Баллада о возвращении

      
А в переулке Маши Порываевой
Доржавливают жизнь пути трамвайные
И все висит табличка:  остановка,
Как на двери забытая подковка.
Вот этот дом… давным-давно заброшен,
Замародерен и бомжами раздербошен –
Дом семь дробь два, застрявший где-то между
Отчаяньем и замершей надеждой…

Он вырос тут, дружа с кнутом и пряником.
Его сегодня звали бы ботаником.
Пилил на скрипочке, прилежно горечь пряча,
Пока его друзья гоняли мячик.
И в бабой Нюсей штопаных носочках
Болел ангиной, расставляя точки
И умножая с вялым интересом,
Чтоб не отстать от школьного процесса...

Истерлись точки. Растворились дроби.
Жена, карьера – испарились обе.
Душа пылала, как пустыня Гоби
И вымерзала тундрою в ночи.
И  самолет летел над облаками.
И стюардесса  длинными ногами
Из облаков кроила оригами
Под стопку - за покой и за почин….

И вот он там, где родилось Распятье,
Бессмертное, как счастье и проклятье,
Где благость и грехи – сестра и братья –
Как свет и тени, держат этот мир,
Где иудеи, греки и армяне,
Католики, буддисты, мусульмане
Живут в терпении, что выше пониманья,
Дыханьями не бередя эфир.
Он стал своим: соседом, другом, братом,
Был на блинах, ифтарах и шабатах,
Ходил на службу, получал зарплаты,
Крестил, женил, порою хоронил…
Короче, жил, почти что гармонично,
В Предвечном Городе, где даже гомон птичий
Не верещал, а музыку творил.
Все это днем. Но почему-то ночью
Непрочный сон его все чаще червоточил,
Навязчиво, как скрип, издалека
Его точила странная тоска
С упорной страстью, как искусный резчик,
Неутомимая -  точь-в-точь - жучок древесный.
Был мечен ей и Федор Достоевский,
(и кто из наших не был ей клеймен?)
Ведь русская душа – не хмурьте брови –
В ней голос Бога, а не голос крови,
Язык ее – он нотен, а не словен…
И так и будет -  до скончания времен…

“И вот – за берегами берега,
И снова – за границею граница.
На круги вновь. Но только на кругах
Уж ничего вовек не повторится.
И этих странных русских возвращенье
Непостижимо, как китов движенье,
Что из надежной, нежной глубины
На смертный берег плыть обречены.
О, сколько их, пронзенных русским духом,
Пропало в лагерях и голодухах!
И в скудных колбах смысла – не найти
Разгадки страстотерпного пути… .”
Он написал и опрокинул стопку
За все не зарастающую тропку
И за назад по имени вперед.
А самолет летел над облаками
И стюардесса длинными ногами
Из облаков кроила оригами
С улыбкой – никому и в мимолет.