В шёлковых вуалях Парижа...

 21 сентября 2011 в 22:50

        Париж, десятые годы ХХ века. Леди снимают корсеты не для того, чтобы позировать художникам, они берутся за холсты и рисуют свои сны, фантазии, нереализованные желания. Им больше не нужны мужчины. Они сами становятся на путь творцов, создавая самое новое искусство.
        Мужчины, теперь, для них не господа, не рабовладельцы. Они отцы, любовники, натурщики, «земные боги», вдохновляющие на искусство, они «живые иконы», коллеги, друзья, равные по духу и по правам человеческим. Но и женщина для женщины становится иной. Она становится моделью, чем-то, окрыляющим, и, одновременно, чем-то угнетающим, заостряющим всё внимание на себе – она становится роком, болезнью, не дающим своей подруге развиваться в правильном направлении.
        Начав завоевание независимости от мужчины, женщина становится рабыней женщины. И это зависимость не так условна и материальна, как та, которую она испытывала ранее. Это союз не формальный, а божественный. Он заключается на небе, а не в юридической конторе. Эту связь подчёркивают не кольца, а создающееся искусство, откровенное для публики и безжалостное по отношению к своим создателям. Это искусство призвано перевернуть сознания, вернуть к архаике, древнегреческим страданиям, к эросу и инстинкту. Это искусство взращено на желании и на боли, возникающей как продукт нереализованного желания. Это искусство проникнуто чистотой, но опускает в бездну, заставляет взглянуть в тёмное зеркало, покрытое мглой. Это искусство вызывает в мужчинах нежность, а в женщинах – жёсткость.
       Это эпоха модерна, декаданса, водяных лилий и пурпурных отроков. Это время, когда все устои и традиции рушатся. И не только в искусстве, но и в большой жизни, наполненной волнениями масс, революциями, войнами и смятением, не верой в счастливый исход.
       Наступает эпоха, появление которой предугадали Ницше и Шопенгауэр, те, кто не имел волю к счастливой жизни. Эту эпоху закрыли и начали те, кто ушёл, оставив за собой руины из партитур, эскизов и полотен. Это была великая эпоха, и она заслужила то, чтобы к ней возвращались как к источнику, излучающему, тем не менее, жизнь, горение в искусстве, идею творческого существования, божественных откровений животного темперамента.