терпеть не мог, как гильотиной во грехе, рубила, словно на плаху, великой тайной женской страсти, гордость их трусов на части. Как ножом, греху для дани, чтобы похоти не знали. После муки наступали. Карали этим всех подряд, линчуя власть за алчность, страсть и когда кару совершали, обличье в ангелов меняли. Потом разделка как на плахе, кухонным стол, для назидания всем в миру, на шашлыки и грызть велели тех, кто насилием власть имели. Вот тогда от этой кары думать власти начинали. Она ж хотела, как пойму, святую сделать власть в миру.
Тех, кто думать не желал, и протезы подбирал, кому любовь лишь по карману и краса по барабану, собрала всех, на корабле как Ной ковчег земной судьбе. В этом самом корабле, будто в денежном мешке, всех поклонению наживе и наживу в этом мире прокляла, утопив в морской волне и помолилась Солнцу как богу земле. Потом веселья хоровод повела и тельца нажив сожгла, устроив бал для торжества. Сотворив прощальный пир, для пороков на весь мир, пообещал власть тельца поставить под контроль добра.
- Ну и фантазии у тебя, и опять не за меня, можешь больше не вещать, – прервал его рассказы Бог. - Лучше бы снов твоих не знать, из них сказок не создать чтоб грешность их не отпускать и святыми не считать.
Мне тоже как-то стало не по себе, и я захотела отключить компьютер. Однако все попытки оказались безрезультатными.
Юродивый с экрана пригрозил мне кулаком, в знак того чтоб я больше этим не занималась.
- Я хотя грешу слегка, но не совсем уж без ума и зря казнить хотят меня когда ворует вся братва? Для этого и нормы завышены всегда особенно на стройки, и на войны зла, чтобы в этом коррупция жила.
Вот вам крест, душа моя, в Рае всё же жить должна, где бы нажива умерла, как и коррупция с добра, что Богом Миру с сужена. Ну, схороните ж, наконец, не такой уж я подлец. Тело земле святой придайте, и на поминках не страдайте.
- Ладно, прощу, и даже, может, со временем и отпою, как исполнишь роль свою, лишь тогда очистишь душу по велению моему, во славу правды торжеству. Если во снах твоих всё плохо, поможет ли святое слово, и даже страх твой кулак, что поднимаешь ты в раскат ну не спасет, скорей враг. - Совсем смирившись, сказал Господь, - Я не вправе во сны твои лезть, не хочу потом жалеть, но суду святых отдал бы, чтоб не знать сознания травмы. Нельзя во снах проказу сжечь, хоть и грешна пороков сечь. Чтобы грех кому-то и простить нужно знать, чем заменить, чтоб пустоту душ не святить
- Да что сжигать?- возмутился юродивый. - Если душа моя и так, из рукавички сказки советов пришла, где всех людей жила душа, как единая страна. она вселилась и в меня, а в ней и святая сила и горе не бела. Карабас Капитал силою её захапал, только душу не сосватал. Дух святой верой извести его не смог. Так и живет он, с пакостью свей, в ней как бог души грешной. Ты его не проклинаешь, и из неё не выгоняешь хоть живет в ней не законно и плюет на всех спокойно. Я конца той сказки что писал зачту, ты её читай по чаше службою в Раю.
- Ладно, кайся до конца, чтоб не выросли рога, ведь и Дьявола душа, на прошение от греха, - и услышал, как в поклон:
- Дальше виделось мне то, будто в моем страшном сне, на том самом корабле, где душа моя собрала грешников для покаяния, суд ей они решили сотворить, как возмездие спустить.
Стали тайно обсуждать, как все ж душу мою поймать и за проказы наказать. За то, что всех их оскопила, власть совет держать решила. Призадумались, над тем, как же им скопцам теперь, власть не потерять совсем. Вроде бы и власть они, но не годны для любви. Так зачем же без греха власть над миром им нужна? Если только есть и спать, то зачем нужна им власть, нет и смысла воевать. Задались они вопросом, может это нужно богам? Мы теперь все как святые, но и они порой грешные. Святые греют власть свою смирением за свою судьбу, и правом к божьему суду.
Так говорили меж собой… Тут Бог прервал рассказ пустой.
- Какое хамство! Крест с тобой? Ну, ты сначала по лечись, потом уж кайся, не лечись. За сны и в снах ты не пекись. – Так почесав затылок свой, упрекнул за сон лихой. – Святых у нас своих хватает и не по страсти и беде, а по святой моей нужде.
- Так-то оно так, - продолжал юродивый, улыбаясь слегка, - только эта коварная душа на "энтом" форуме, тоже чудо сотворила и собой дерзость вновь явила. Видно пошутковать решила. Мало что страсти всех лишила, тут и наслаждения от еды всем отбила. Видно не могла им простить, за песни и сказки, и кару за голую задницу власти, а покаяние не свершили. Вот и показала, как надо мстить и что может над властью мой призрак свершить. На банкете, когда все к трапезе решили приступить уже, она зашла, и как шутя, новую проказу им, как на блюде подала.
- Господа, - заговорила она, - а не пора ли вам не трястись по дворцам? Террор любого вида, это на вашу власть обида. Значит что-то все не так. Вас пугают на кулак. За какую власть боролись, так на то и напоролись. Не пора ли вам опять в коммунизм людей позвать? Восстановите в рынке план оптимизируйте коммерческий обман. Объявите свободу любви, но только по моральному контракту, для упоения души. Для управления этой свободой создайте империю не равного права, за жертвенность для общего блага и дара. А чрез коллективную душу семьи, создайте единое братство земли. Ведь семья частичка природы была всегда и жизнь в поклонение к ней лишь жива. Вот и создайте поклонение ей, как себе, всё в соответствие с любви духом на земле. Души же боже предлагаю по звездам выбирать и верой, дружбы, с любовью семьи намывать. Чтобы к богатству не тянулась, а лишь талантами гордилась. Убейте, верой нищету, - твердит, - террор уйдет во мглу. Власть вершите не по силе, и вражда сгинет в могиле.
- Ты, что в прошлое зовешь? Коммунистическая вошь, - услышала вдруг возгласы нападок, как проклятия подарок.
- Бога ради господа вы не поняли меня, - отвечала им она. - Я туда вас не зову, я наоборот хочу неравенство прав по уму, таланту и труду. Только неравенства это надо не золотым тельцом венчать, а свободой права короновать. Больше прав давать тому, кто в богатство народа внес лепту свою. Пусть богатым будет тот, кто только славу в мир несет. Кто на бедности горбу рвет богатство, быть в Аду.
- Тебя подруга не поймешь, что ты мелешь и что ждешь? Что богатых как рабов в Ад с цепями поведешь? Без нас талант, как эмигрант, и жизнь на праздник, и беда деньгами вымощена вся. - Изъяснились, как шутя ей элиты господа.
- Нет не эта господа, вам грозит сейчас беда. Вот за бедность, ту, что вы, в жертву злату принесли, власти вас лишать пора и урезать все права. В том числе над капиталом, что нажит кровавым даром. Делиться надо господа, жидов наживы не выдержит земля.
- Мы тебя не понимаем, да и глупости не знаем. И как ты, лихая сныть прикажешь деньги нам делить?
- Капитал наживы тонет, словно труп, лишь пена стонет.
- За бортом ему лишь место замесим новых денег тесто. Жизнь людская капитал, на неё запустим нал, капитал добра поднимем, монумент ему воздвигнем.
Вы Расторгуевы мешки его в добро вложить должны. Кто больше вложит тот и бог, но это к власти лишь порог. Как народ будет богат, такой вас властью наградят. Вы права свои должны от людской любви нести.
Понять представителя низшего класса никак не хотела собравшая масса. Однако они стали дискутировать на эту тему и, в конце концов, пришли к решению, что такое будущее возможно, если организовать его осторожно на каком ни будь курорте, как развлечение для народного утешения.
Некоторые предлагали создать курорт дорогой, по путевкам с разной ценой и правами, где были бы легализованы и проститутки, и рабы, и пляжные короли. Одни могли бы отдыхать, как в первобытном обществе, другие как в рабовладельческом, социалистическом и в предложенном ею коммунистическом, но далее её идеи распространять не все хотели. Тут помидоры в неё полетели. Та жизнь, в которой они жили и не тужили, и где все деньгам служили, для них была раем. Копили на злато в перине и видели они коммунизм в могиле. В принципе они хотели только делать деньги и другой они не хотели песни. У кого кошелек был толще, у того и прав было больше. И как их заработать, значение не имело вот тогда всё и зашумело.
Поняв наконец, что собравшиеся представители её предложение не оценили, она пообещала, что такой курорт она им построит, а пока покажет, к чему сей мир их жизнь готовит. После этого гипнотизируя всех, магическим голосом, закричала:
- В поданном вам блюде свободы, бульон не водица, а людская кровища, и мясо не райские тушки, а живые лягушки.
Всех от этого крика, как будто младенческая скрутила. Как загипнотизированные кролики стали они дергаться в конвульсиях, и мясо из своих тарелок на столы выкидывать. Мясо выкидывали, брызгая на друг друга кровью, как в Аду, на сковороде с солью.
. Выброшенное мясо, будто это и впрямь живые лягушки, по столам запрыгало и заквакало. Более того, это мясо на них напало. Разъяренной огненной гиеной, квакающие изрыгали из пасти огонь, сея всем и страх, и боль. Мясо прыгало на оторопевший люд, из поданных к трапезе блюд.
Испуг оказался такой большой, словно шок от войны мировой, Все президенты от ужаса мяса завизжали, как собаки и описались как дети от страха. Думая, что лягушки квакушки, это агрессия такая, как война роботов мировая. И бросились друг на друга с испуга. Все смешалось, как в войне дрался каждый на столе.
Охрана, как помешанная решила защищать, гоняясь за лягушками, стараясь их стрелять. Так в суматохе стреляя, то по лягушкам, то по лысым макушкам. Ненароком матерясь, то по маме, то по папе то ли с Богом, то ли с роком, перестреляли спьяну знать, так закончилась их власть.
- Такое только с большого бодуна присниться может, – заметил Бог. – Бес тебя во снах корёжит, в голове чего-то роет, и прощенья не желает, кары место подбирает, в страх сознание одевает. Черти там то и сидят, и по мозгам твоим стучат. Ох, негоже, ох негоже, все на безумие похоже. У тебя сей час в мозгах Дьявол пляшет на кострах. Если представить, что мясо во сне, это вроде как толпа на угощение зла суме, то в молитве ты найдешь успокоение себе. Раз цивилизация свобод подает на блюде кровь, и хлебать хочет её, будто райское вино, значит, в мире нет гонца от всеобщего ума. В кровяной купели ищет сон тебе конца, ты как горе от ума, я молюсь уж за тебя. Очень бес тебя попутал, лучше бы его не слушал.
- Вот концовка в этом сне, прошла в несказанной красе, как огонь по зла росе и в тревожных раскатах неба, как зачатье неги света. Проносится душа по миру, смутою людской, как революцией большой. Этот гром цивилизации грозит всеобщей национализацией, вызывая слезную ярость богатых, и покаяния всех за неё клятых. Говорит, что пытается под этот колпак загнать, всю земную знать, за их демократический маскарад. Ждем от Бога освящения для всех надеждой на спасенье, и парад, как маскарад прошлых мук, велик обуз. Спаси меня Господи от этих видений. Я ищу других ощущений. Негоже будоражить мои сонные мощи, и является во снах заманчивым призраком, ломающим понятием моим кости. Не хочу, чтоб даже во сне, привидением в дьявольской суете, она являлась, к моей отлетающей голове.
- О, это кара у тебя в голове от пьяного угара и скуке по душе, – перебил его Боже, - на раздвоение её похоже. Одна душа людей может пугать, ужас на власть нагонять. Другая истину искать и сказками её гонять. - Подумав добавил. - Твоё прошлое ушло и уже давным-давно, а что-то в сказки твои проросло, - и почесал бороду свою. - Но тебе все прощается, ведь ты юродивым называешься не знаю почему, но всегда интересные мысли твои будоражат и меня. Хотя многие виденья твои - это не к добру. Крестись, перед сном, и сказок бред уйдет с концом, да и с Дьяволом придется расстаться. Он к апокалипсису ведет и этим гроб земле несёт. Что с хвоста Дьявола беда, открестишься, уйдет и она. Я отпущу грехов виденья, сожгу твой призрак от мученья…
Он ещё что-то говорил, но неожиданно на экране моего компьютера появился новая персона. По всему её виду, с рогами и черным плащом, предполагало думать, что это сам Дьявол воплоти или, по крайней мере, кто-то из его семейной родни.
- Я, так, не дам тебе сжечь этого господина, Сей призрак есть души моей картина, – вмешался в разговор он. - В его надо жизнь вдохнуть, обуть, одеть и как правду жизни отправить на мировой съезд. Пусть он правду там всем расскажет, и кого правителем мира назначить, может, подскажет. Ты же боже хочешь всю власть мира, где-то собрать, надо с ней что-то решать. На меня можешь хулу не гнать, давай вместе мир спасать и каждый свою сказку писать.
Бог терпелива молчал и он продолжал:
- Сейчас кровь я не пью и к апокалипсису вести не хочу, черные дела тоже не все от меня, а где-то твоя беда. Система мира тобой создана была, кто виновен, что такого? Я сейчас только наблюдаю и больше, молочное употребляю, всё язвой страдаю и только в хорошей компании выпиваю. – Заявила, как шутя, откуда ни возьмись, дьявольская душа. –
- Ты откуда, и куда, явился здесь качать права? – Восклицал Бог видя соперника себя.
- Вы явно здесь меня не ждали и на душевную беседу не приглашали. Похоже, только проклинали. Вот заглянул и угольков прихватил. Может нам костер разжечь, чтобы руки погреть, никого не будем жечь. Чтоб беседа с миром пошла, есть и адова вода, хоть крепка, но все же родная, кайфа нету с нею края. Мне хватает глотка два, чтоб закосить под чудака. Не хотите, то винца, в миг пошлю к своим гонца. И, о, чувствую, простите, в горе вех людей, меня зря вините. Я ведь одного себя виновным во всем не считаю. Это всё больше божья недоработка. Рай на земле обещал, а ума людям на его строительство не дал. Боится власть потерять, и козлом отпущения меня велит считать. Люди в грехах мучаются, Бога не слушаются, будто в впрямь на это я всех толкаю, и меры не знаю. Душевного покоя, уж, сколько веков нет. В этом мире все меня тираном считают, а я ведь и полезным могу быть и злом добро творить. Вот случай выдался, решил оправдаться, божьего прощения дождаться, напомнить о себе и погреть душу здесь на огне.
- Тебе б напиться, повеселится, а потом хоть потоп. Не будем зелью ставить проб.
Дьявол зацепился за эти Бога слова.
- Но в этом, не моя вина. Это твоя задумка была. Ты сам Ноев ковчег закрыл и больше никого в него не впустил.
- Я всех предупредил и только после этого всё залил. Сей час снова могу повторить.
- Ой, не надо людям мстить, если в мире не грешить, то зачем и как им жить. Жизнь твоя святая, скука для, веселья грех подруга. Без подруги не куда и не сюда и не туда. Снова спустишься на землю новою Христовой тенью. Будешь править миром сам. Без меня получишь срам. Чем людей будешь пугать, или сам будешь карать, если не библию читать, чтобы потом им всё прощать. Как не верти, как не крути так лицо не соблюсти. Правда жизни, в чем она? Нет ответа у тебя.
- Правда жизни лишь во мне,
- Что хотел ты сжечь при мне на моем кары огне?
- Этой правды, считай, нет, ждет земля другой обет.
- Значит, вновь грозишь потопом. Ой, не будь таким ты снобом. Кара очень велика, как же дети без греха? Я даю на это пас, кто поклонится хоть раз, то у вешаю чертями, словно ёлочку огнями и в день явления тебя сам очищусь от греха. Вот такие брат дела, где здесь, правда, где беда?
- Вот свалился мне на темя, что ты хочешь в наше время?
- Трудно мне сидеть во мгле тянет к родственной душе, мир пугать страх нагонять, не высока благодать. О больших делах мечтаю, и все Бога зазываю. Потоп всемирный отмени, Адом лучше замени. Буду всех в дерьме купать, если закон твой начнут нарушать. И твоя забота станет мне, как истины работа.
Бог смотрел на проклятую им душу и только крестился.
- Зачем крестишься? Крестом ныне от меня не избавишься, и без грешных не прославишься. И, не иначе я здесь, как для драйва появился с темного цвета камня. Появился, чтоб тебя образумить, хоть слегка. Давай будем дружить и одну лямку тянуть. - Обратился Дьявол к Богу. - Ты хоть Союз Советов как рукавичку земли продал то даже и меня напугал.
- Это черти твои сотворили поменяли мыло на шило. Теперь весь мир золотой вотчиной твоей стал. До этого как-то все проще было, зло меж собой хоть не дружило, но терпение жило.
- Теперь все с из нова, придется начинать, и новую мораль зла создавать, но уж так, чтобы согласия меж собой никто не мог отыскать. Хотя если ты примешь моё о сотрудничестве предложение, мы можем принять совместное решение. Иначе зло, страшней былого сделаю и чтоб не печалились сейчас в Ад за бутылочкой сбегаю. Ты же свободу всем дал, и сам к равенству призывал, так что я теперь что хочу, то и ворочу, и не обессудь и поперечиной мне не будь. Не в этом ли твоей свободы суть?
Бог перечить не стал и как будто бы вдруг с экрана пропал, и я обратилась к Дьяволу:
- Прими хоть ты грешную душу юродивой беды, из сказки про рукавичку Советов страны. Что она неприкаянной мучается, и мир будоражит, может быть, покой на землю спустится. Бог её в пепел превратить хотел, но ты помешал, не успел. Сейчас бы по небу тучами летала и этим сюжет моей сказки в клубок смотала. Ты мне весь сюжет испортил. Ни начала, ни концовки, ни сюжета сказки не могу сложить? Кто её мне напророчит, боль тоски меня тревожит. Внеси хоть ты лепту свою, прокляни, или, наконец, прими грешную душу ту, что пыталась принести свою судьбу, как что-то святое в сказку мою. Пусть она призраком не витает, а стойло своё созидает.
- Душу Союза, как и юродивого чада в Ад к себе принимать, это проблема большая, - отвечает он. – Она хоть зло творили, но как-то все о благе и счастье мировом твердила, и к нему стремились, а мне такая душа не нужна, разворошит мой муравейник зла. О душе юродивого с рукавички Союза пусть Бог теперь позаботится, она, кажется, перед ним покаялась и даже в Рай набивалась. Хотя эти виденья, как сны я ему нагонял, чтоб правда жизни страх знала, и про меня не забывала.
- Вот, вот опять кукиш мене в рот и куда теперь судьба заведет? – Закашляв, юродивый и возмутился, будто словом, услышанным поперхнулся. – Давит, давит советское прошлое и на Бога, и на тебя, даже богатым оно теребит сознание иногда. Они возвращают за гроши его, как долги проклятия своего. Развлекаются в нем и галстуки одевают, и пионерок себе танцевать заставляют. Этим прошлым они торгуют, и проклятье божье их не волнует. На курортных слетах прошлое у них в почетах. И на право, и налево, все за денежки раздето. И горн трубит и «Будь готов!» зовет к отрыжке «Я готов!». Все как-то выходит не по уму, Люд как будто скучают по прошлому своему. Видно твои черти опять у них при чести.
- Ну что мне прикажешь делать? По этим проказам я Адом на них не могу наехать.
- Да ни в этом дело, сам знаешь, если душу Союза, грешной всё же признаёшь, то сам каяться станешь. Если душу союза ни в Рай, ни в Ад принять нельзя, значит новая вера семьи быть должна, где бы её душа в основу ей положена была. Это явление мня во снах, к Богу толкает, а я как Чаплин одной нагой в Аду другой в Раю. Вот и летает во снах душа, от вина, без меня, то там, то тут греша. Вместе с душой рукавички той, из сказки моей. Она вроде как отголоском союза была, да так по дури трещала, что совсем маленькой стала. Хоть и тесна была в моей сказке и не очень-то мила твоей задачке, но давала людям тепло и покой и теперь ностальгия ходит за мной.
Нынче этим делом греша, я даже стих написал не со зла, хоть ему и причина была. Потно стало в нашем сне словно в печке иль костре и пота мыслей нет во мне и что делать дальше не знаю вот сел и уж страдаю.
Он задумался и выйдя из неё стал читать опять своё:
ИСТИНЫ ЗВОН
Слышится, слышится истины звон,
Чьей бы красою мир был покорен.
Карой небесной доносится гром,
Может ли он его страхом спасен,
От зла оков, что насилием пленен?
Требует небо раскаянья стон.
Каются, каются догмы времён.
Истины ждут, как святого огня,
Свечки мигают в объятьях перста.
Вот посылающий молнии свет:
«Слушайте, слушайте», - просит завет.
- Буду греметь я над вашей судьбой,
Карою рока беды над землей.
Вы пред русской склонитесь душой,
С неба душевный явится покой.
Русского сердца послушайте звон,
Что страхом небес был не раз искушен.
Слушайте, слушайтесь русской души,
Она от раздолья идет красоты.
Пусть всем на сердце ложится роса,
С русскою песней на все времена.
Слышится, слышится истины звон,
В этой душе звона мир растворен.
Кается, кается беса душа,
Что под зарей Руси в поле легла.
Просит спасения в заре, что зажгла
Святости спаса с явлением творца.
С удалью русской и песней времен,
Слышится, слышится истины звон.
К миру любви зовя всех на поклон.
Может быть, может быть, может быть он
Этой судьбой любви будет пленен.
Тук, тук, тук,
так, так, так,
Сердца стук из груди,
Будто бы истины звон от любви,
Ветер разносит в туманном пути,
Боже не дай сбиться в бездну судьбы.
****
- Что стихи ты мне читаешь, я от них всегда страдаю. - Возмутился Дьявол с дуру предложив чарку огневую. - Ты, по сути говори, выпей, горло промочи. Чтобы было всё понятно. Мысль твоя в стихе не ясна. - Юродивый в него чихнул и к сну голову склонил. -
Ну, что выпил, ну не спи, и мне в рожу не дыши. Не терплю я перегару, сам сейчас усну, как спьяну. Пока мне роль твоя не ясна и вся темна скорей опасна. Чего хочешь не понять, может девой тебе стать? Зачем мозги мне засорять. Не просись ты больше в Рай. Мою волю выполняй и пока не умирай. Пусть душа твоя от ныне жить будет в моем страха виде. В сказке автора такой будет с Богом вести бой.
Я поверь, тебя добью, ты исполнишь роль мою может Девой стать велю. Будешь всем ты отдаваться и святою всем казаться. Страх и ужас от тебя понесёт власти братва. Как в любви для упоения и грешного развлечения. Девой страсти назову, под тебя всю власть сложу. Ад построишь в сказке - сне, эту роль дарю тебе.
- Этого не будет со мною никогда.
- Тогда умрёшь – ты боль греха иль сам себя убей любя. Лови, - он бросил рока нож что был на рог его похож и как бы вроде бы шутя для испуга мудреца. Он же подставил лоб ему, чтоб оказался он в мозгу. Нож как в Ахилесову пяту вошел в шальную голову. Он порешил его судьбу, чтоб он не сеял уж в миру своих мыслей суету. Застряв в челе, он зазвенел и стон пронесся в темноте опять как призрак по земле.
- Как Каин Авеля убил, - воскликнул Бог и вырвал нож. – Он поживет еще пока, чтоб сказка автором дописана была и моё величие обрела, освободившись от миражей ума. Вот пакет сюжета от меня, - сказал воскресшему от зла. Пусть автору он станет сном, тебе его поводырем. Окончательно очнешься, просветлеешь и прозреешь, в свою роль тогда поверишь.
Я от ужаса такого взяла авторское слово.
- Что ты сделал дъяволина, это ж адова картина. За сюжет такой меня, проклянёт вся сказку ждущая братва. Положительный герой, хоть и очень непростой каждой сказке был бы люб. Зачем делать из него прототипа твоего.
- Если Рай и Ад не то, где ляжет вечность и, на что? Для смирения простого, пусть то будет, что готово для выражения святого, а без него пустынный дар идет к чертям и радуется их котлам. И вот для этого меня не вычеркнет людей земля. Я труп блаженного сожгу если он не исполнит роль свою или в котлах своих сварю, как и его истину ходячую чтобы Бог не знал удачу. Гад предлагает за права, от социального добра, на время получать блага, как на халяву манной от божьего гонца.
- Пусть склепом станет камень твой, в котором ты хранил покой. – воскликнула проклятьем я. – Обратно уберись в него и не волнуй моё чело.
- Он своим существованием был совестью с греха сознанием, и к святой жизни зазывал хоть правды мукой жизнь венчал. – явитель зла мне отвечал. - Он к истине своей поклона требовал людей, а власть крестил изжогой слова. Ты его не ублажай мыслю его мир не ломай, судьбу его не береги, мир излом не спасти. Революция ума в мире мирной быть должна. Не думай злом весь мир калечить, грех уйдёт и надо верить. Боюсь, опять на кровь напоремся, и от этой беды уже не отмоемся. Соединенье неба и земли к которому нужно идти.
Хотя теперь мне все равно, чьё уже топтать добро, хоть сказки духа твоего, хоть кого еще, на душе было б легко. Донимают порой и меня, отголоски прошлого бытия.
Вот пусть, воскресшая душа, что Богом дарена была как поводырь твоего сказочного рассказа будет и частью дел из Ада. Он же как ты судьбой играет и себя лишь почитает, - возмущенно молвил Дьявол. – Ты ж хочешь, трахнуть мира власть, за войны, что кормили страсть и в этом вы с ним, как родня не чувствуя в этом греха. В сказке своей, будто шутя, считаешь, что творцу она любима лишь как дичь для пса. Я же со своей стороны зло в сюжет твой подгоню.
Эта и любая другая пакость, мене всегда будет лишь в радость. Здесь со мною лучше договор иметь и под мою дудку петь. Так сообща, мы с тобой, какой ни какой сюжет сляпаем, и эту власть ниже пупа по лапаем. Не вздыхай так глубоко, если прибьют, схороним не глубоко, чтобы снова вышла в сказки торжество, что явишь люду как добро.
Если не сможешь, то раскопаем и снова писать заставим. Призрак этот тебе, того и гляди, больше меня пригодится. Иди и отдыхай, авось, что во сне примерещится от того и Бог не открестится и слово на бумаге заплещется. Что будет надо делать, сама решай. Самое главное скучать не давай.
То, что явится в твоей голове, ты увидишь дальше в сне и уже в следующей главе. Если прыгнешь выше головы, и с умом опустишься ниже пояса, то не иметь тебе бездарного голоса. Может быть, и поймаешь удачу, а я упрощу задачу. Мне возбуждает такой процесс. Кайф поймаю, наконец, а то совсем скучно жить стало, покажи всем своё литературное жало и чтоб от мысли всё стонало. И страха было не мало.
Я перекрестилась, и экран погас, видения исчезли, однако непонятно откуда, голос прошептал:
- Хочешь знать продолжение сказки в своем сне, потри ладошкой камень дар у компьютере на столе.
На моём рабочем столе действительно рядом с компьютером лежал красивый бело-черный камень, куда спрятался сюжет сказки с борьбой за истину жизни. На одной стороне виднелся божий силуэт, на другой стороне черт с рогами, а сверху, как голубая душа юродивого звезда с птицей мудрости как сова. Я снова положила на него свою ладошку и слегка погладила чтобы увидеть свет огня. Птичка слетела и на плечо сев запела голосом юродивого моего.
ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ
Вот подарил, чтоб не страдать
Емеля в сне мне Щуку мать
И я решил по колдовать.
По щучьему велению,
по моему хотению,
Встаньте все, кто в моем сне
Счастья ищет в сна заре.
Ей желанья заказали,
чтобы все затанцевали.
Щука, щука, щука мать,
Помоги народ поднять.
Пусть Емеля плешь щекочет,
А люд смеется и хохочет.
Щука, щука, щука мать
Настроенье всем поднять.
Пусть с подъезда по ступенькам
Емеля с песней на коленках
На печке сказку привезет
И в неё всех позовет.
Где не будет знать народ
Им не нужных зря забот.
Щука, щука, щука мать,
Как им счастье оседлать?
Подгони коня "всесчастья",
Разгони туман ненастья.
Щука, щука, щука мать,
Дай же в жизни сказке власть.
Чтобы с неба манна была
И по любви право дарила.
Болью страхов не грозила.
Желанья веером являла.
Пожелания, пожелания,
На причалах ожидания.
Щука, щука, щука мать.
Прикажи все исполнять.
И утрат любви не знать.
Пожелай Всем щук поймать.
Щука, щука, щука мать
Как счастья всем богами стать,
И от несчастий не страдать?
Дай крючков большой удачи,
Для надежд без зла печали.
И отвечала щука мать:
"Вот те робот, чтоб желать
И все желанья исполнять.
Он срубит дом любой мечты
И на печет всем пироги,
Лежи как в сказке на печи.
Все исполнит как захочешь,
Осилить знание коль сможешь.
Только тебе пора вставать,
В сказке чтоб не прозябать,
А знания крючки ковать,
Чтобы щуки царем стать».
****
Эта песня напомнила мне почти туже тему на которую пел мне юродивый, когда я шла к храму. Потом вдруг она виденье нашептывать стала.
Я от него отказываться не стала Это вы узнаете в следующей главе. Может, и разгоню туман погоду, выйдя на сказочную дорогу к счастливому исходу, чтобы жить и не тужить и по сказкам жизнь творить.
* * * * * *
Свидетельство о публикации №111122408393