Никто никого-ничего не искал

         …Бродячий по себе, я вышел в поле пчёл.
         Что может быть в пути? Вода, еда и рок’н’ролл.
         Пять раз спросил у пчёл – а нет ли ничего?
         Три раза по дождю я падал в город полный своего.
         Зачем они хранят останки тех, кто я?
         Куда теперь? Который час? Мой выбор – жду. Мой хвост – змея.
         Мой психотропный рай и узенький карниз –
         Совсем бы не закис, считая кости крыс и глядя вниз…
   Напевала и напевала себе, перебирала ногами чуть старые камни, и молчала, молчала, молчала… Старая песенка. Почти такая же старая, как сама Она. Эту песенку Ей подарил один сон. Один настоящий сон, из-под солнца. Этот сон любил Её так, что даже научил петь в себе. Петь в себе – великий дар. Никто не может услышать – песню можно только дарить дальше. Есть вещи,  которые можно только дарить. Эти вещи – их можно дарить не отдавая. Жадность ни при чём, подарок не сделка. Одна песня, но на всю память – и дышала, дышала узлами всех самых звуков. Сон любил Её так, не умея так любить Её. Этот самый настоящий сон однажды ушёл без своей песни. Она пела и молчала.
   Она покоряла чей-то мир в полной уверенности, что все кролики попрятались по колодцам. Без полной уверенности покорялся только ничей мир. Она сожгла комнату и все свои перья и пошла покорять чей-то мир. Так Она нашла своих новых друзей. Своих новых друзей с Ней раньше не было, а первые новые друзья виднелись лишь порой через щели в земле. Всё потому, что в Её комнате всегда было очень тесно и закрыто. Иногда даже приходилось есть и спать – настолько Ей было тесно в коробке из-под первых вещей. Все знают – если поджечь такую старую и деревянную коробку, то коробка сгорит. Не все знают – если поджечь такую старую и деревянную коробку и не знать, куда лететь, то перья закоптятся и почернеют. Почти никто не знает – если поджечь такую старую и деревянную коробку, сидя в одиночестве и в этой коробке, и знать, что лететь разве что в никуда и к никому, то станет очень холодно. Перья сгорают – так тоже становится очень холодно. Она покоряла чей-то мир – свои новые друзья однажды прокричали, что так будет не так холодно.
   Она подумала один раз: «Мысли не числа – можно и сосчитать». В чьём-то мире было не так холодно.
   В чьём-то мире были ничего и кто-то. Теперь и Она. Кто-то был рад своей власти в чьём-то мире. Теперь Она всегда иногда ела и спала в чьём-то мире – так теплеют в чьём-то мире. На новый оборот чьего-то солнца чьего-то мира Она стала чей-то мир, когда-то удивилась своему запаху чьего-то мира, но больше не удивилась. Кто-то был рад Её власти в чьём-то мире. Кто-то грелся, Она теплела – не грелась. Или кто-то стал своей первой вещью, умножил всё на два и Ей некем греться – в Её зеркале только Она. Зачем свои новые друзья вдруг начнут лгать? Бывает сильно холодно и бывает холодно не так, по-другому сильно – стая своих новых друзей протягивает все три лапы к новой и деревянной коробке. Интересно, кто знает, что если поджечь такую новую и деревянную коробку и забыть про сгоревшие перья, то можно просто погреться от этой коробки вместе со своими новыми друзьями?
   Она была такой, что второй раз считать мысли Ей больше не доведётся, и самый настоящий сон пришёл к Ней без песни и насколько смог другой.