Великая Регина

На излёте своей жизни Регина Михайловна Гринберг сочла меня подходящим для исполнения обязанностей личного водителя. Она звонила домой или на работу, и своим, не потерявшем тембра и энергии, голосом, объявляла:
- Ян, мне надо к врачу. Подъезжайте к трём, и не опаздывайте!
Я дисциплинированно бросал все дела, и в урочный час приземлялся возле её подъезда.
Регина выходила – крошечная, усохшая, в шубейке как будто с чужого плеча, и грозно заявляла:
- Машина у вас какая-то высокая стала, помогите-ка забраться...
От неё неистребимо пахло кошками. Ими, да ещё памятью о своём театре, Регина и жила.
Кошек в квартире прославленного режиссёра уже не существовавшего Молодежного театра в это время обитало великое множество. А также котов и, соответственно, котят. Наши многочасовые телефонные разговоры нередко посвящались актуальным проблемам пристраивания кошачьего потомства «в хорошие руки»...

Когда я ехал в Иваново после трёх лет в армии, я знал только, что здесь есть ткачихи и Молодёжный театр, о котором я читал в журнале «Юность».
Я буквально влюбился в спектакли «Парабола» на большой сцене и «Мозаика» в чудесном малом зале с амфитеатром. Это всё был Вознесенский, стихи которого я тогда любил. А ещё был «Брехт» Тани Ким и Юры Разина, великолепный фрагмент «Ящерицы» А.Володина (он приезжал на репетиции) и много чего ещё.

Регина постоянно меня пыталась «втянуть» в театр. Как я сейчас понимаю, ещё один мальчик с гитарой ей бы не помешал.
Но я сопротивлялся - молодая жена и ребёнок Максик тянули сильнее.
Да и работы в молодёжке было много.
И только когда театр, в очередной раз оставшийся без сцены, приступил к постановке спектакля уличного, «на коврике», по стихам и песням Булата Окуджавы «Замок надежды», я дрогнул ... и на пять лет упал в это дело. Потом еле выдрался - Регина знала толк в порабощении актёров.
Через несколько лет я участвовал в спектакле, от которого нельзя было отказаться: трагически погиб один из актёрских лидеров театра Стас Малинкин, и Регина поставила спектакль «Памяти Друга», я там тоже участвовал.

Однажды, когда театр ещё был в силе и славе, когда тропа в мрачный Зубковский двор, в Молодёжный театр, еще не заросла, и её знали не только ивановские театралы, но и столичные знаменитости – Вознесенский, Окуджава, Евтушенко, несть им числа – Регина позвонила мне рано утром.
- Ян, - мрачно вымолвила коммунистка Гринберг, - Бог, кажется, есть... 
И она рассказала душераздирающую историю о том, что произошло минувшей ночью. Около четырёх утра своему режиссёру позвонил бывший студиец, мучимый совестью и, возможно, похмельем – незадолго до этого Регина, несмотря на очевидные актерские способности, безжалостно изгнала его из театра за «нарушения режима». Что он собирался сказать, мир уже не узнает, поскольку разговор был прерван катастрофой: со стены переполненной архивами регининой квартирки сорвалась тяжеленная книжная полка и рухнула точно на подушку, где только что покоилась голова нашего режиссера.
Действительно, Всевышний позаботился, чтобы Регина Гринберг прожила долгую великолепную жизнь, чтобы она узнала сладость побед и горечь потери своего единственного дела. Чтобы в один из обычных дней она мне позвонила и сказала странно спокойным и звенящим голосом:
- Знаете, Ян, мой театр сожгли...
И чтобы она перемогла еще много одиноких, наполненных воспоминаниями лет.

Нет, конечно, Регина была не одна – не только любимые кошки, но и мы все не оставляли своего режиссера. По возможности... Рядом был чаще других Андрей Афанасьев – самый верный, самый преданный.
Мы за глаза называли Андрюшу «портфеленосцем» - он всегда провожал Регину домой после репетиций и спектаклей, поскольку Зубковский двор славился как место опасное и полное неведомых разбойников.
В отличие от меня, подвизавшегося в Молодежном всего пять лет, да и то на второстепенных ролях (театр дал мне куда больше, чем я ему), Андрей прошёл рядом с Региной весь путь, до последнего её часа. И потом именно он написал об этих годах и своём режиссере чудесную, остроумную и горькую книгу.
Я тоже много чего писал о театре, всё это время, но больше «нужные» статейки в газеты и журналы.
- Ян, - звонила мне Регина, - мы боремся за автобус, без него невозможно. Необходима  статья – надавить на этих бюрократов...
Да уж, бороться Гринберг умела, и делала это с размахом и удовольствием. Её имя, произнесенное в чиновничьих кабинетах средней руки, производило эффект ежа, запущенного в штаны. Стаканы начинали звенеть, шкафы – покачиваться, а государевы люди бледнели и хватались за валидол.
Регина выстроила свою вселенную. В центре был Театр – конкретный, наш – и остальные секторы  мироздания предназначались для помощи детищу Гринберг, для обслуживания и восхищения. И если какой-то из миров не выполнял свою функцию, он подлежал остракизму, осмеянию, изничтожению и поношению. Многим смириться с такой позицией было трудно, но именно она, с учётом безусловной уникальности и таланта, и давала театру силы выстоять.
Жить было трудно. Застой, о котором так сейчас тоскуют многие, был вязким и обволакивающим. Никогда не забуду, как мы то ли двенадцать, то ли шестнадцать раз сдавали худсовету управления культуры спектакль «Замок Надежды» по стихам и песням Булата Окуджавы - один из двух, в которых я скромно участвовал. Обсуждение каждый раз было мерзейшее. Чиновные заседатели одновременно и тряслись от «кабычегоневышло», и с удовольствием измывались над режиссёром. А мы играли, как будто шли в бой.
Конечно, можно было покалечить спектакль, сделать всё так, как требовали, а потом ... играть по-своему. Но это было не для Регины! Она боролась, привлекая в помощь Михаила Ульянова и «Женю» Евтушенко, еще кого-то... и победила.
Она вообще – победила. Но эта победа не была сладкой.

ВИКИПЕДИЯ:
На фото: сцена из спектакля "Замок Надежды".