Во время свое
Философская лирика - трудный жанр и глубокий. Именно к этому жанру можно отнести большую часть творчества ленинградского-петербургского поэта Юрия Шестакова. В его стихах столько глубины, сколько и образной красоты, и мистической притягательности...
Семена, что мороз пересилить смогли,
в почве тлевшие угольками,
так светло к небесам из весенней земли
разгорелись живыми кострами.
И неведомо им, что осенней порой
все костры живоносные эти
неизбежно погасит огонь золотой,
что и в сумраке солнечно светел! -
Словно светлая память о лете...
("Семена" Ю.Ш.)
С уходом поэта остаются его мысли, воплощенные в пульсирующие строки стихов, его чувства, вызывающие ответные переживания, его память, вобравшая потоки самых ярких впечатлений в течение нескончаемой реки, текущей в океан Вечности.
Глубокие переживания, чувства, мысли и память вобрала философская лирика Юрия Шестакова, волнуя и притягивая, вызывая раздумья у читателя, заглядевшегося на "Пристальное небо" поэзии замечательного мастера словотворчества.
* * *
В дебрях материи не найти
неделимую корпускулу счастья,-
попытки человечества убоги...
Но есть и то, что не разъять на части,
как слово ДУХ не разделить на слоги.
(из книги "Пристальное небо" Ю.Ш.)
Философская лирика - явление в поэзии особенное. Ведь что такое любая философия? - Это оперирование общими понятиями, обобщениями. В поэзии же философская мысль обретает иные качества. Единение сердца и ума отправляет поэта в мир откровений сущных. Но чтобы настроиться на это единство, вовсе недостаточно "трактаты философские зачитывать до дыр", и поэт, в поисках Начала,"к ребру стола припав благоговейно", делился тем, что услышал в звучании Вселенной, или тем, что пытался услышать, на что не находил ответа, а порой - и это самое притягательное в поэзии - читатель находит для себя слова, открывающие неожиданные ракурсы миросозерцания, и это навсегда сохраняет интерес к творчеству поэта, где сама глубина притягивает.
Куда стремится дух, покинув тело?
Что вмещено словами "рай" и "ад"?
В каких моя душа была пределах -
всего земную жизнь тому назад?..
("Безответные вопросы" Ю.Ш.)
Мировоззрение Юрия Шестакова зиждилось на основаниях евангельских, на философии Платона и Плотина, оно пронизано богословским духом о.Павла Флоренского и о.Сергия Булгакова, подпитано антропологией свт. Луки Войно-Ясенецкого, и эта пневматосферическая взаимосвязь служила поэту опорой в поисках откровений и была соразмерна его духовному опыту, каждый вмещает, сколько может вместить.
Когда поэт возрастает в духе, его поэзия начинает углубляться, становится зорче, онтологичнее, язык - символичнее. И это понятно, ибо когда человек пытается говорить о духовном на языке обыденном, духовное становится невидимым, приземленным.
Приобретая собственный духовный опыт, поэт вольно или невольно изменяет литературный стиль: смиряются образы, теряя суетную пестроту, метафоры начинают приобретать новые системы координат, перемещаясь от горизонтали к вертикали, наполняясь духовными энергиями, выстраиваясь в символико-онтологические параллели от дольнего - к горнему, от твари - к Творцу, от события реалистического - к евангельскому, символическому. Такое движение постоянно происходило на протяжении всего творческого пути Юрия Шестакова.
В стихотворении "Полдень" поэт воссоздал перед утомленными зноем людьми картину библейского рая:
"...и небеса в летучей пене,
и вкруг криницы - тихий сад,
где нежно гладят землю тени
и ярок яблок аромат;"
И вот уже речь идет об источнике, который "светло зовет собой напиться, напиться раз и навсегда" - здесь мостик ассоциативного мышления переносит нас к строкам евангельским(Ин.4, 14), но поэт, воспринимая красоту и художественность мира, отображает реальность низшую, которая независимо от его интуиции, является выражением горнего, и кем-то может восприниматься символически, а кем-то как дольний художественный образ гармоничной природы.
Так известен рассказ прп. Василия Великого о его друге, который символически описывал похождения гомеровского Одиссея, как странствия человеческой души.
Философская лирика сама по себе горизонтальна и не отличается от горизонтальной изящной словесности,и только своим стремлением к восхождению духовному Юрий Шестаков отрывался в своём творчестве от горизонтали. Таким образом, во время работы над поэмой о св. Александре Невском, поэту открылась духовная параллель между евангельским чудом изгнания бесов в свиней на Геннисаретском озере (Лк. 8,33) и потоплением боевого порядка псов-рыцарей, построенного в виде "свиньи" на озере Чудском:
"Свято веря в свет небесный,
об изгнанье бесов помня,
с тьмой сразимся чужебесной...
да подаст Господь нам помощь! -
И - продолжится былое:
для "свиньи" с нутром немецким
станет озеро Чудское
озером Геннисаретским!"
В толкованиях святых отцов под "псами" и "свиньями" в Евангелии понимаются люди, не имеющие веры, и люди верующие, но невоцерковленные, не очищенные таинствами покаяния и причастия, которые не видят неба, добывая пищу под ногами. "Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими" (Мф. 7,6). Именно в свиней вселяются изгнанные Христом бесы, не встречая сопротивления. Обезумевшие свиньи бросаются с обрыва и тонут в Геннисаретском озере.
Чужебесные силы получают отпор на Чудском озере и, подобно свиньям гадаринским, потопляются по воле Божией, гонимые войском св. Александра Невского.
Псы-рыцари вели захватнические войны, прикрываясь именем Христа, хотя к христианству их дела не могли иметь никакого отношения, но лукавый изобретателен, и имя ему - легион. Эта находка поэта была для него самого неожиданна и привела его в восторг.
Подобная символическая параллель выстраивается синергийно, тогда метафора обращается в онтологический символ, и для поэта онтологические связи очевидны во временном пространстве и доступны пониманию.
"Кто имеет уши слышать, да слышит!" (Мф. 13,9)
"В языке библейском соединены две реальности: эмпирическая - "видимая" и духовная - "невидимая", и это единение есть символ. С помощью символа мы говорим о духовном на языке телесном" - писал священник о. Александр Шмеман.
В современном языке онтология истощается и слова часто употребляются не в их истинном значении, в том числе и слово "духовность". Остались горизонтальные понятия, представления, связи. Онтологический символ всегда вертикален, он стремится к взаимодействию тварного и горнего мира. "Дольнее - символ горнего" - писал свт. Григорий Палама.
Для Юрия Шестакова символический срез - это та удобная точка зрения, с которой можно увидеть одухотворенность метафорического и образного ряда в литературном произведении.
Через символ библейский на языке личностных отношений с Творцом нам открываются глубины собственного сердца, с помощью языка онтологического символа стихотворные строки Юрия Шестакова наполняются духовным смыслом:
"Зернышком сохнет душа
в почве бесплодной, как камень,
и, воспаленно дыша,
плоть орошает слезами". -
Эти строки из стихотворения Ю.Шестакова "Зерно" отсылают нас к притче евангельской "О Сеятеле", где камень символизирует окамененное нечувствие сердца, в каменистой почве которого не может укорениться зерно - символ Царствия Божия, что внутри нас есть.
Если в Библии камень скалы в пустыне от удара жезла моисеева источает воду - символ Бога-Слова удобоваримого для жаждущих, то и камень сердца, для которого жезлом моисеевым служит вера и покаяние, источает слёзы (IКор. 10, 4).
За творчеством поэта стоит такое состояние сердца, которое невозможно передать языком обыденным, лишенным душевно-духовной динамики.
Если поэт верит, что Царство Божие "внутри нас есть", то и душа его уподобляется "зерну" - символу Царствия Божия (Лк. 13,18), и жаждет прорасти в жизнь вечную:
"Боже! Сквозь пекло земли
в почве и глине телесной
жажду зерна утоли
светлой водою небесной".
И здесь снова, как в стихотворении "Полдень" упоминается поэтом вода "Источника Живого Небесного, испив из Которого не испытаешь жажды во веки". Об утолении жажды духовной молитвенно просит поэт Отца Небесного на языке символа евангельского. И нельзя не отметить его смиренные строки в стихотворении "Магнит":
"Я лишь сосуд - сосуд из хрупкой глины,
наполни Словом, чтоб войти в Твой дом".
Такие строки свидетельствуют о творчестве духовном - являющимся, в сотворчестве с Творцом, творением себя, в отличие от творчества душевного и любого другого.
Интуиция без разумности, как и разумность без сердечных переживаний выражают разорванность человеческого естества, духовное же возрастание служит воссозданию в полноте подобия Божия.
Можно заниматься наукой, музыкой, живописью и поэзией, оттачивать мастерство, совершенствоваться, получать известность и награды... но! Существует та вертикаль, о которой нельзя забывать,- как постоянно говорил нам на занятиях своей литературной мастерской Юрий Шестаков, - вертикаль, которую надо выстраивать и восстанавливать, если она рушится. Чтобы идти таким путем, надо понимать мир символически-личностно, в обратной перспективе:
"...смотришься в память мою, словно в зеркало...
Нет, я не верю, что ты умерла!
Пусть хоть одной, но живою молекулой
рядом витаешь, где вся ты была
Вечность назад"-
(Поэма "Нина" Ю.Ш.)
Эти строки из поэмы сегодня воспринимаются уже по-другому, - более "больно и трепетно", потому что уходя из этого суетного мира, поэт из глубины своего творчества ставит нас в преломление лучей обратной перспективы. Но в мире его поэзии, в этом "зеркале Вечности", где отражаются мгновения земной жизни ("Поэзия"), он продолжает жить.
Иногда он возвращается в детство, переосмысливая течение жизни, не давая грузнеть и каменеть душе, оставляя её распахнутой перед Вечным:
"Я в детстве жил, как будто в центре мира,
и вечным мир тогда, казалось, был...
("Сонет" Ю.Ш.)
В своих стихах он живописал память детства, не используя пеструю гамму цвета, но образы его, словно чуткие пальцы музыканта, касаются тех струн души, которые из памяти читателя извлекают картины его собственного детства по глубине, воздуху и цвету превосходящие привычные пейзажи, и наполняют их звучанием и трепетом сердечным:
"Ведь я из тех просторов родом,
где степи, нивы и луга,
где, землю поливая потом,
из трав растили мы стога.
А в полдень шли с работы вместе
и отдыхали у реки,
и русскую степную песню
раздольно пели мужики".
Патриотизм Юрия Шестакова - не политическое амплуа, но чувство глубокое, искреннее.
Защита Отечества для православного человека - заповедь, которой верен каждый, независимо от того, в каком временном пространстве он живёт.
"В город - снаряды и хлеб,
а из города - дети
и старики...
Там, за лесом, спасение.
Но...
взрывы вокруг вырастают
деревьями смерти,
берег, что рядом,
под бомбами дальше, чем дно...
Вырваться трудно
из темных бурлящих воронок,
цепко хватаясь за руки,
за льдины,
за крик!..
Выйдя на берег,
заплакал старик,
как ребенок,
гладя ребенка,
который стал сед,
как старик..."
От Осляби и Пересвета до солдат, отдавших жизнь в последних войнах, живет и продолжает жить готовность заслонить собою Русь - Россию, завещанную пращурами с верою и любовью.
" В прошлом и сегодня
ворогам грозят
стяги черной сотни,
Сергиев Посад.
Светит солнца орден
на груди небес:
за Непрядву, Одер,
Суздаль, Киев, Брест...
А под бронью тяжкой,
под льняной рубашкой,
под морской тельняшкой -
православный крест."
Поэт прекрасно ориентировался в собственном мироощущении, замечательно владел словом и сердечным ритмом поэзии, достигая плодов зрелых. Он ощущал связь миров во времени, пространстве, памяти...
За границами страха и физической правды смерти - бессмертная правда веры:
"В прошлом сгинет безвозвратно наша прежняя юдоль, -
и наступит ноль пространства, времени земного - ноль.
Но, вовек не умирая, помня бренной плоти груз,
в самых светлых сферах рая будет жить Святая Русь!" -
В этом несомненном противоречии С.Есенину столько духа веры и любви к Родине, которая не пустой звук для поэта. Сейчас, когда открыто вопрошают: -Что такое патриотизм? - эти стихи звучат достойным ответом. Это надежда,вера и любовь. Даже тогда, когда "душа устала отдыхать от Вечности" сердце продолжало любить Творца и Его творение, - свою землю - малую родину Богословку, свою любимую, с теплотою хранить память детства и живительный "соломенного цвета лучик надежды, веры и любви". Это так важно чувствовать и сопереживать каждому человеку.
"На прежде живших,
на живущих нас
всего одно
безмерное пространство, -
как память,
как свидетель бездны судеб,
которых накопилось в нём - не счесть:
оно вместило всех,
кто был и есть,
чтобы вместить однажды
тех,
кто будет..."
(поэма "Нина" Ю.Ш.)
Эти, завершающие книгу "Пристальное небо", строки из поэмы о жизни сверх жизни вселяют надежду, что поэзия Юрия Шестакова "яко древо, насажденное при исходящих вод, еже плод свой даст во время свое..."
(как дерево, посаженное при истоке вод, которое приносит плод свой во время своё)Пс. 1,3
Людмила Либерцева
С-Петербургское Православное общество писателей 2011 г.
Свидетельство о публикации №111121810132