Николай Рерих. Эзопова басня

 
   "Скажи мне с кем ты, и я тебе скажу – кто ты есть".
     Итак, некие собаки облаяли караван. По справедливости нужно сказать, что ни один из этих псов никак не пригодился бы в караване. Разве не замечательно, что вся темная стая подобралась так явно и по такому естественному подбору, что ни одного животного из них вы и не могли бы приобрести себе. Есть в них и маленькие, кривоногие, рыжие собачонки, есть и пегие кобеля, есть и черные слюноточивые ублюдки, есть и колченогие, есть и бесхвостые. Казалось бы, выбор не малый. Но эта внешняя разница чисто кажущаяся.
Внутренний смысл всей этой своры очень своеобразен. Та же подлость, та же жестокость и кровожадность, та же увертливость и лживость всех вывертов. Разве не удивительно, что сбежалась свора от разных концов, и кормленые, и голодавшие, и борзые, и колченогие – по звериному инстинкту сбежались многие и лают они на проезжих, как по заказу. Думает путник, кто же и каким способом собрал всю эту вшивую команду? Почему же непременно какие-то уроды, запятнанные кровопролитием и всяким обдирательсвом, должны собраться в
одну свору и, задравши хвосты, бегать по деревне? Как будто и время сейчас далеко не весеннее. Как будто и коты на крышах еще не начали серенады, а кудластая свора уже спущена и бегает, рыча и тявкая. И как это случилось, что ни одной мало-мальски породистой собачонки не пристало к оголтелой стае. Есть же такие законы в природе, по которым – как в человекообразном, так и в животном царстве – "рыбак рыбака видит издалека". Давнишние трактаты о естественном подборе недалеки от истины. Правда, иногда "в семье не без урода", но чаще всего – "яблоко от яблони недалеко падает". А если заведется в стволе дерева червивость, то и плоды такого дерева гнилы.
     Одни ямщики любят ответить на собачий лай лихим кнутом, а другие ухмыльнутся – "пусть себе горло дерет". Но коли попадется шавка под пристяжную, ямщик только скажет – "достукалась бестия".
Бестия – слово латинское. Значит оно зверь, животное. Много оно избродило по свету, ибо в самых разных обстоятельствах требовалось это обозначение. Животность и звероподобность не раз поражали человеческое мышление. Всевозможными способами человечество пыталось отделаться от звериных инстинктов. Худшие из человеческих состояний, именно, отмечались наименованием звериности и жестокости. Говорят, что лишения и страдания очищают человеческое сознание.
 Спрашивается, какие же еще страдания нужны? Какие же еще лишения должно
претерпеть человечество, чтобы отрешиться от низкой животности? Кто-то говорит, что еще какие-то катастрофы должны пронестись над затуманенной нашей Землею. Некто утверждает, что какие-то острова должны провалиться, какие-то новые моря должны возникнуть, но какие же размеры этих новых водных пространств должны быть, чтобы люди серьезно об этом задумались? Плачевно подумать, что люди так легко привыкают даже к самым ужасным положениям вещей. Точно бы требовалась какая-то ускоренная прогрессия воздействий, чтобы современное мышление озадачилось и помыслило о путях ближайшего
будущего.
     Говорят, что многие из современной молодежи прежде всего смотрят в газетах на страницу спорта и кинемо. Говорят, что многие затруднятся в перечислении самых выдающихся философов, а в то же время безошибочно перечислят бойцов и борцов, и звезд фильмы.
  Может быть, это и не совсем так, но рассказы профессоров и школьных преподавателей заставляют задуматься о современном течении мысли. Так же точно все это заставляет помыслить, что же именно толкнуло теперешнее поколение на такие крайности. Кто читал о последних годах Римской империи или Византии, тот с изумлением мог бы найти многие параллели. Среди них бросится в глаза необыкновенное устремление к цирку, к гладиаторам, к конским гонкам и ко всяким условным призам. Разве и теперь каждая деревня, а скоро каждая улица, не будет иметь свою королеву красоты, или свою замечательную руку, или
ногу, или свой особенный волос. Точно бы ничем другим не может вдохновляться
человеческое воображение, а в то же время неразрешимая механическая проблема загромождает течение прогресса.
     Все государства, все учреждения, все частные лица живут вне бюджета, лишь умножая какой-то общеземной долг. Эта материальная задолженность не ограничится одними земными, механическими условиями – она перейдет в другую, гораздо более опасную задолженность, и если планета окажется духовным должником, то этот страшный долг может быть тяжким препятствием всего преуспеяния.
   "Собаки лают – караван идет", – так говорит оптимизм, а пессимизм вспоминает, как стаи озверелых собак пожрали часового у порохового погреба. Осталось от него - винтовка, тесак и несколько пуговиц. И каждый прохожий мог после случившегося беспрепятственно поджечь этот погреб и наделать непоправимый вред. Но будем следовать по путям оптимизма и примем каждый собачий лай, как знак того, что движется нечто новое, полезное, неотложно нужное. Иногда даже горчайшие знаки пессимизма будут лишь тем естественным подбором, который во благо строительства все равно должен свершаться.
 Особенно ужасны чудовища, когда они скрыты во тьме, но когда они так или иначе
вылезают к свету, то даже самые их безобразные гримасы перестают быть страшными. Знать – это уже будет преуспевать.

-----------------------------------
   Собаки лают..  Но есть и молчаливые "собаки", которые развалились на дороге (перед караваном) и не помышляя отойти в стороны, грызут себе с невозмутимым видом кости крылатого коня.  Если к лающему отродью отношение было сформировано давно, от вопрос о молчащих - мучил.  Есть традиции и средний добротный автор, пишет себе стихи о которых нельзя сказать ничего плохого и порой иногда интересно вступать с ним в диалог, попытаться разгадать его лично пережитое. Но всё чаще и чаще понимаешь, что ничего нового он не пишет. Если собрать таких авторов в антологию и сравнить с антологией (например) серебряного века, то ощущения и картинка будут близкими. Тогда в чём смысл? Почему современные искания (а это обязательная часть в творчестве любого автора) такие ограниченные. Иногда представляется данная ситуация негласным сговором крепких середняков с миром деятелей культуры, издателей и меценатов - так проще и объяснимей держать и держаться в созданной прежними традициями и усилиями нише.
     Пишу об этом, чтобы наконец-то отмежеваться от авторов, не желающих, не способных, не пытающихся открывать что-то новое, двигаться вперёд. Мне намного интереснее авторы :) караванщики, чем те, кто вне каравана.