Первое путешествие из поэмы Повесть о жизни моей

Первое путешествие
 
Прочитано 515 раз
 
Страница: 1 2 >>
 
Первое путешествие.

Сейчас сижу и вспоминаю
я в мыслях прошлые дела.
И вот я снова начинаю
свою ту жизнь, что жил тогда!

С отцом мы едем на кошевке
лесной дорогой через бор.
Она ведёт нас до Ельцовки -
пути началом, был конный двор.

Зелёный Клин и конный двор,
одно едино – не делимо
его черты – большой забор,
кольцом в одно – вестимо!

Из брёвен срублена конюшня
и стойла многие внутри,
и в каждом том - своя кормушка:
овёс и сено впереди.

Я знал здесь каждую лазейку!
Излазил все здесь чердаки!
Пронюхал каждую ячейку -
здесь рвал не раз свои штаны!

И дед Захар, как главный конюх,
давал поить нам лошадей.
И мы скакали – кто обгонит,
и лошадь чья была быстрей!

Поить гоняли на Лосиху
и летом, в зиму, и весной.
Пасти гоняли за Ребриху,
бывало даже – под луной!

Однажды видел я картину
(уж больно жуткая была),
как старый хряк порвал брюшину
у молодого жеребца!

Большой свинарник в конце посёлка
снабжал рабочих свежиной
и для воспроизводства поросёнка,
работал хряк – весьма большой!



И вот, как раз (к моменту случки)
на поле возле кабана
резвились кони, сбившись в кучки
и ноль вниманья на хряка!

А тот уже, сверливший матку,
был страшной ревностью взбешен,
с глазами красными «во смятку»,
уже был тут – одним прыжком!

Клыком большим, в полчетверть метра,
живот коню он подцепил.
Рывок один – и лошадь – жертва!
Считай, что конь уже не жил!

А хряк большой, победно хрюкнув,
вернулся к делу своему!
Ему плевать, что конь каюкнул,
его же джоп – важней ему!



Запряг отец коня Пеганку,
такую дали, что была!
Похожа лошадь на цыганку
в цветастом платье у костра!

Рыже-бело-чёрными ломтями,
обкидали всю поверхность скакуна.
Видно, с мира по кусочку собирали,
чтобы лошадь получилася одна!

Вот, на этом разноцветье
потрусили мы рысцой.
Мы, сидевшие в карете, -
вся обшитая лозой!

Затрусили, попылили
за поскотину, поля,
по березнику проплыли
и углубилися в бора!

А в бору, здесь было жутче,
благо ехал я с отцом.
Сосны древние дремуче
окружали нас кругом.



То и дело мне казалось,
что за соснами стоит...!
Или мне так показалось?
Не стоит – уже бежит!

Другой раз и вправду кто-то
меж деревьев проскользнёт
и отец тогда охотно,
объяснит, кто был же тот!

А однажды я заметил
(первый раз мне довелось!)
шёл на нас, почти что встретил, -
это был огромный лось!

Шёл он прямо по дороге
нам на встречу не спеша,
нас, увидев на подводе -
резко бросился в чаща!

Затрещали сучья, ветки,
подминаемые им
и рога его - розетки,
как корыта, были с ним!

Дух отцу перехватило,
столько мяса уплыло!
Но подсудно это было -
лосей стрелять запрещено!

У меня глаза поплыли
из орбит, почти напрочь-
на всю жизнь не позабыли,
эти роги, эту мощь!

Вот подмял бы, думал я тут,
ох, и было бы делов!
Не унёс бы, Лёнька, ноги
от огромных тех рогов!

А Пеганка всё трусила
мелкой рысью по песку.
Ей, видать, всё пофиг было,
«чистокровной – Трусаку»!

Так трусили и трясло
по ухабам и корням.
Вот и солнышко зависло,
на обед, мигая нам!

Утром пряталось за кроны,
появлялось в их просвет,
а сейчас меняет зону,
проливает больше свет!

Папа сумку, что нам мама
на дорогу собрала,
достаёт из-под дивана –
самодельного кресла!

«Что тут мама нам с тобою,
закусить с собой дала?» -
и достаёт своей рукою
масло, хлеб и два яйца!

«Остальное нам сгодится,
будем после, с тобой есть,
теперь будем подкрепиться,
будем что-нибудь поесть!»

Закусили и запили
из бутылки молоком,
а потом опять забили,
из газеты, затычком!

Если юный мой читатель
удивится «затычком» -
поясню, тебе, приятель
я сейчас, а не потом!

Жили мы в другое время!
Тогда посуда береглась!
Почитай, почти другое племя,
с кем связи нитка прервалась!

Бутылок не было с закруткой,
пластмасс отсутствовал вообще!
Любою крынкой, вилкой, кружкой -
дорожил любой, всегда, везде!

Надеюсь, ясно тебе стало,
что такое «затычок»
и пора с тобой настала,
дальше ехать, мой дружок!

Едем, едем – всюду сосны,
порой с насечками на них;
на стволах, как будто соты,
и мёд, стекающий по ним!

«Что такое там, на соснах?»
«Что стекает по стволу?»
«Почему висят горшочки?»
«Я вот это - не пойму!»

Отвечает папа сыну –
он всё знает, что к чему,
объяснит ему картину
что не ясная ему!

«Это доят так сосну!»
«Кору так вот надрезают,
добывают тем смолу!»

«Это плачет вся сосна!
Ну, а плачет, что ей больно -
видишь, там течёт слеза!»

«А в горшочках собирают,
ту сосновую слезу,
в них те слёзы застывают
и превращаются в смолу!»

«Эту смолу собирают,
варят, парят, очищают,
в бочки толстые сливают -
на заводы отправляют!»

«Там из этой-то смолы
всяки делаются вещи!
Ты ещё чуть подрасти,
всё поймёшь тогда ты резче!»

Я сижу, даюся диву,
размышляю сам с собой,
а Пеганка трясёт гриву
и кивает головой!

Буд-то тоже понимает,
хочет тоже что сказать,
а меня тем забавляет
так, что хочется кричать!

«Эй! Ау, ау, ау!»
Эхо вторит мне мнократно,
«Эй! Зову, зову, зову!»
Отвечает лес догадкой!

Вот, мы к согре подъезжаем -
сосны все назад ушли,
кажду кочку объезжаем –
нет другого нам пути!

Кочки, кочки и осока,
грязь противная кругом,
одним словом – это согра,
её никак не обойдём!

И по ней, по этой грязи,
конь зашлёпал босиком -
брызги сбоку, брызги сзади,
было б лучше – я верхом!

Грязь тогда бы не попала
мне в лицо и на пиджак.
вижу я, пора настала,
мне залазить под тюфяк!

Тюфяком мы этим сразу
позакрыли вещи все,
чтобы спрятать от соблазу,
слопать что – нибудь еще!

Скоро ль долго ль, но когда-то,
конь наш согру одолел!
Пришлось ему, видать, не сладко
он изрядно попотел!

Дав коню поотдышаться,
снова тронулись мы в путь.
Здесь я мог и пробежаться,
свои ноги разомнуть!

Соскочив с телеги прытко,
по песочку босиком,
побежал я сбоку швытко,
соревнуясь с Пеганом!

А конь бежал, бежал
равномерною трусцою
и я его не обгонял,
довольный сам бежал собою!

«Щас будет скоро Ерестная», -
отец меж тем, промолвил мне -
«Садись скорей, здесь свора злая -
она покажет, брат, тебе!»

И, правда,
только мы в деревню заезжая,
собрались её вскоре пересечь –
набросилася свора очень злая,
нас готовая,
вперёд сожрать, чем пренебречь!

Поддав коню бичом и торопливо,
понукая бедную лошадку матюгом,
отец занялся отгоном шелудивых,
надоедливых собак – их гнал кнутом!

Ну, наконец, деревню миновали,
мы ехали, как прежде, здесь одни,
собаки неохотно отставали -
у нас ещё была дорога впереди!

Сейчас пошла дорога по-над бором,
уже я видел гладь Обской воды,
мне казалось причудливым узором,
игра цветов бегущей там волны!

Здесь в первый раз увидел столь воды я!
Здесь в первый раз увидел я такой поток!
Здесь в первый раз увидел корабли я!
Здесь впервые я услышал их гудок!

Гудок протяжный и печальный,
с надрывным хрипом и тоской -
слышал в нём я крик прощальный,
далеко летевший над рекой!

Как будто он совсем прощался
и улетал навечно в никуда,
откуда уж никто не возвращался,
как будто исчезал он навсегда!

Такое видел я впервые,
чтоб целый дом плыл по реке
и человечики живые
пешком ходили по воде!

Я слышал шум какой-то непонятный,
с боков крутящихся колёс,
какой-то шлёпающий голос и невнятный
рассказывал, куда он дом понёс!

И труба дымилась в доме постоянно,
и топилось почему-то летом здесь –
мне это очень показалось странно –
почто же летом дрова жечь!

О том, что это пароходы,
отец мне позже объяснил:
и что законы существуют у природы,
и что происходит распределенье сил!

А что касается тут силы,
то я заметил уж давно,
что наш коняшка пегий милый,
со мною утомился заодно!

Я утомился ехать на телеге –
уже который час трястись,
конь утомился ту телегу -
который час уже тащить!

Да и солнышко ещё влияло
разморило оное меня
тем, что ласково так пригревало,
уходя от полудня.

И закимарил так я незаметно,
пригретый тёпленьким лучом,
так сладко, безмятежно, безответно
чудесным, детским, беззаботным сном!

Мне снилось, будто я летаю
на нашем пегом скакуне,
ногами босыми болтаю,
держась за гриву, сидя на спине.

Несёт меня моя коняка
над гладью вод реки большой.
«Постой, постой» - кричу - «чертяка,
не то собьёшь трубу собой»!

А он не слушает и мчится
минуя дым над той трубой.
Это мне как будто и не снится -
я не во сне, я там живой!

И конь мой по воде уж мчится,
и вижу уж волну я за собой,
и коршун в небе вон кружится,
и небо высоко над головой!

И впрямь, мы едем по воде.
Коню воды почти по брюхо.
я мчался по воде во сне -
и наяву я вижу, что не сухо.

Ельцовочку беспечно я проспал.
По заводи мы едем не глубокой.
Ногами до водички я достал
и так же беззаботно ими шлёпал.

Через заводь перебрались мы свободно.
На берегу, на том уже ждала
друга дорога – если будет вам угодно,
та, что мне надолго, долго будет дорога.

Нам нужно было ехать дальше
до старой Нижней Каменки.
Не бывал я здесь когда-то раньше.
Здесь в первый раз играл я в камешки.

Когда подъехали мы к Каменушке,
в честь, которой и деревня названа,
увидел я несметное количество – игрушки,
что речка ребятишкам принесла.

То были гальки всевозможного калибра,
разнообразной плоскости и кругизны.
И разрисованы, похожие на тигра
неописуемой для Лёньки красоты!

Здесь были серые, зелёные, цветные,
блестящие и гладкие, как лёд,
узорные, кривые и смешные
голубые, в крапинку, имевшие налёт.

Узрев такое-то богатство,
у Лёньки разгорелися глаза
тут же он попал у гальки в рабство -
такого он не видел никогда!

Вмиг карманы были полны.
Набил их Лёнька до предела - донельзя
и огорчался очень, когда волны
отступали, гальку «люкс» с собою унося.

Не мог ходить от тяжести бедняга,
пытался гальки все с собой забрать,
уж выглядел совсем он, как бродяга,
что милостыню должен собирать.

Отец, увидев положение плачевное сыночка,
решил помочь от тяжести избавиться ему
и предложил сынку (бывший малого росточка)
играть в оладушки, то бишь ударить по блину.

Идея оказалася удачной.
Отойдя в сторонку от волны
где вода была особенно прозрачной
все гальки раскидали на блины.

После этого пошли с отцом мы в лавку
он должен был там что-то мне купить,
не молоток, не гвозди, не булавку,
а форму школьную мне должен был вручить.

Ведь я хотел так сильно попасть в школу!
Я всем и вся порядком этим надоел!
И вот, свершилось, наконец, что я обнову -
форму школьную прям в лавочке надел.

Не будем углубляться в изъясненьях,
что обуревало мной тогда,
степень моего удовлетворенья
превышала все границы торжества!

Здесь же папа мне купил
огнестрельное оружие.
Массу мошек я убил
что летали тучею!

Переспали у кого-то,
где не помню я сейчас,
а наутро по восходу
собрались в район скатать.

В район спалкать легко сказать,
на деле ж очень сложно:
во-первых, на ту сторону попасть,
а без лодки невозможно.

Река большая - не Лосиха!
Теченье быстрое опять;
поди, проверь – неразбериха,
река не будет течь воспять.

Отец нашёл такую лодку
и переправщика при ней.
За переправу одну сотку -
(отца зарплата - пара дней)!

Лодки были без моторов,
да и не было таких.
Не слышно даже разговоров
было, о моторах подвесных.

Долги ль, скоры ли дороги -
перебрались мы на ту,
леву сторону той Оби,
за большую очень мзду.



Мы в Ордынске - центр района.
В Чайной первый наш привал.
Хлеб от белого батона,
чай, который ни пивал!

Впечатлений уйма, горы!
Двухэтажные дома!
Легковые тут моторы!
Церкви чудны терема!

Магазин - чего тут нету!
Я такого не видал!
А большу таку конфету
целый час почти сосал!

Мне купили здесь тетрадки,
карандашики цветны
и каки-то там закладки,
и ещё одни штаны!

Ух, сколь за день было много
всякой всячины – всего!
Если взять ещё с дорогой-
рассказать мне будет что!

Всё бы было очень чудно,
не случись со мной того,
что заставило к полудню
меня оставить одного.

На обед вернулись к Чайной,
чтоб к обеду что поесть.
Боль почувствовал отчайно,
что пришлось ажно присесть.

Затошнило, лихотило,
дурно стало мне совсем.
Ходить не мог, мня, заносило.
Я болен был буквально всем.

На руках отец в больницу,
меня бесчувственным принёс.
Поместили нас в светлицу -
окна прямо до небёс!

Местный врач – хирург, светила,
Пётр Борисыч, принял нас.
Рассказал отец, как было -
диагноз вышел в тот же час!

«Пендицита» приступ было -
моё плохое житиё,
от того и замутило -
затошнило бытиё.

«Пендикс» будем удалять,
не случись чего дурного.
А пока, мол, полежать -
подождать денька – другого.

Папе ж надо на работу!
Он уехал в тот же день,
передав о мне заботу
на больничный трудодень.

День прошёл, а мне всё лучше
и бочок уж не болит!
День - другой, а я всё круче
и не нужен Айболит!

Третий день. Сижу на улке
и скучаю по «домой».
Вижу вдруг, что в переулке
Ваня - брат пришёл за мной!

Было радости премного!
«Давай скорей пойдём домой!» -
бросился к нему с порога -
«Я здоров! Я не больной!»



И пошли тут приключенья
с Ваней, едучи домой!
После, стали сновиденья,
что случилося со мной.

Дело к вечеру уж было,
когда с Ванею вдвоём,
добрались мы до обрыва
и пошли вдоль, бережком.

Мы искали, где бы лодку
нам найти, чтоб переплыть.
Я уж стал менять походку,
стал скулить и сал тут ныть.

Но, на счастье, подвернулся
дядька - бакенщик один.
Он нам только улыбнулся
и нас в лодку пригласил.

Повезёт он нас на остров
в домик бакенщика там.
И не бойтесь, мол, там монстров,
мол, спокойно будет вам.

Вот и остров. Уже вечер.
Воон там домик старика.
Вот уже начался ветер -
волны бьёт о берега!

Всё сильнее ветер дует!
Всё сильней волна шумит!
Вот уже гроза бушует!
Вот уже и гром гремит!

Всплески, всполохи и вспышки,
с громом, чуть не по воде!
И ни грамму передышки,
чтоб укрыться бы, хоть где!

Наконец-то добежали
до спасенья своего,
а в избушке нас уж ждали -
нас всех видели в окно.

Мокры, грязны и продрогши,
завалились, в домик сей!
Обсушились, пообсохли -
похожи стали на людей.

А за окном уж утихала
гроза ужасная из гроз,
как будто тоже приустала
от силы бури и угроз.

На топчанах переспали.
Ваня с Лёней на одном -
друг ко другу поприжались
и свернулися волчком.



Что им снилось? Кто их знает!
Разве можно щас сказать!
В жизни всякое бывает!
Было важно вместе спать!

Утром рано, вместе с солнцем,
что над Обью поднялось,
брызнул луч в тоё оконце,
где так сладко им спалось!

Жизнь их детска продолжалась
вместе с этим лучиком.
Им лишь только встать осталось,
чтоб успеть с попутчиком!

Утро вечера умнее
и не зря так говорят,
солнце в окна – всё милее,
чем грозы ночной разряд.

Утром встали и умылись,
чай попили у костра,
на свой берег снарядились -
благо лодочка была.

Нас на берег переправил
тот же самый бакенщик,
что спокойну ночь нам славил -
теперь просто лодочник.

Волны на реке пропали -
утонули в никуда.
Другой берег мы достали
ровным счётом в два гребка.



В кузню к папе заявились.
Он нас ждал уже вчера.
Мы ему тут объяснились,
что, мол, заминочка была.

Погостили - день пожили
и отправились домой.
Пёхом, пёхом мы пилили
аж до самой Ерестной!

В Ерестной, купил брат, велик,
весь поломанный такой.
Отец дал на это денег,
чтоб довёз он нас домой.

Ваня долго с ним возился -
ремонтировал его.
На ночь здесь же примостился
у хозяина того.

В этом доме жил дедуля
(видно было - лет за сто!),
по колено бородуля,
да и скрючило всего.

На ночь, глядя он молился
на коленях к образам
и так яростно крестился,
ажно жутко стало нам.

С дедом как-то переспали,
утром тронулися в путь.
Уже вскоре застонали -
велик ехал как-нибудь.

Как-нибудь на горку пёхом,
а под горочку бегом,
как-нибудь, а всё ж доехал -
вон и наш я вижу дом!

Дома мама нас встречала.
Мы герои были дня!
Вся деревня обнимала
и встречала на ура!

Вот и кончились скитанья,
чему так рад был очень я!
Остались лишь воспоминанья,
что так волнуют сейчас меня!
 
 
 
06.05.2011  Последнее изменение:  12.11.2011