Из писем фрау Штакельберг

На мансардах гуляет осенняя ветошь,
Разливается запах из стылых кофеен,
И французит сквозняк любопытнейший нос…
Милый Ганс, я пишу вам вчерашние письма.
У моей гувернантки несносная мода
Их читать, растревожив тот ваш секретер,
Где сидели вы, тихий, улыбчиво-кроткий,
Седина затаилась в висках ваших бледных.

Вы ушли в серый день под колеса авто.

Ваша дочь ходит в школу, одета с иголки,
У нее теплый голос, сквозная улыбка,
Не танцует, не пишет и, ах, не поёт.

Милый Ганс, у него нет и вашей осанки,
Он приходит по пятницам, дарит улыбку,
Он дает мне уроки на скрипке игры.
Он так юн, что мне хочется, право, смеяться,
Мы пьем чай и тушуем осеннюю стужу
Под дождливыми струями слез октября.

У него есть семья, милый Ганс, и женат он
На хорошенькой девочке, розе провинций,
Мать ее нам носила когда-то газеты.

Я обычная женщина ростом за тридцать
Дивных лет, я все так же верна своей моде
Быть неверной другим и скучать невпопад.
Я все так же играю в том тихом театре,
Я все так же глупа, как вчерашняя пьеса
Из-под ваших, обычно, столь легких сюжетов
На продажу, для каждого, чудно-простых.

Вы ушли в серый день под колеса авто,

Не расправившись с нашими горе-долгами,
Я себя продавала другим ни за грош,
Вивьен Ли вам таких же, как я, идиоток
В каждой роли своей, столь пустой и трагичной,
Отыграла. Прошло. А теперь я богата.

Вы б, наверно, поставили этот сюжетик,
Дали вашей любимой дурнушке-кухарке
В пьеске малой заглавную пошлую роль.

Наша жизнь – это глупый театр на абсурде,
Где мы где-то, когда-то, кого-то, зачем-то,
Где мы кто-то, и меньше гораздо, чем звук
У полета шмеля, наши сны и терзанья,
И не стоят они даже ногтя творца.
Мы нанижем на годы нелепые штампы,
Никудышные реплики, схожесть сюжетов,
Нарумяним свои загрубевшие язвы,
И, красуясь своею расцвеченной миной,
Отыграем отбой под дешевый фокстрот!...