Ла Лока. Почему я предпочитаю негров

Кислотные марки сегодня –
модная забава,
но в 1967-ом
глотание их было евхаристией,
и обращало нас в подлинных визионеров.

Моя подруга и я бывало наглотаемся
и отправляемся
в Хейт*,
и о да,
Негритянские Парни Понимали Что К Чему,
но белые парни
были тупыми.

Я появилась на свет в Сан-Фернандо.

Моя незамужняя мама не абортнула меня,
потому что в Тихуане это было слишком дорого.
Они  втиснули меня в колыбель невидимости
и пичкали из бутылочки бактерицидами и аспирином.
Моими няньками были катодные трубки.
Я достигла юности вопреки всему,
благодаря бандини и распылителям.

В 1967-ом я вступила в свет
и стала реальностью.
Я увидела матушку Землю и Большого Брата
и
я отсекла свои корни, которые заглохли
в бетоне
Сансет-Бульвара,
чтобы отправиться с подругой
на попутных
из Беркли в Сан-Франциско;
и мы открыли,
что Чёрная масть была отличной
и
что Белые парни производились массово
и окропляли свои лужайки искусственно
из длинных зелёных шлангов
в западной части Лос-Анджелеса.

И вот я – в танцевальном зале Авалон*
в модном розовом сатине с открытой спиной,
благоухая,
начиная сексуальную
революцию.
Я была подружкой сатира, полуженщиной,
и розовый сатин
висел на мне свободно
как намерение.

Лизергиновая кислота была моим завтраком, обедом и
ужином.
Я была тупиком на периферии
Истеблишмента,
и мораль была открыта для интерпретации.

В моем районе: если ты блудишь вокруг, ты – потаскуха.

Но я была эмигранткой, и вот
я глядела, как толпы белых парней
из школы Александра Гамильтона*
слетались сюда.
Они были авангардом
Революции.
Они слетались сюда
в повседневных поношенных рубахах
с завёрнутыми рукавами
и с кредитными карточками
в задних карманах
на имя их родителей.
Толпы Революционеров.
Вместо заутрени они цитировали Маркузе и Хью Ньютона.*
Вместо вечерни они научали юных девчонок
из Сан-Фернандо
ложиться с каждым.
Не подчиниться - значило стать фашистом.
Я глядела, как толпы белых парней
налетали сюда со школы Гамильтона.
Все парни с моей школы были отправлены
во Вьетнам.
И я была в Беркли, ублажая белых мальчишек,
которые ремонстрировали за мир
в кровати, блудные руки противников войны
учили меня марксистской философии.
Для них я была явлением с отверстиями.
Я знала: все они в глубине души -
страховые агенты,
и все они умрут от инфаркта;
тем не менее я снисходила к ним,
потому что была совестлива.
Я снисходила к белым мальчикам,
и они вбивали мне в голову
Коммунизм.
Они известили меня, что бедные люди угнетены
и у них нет денег.
Некоторые из этих людей были Негры и Чикано.*
Некоторые женщины имели внебрачных детей.

Между тем мои бедра были ненасытными
щенками
и никогда не могли насытиться до конца,
и эти младокоммунисты были скупердяями.
Мне было семнадцать,
и я хотела увидеть мир.
Мой расцвет был химическим.
Я прошла и через другие испытания
и в действительности обрела ясновидение.

В 1968-ом,
однажды ночью,
меня посетило видение, и чудо! -
я узнала,
что в 1985-ом
мир всё так же будет белым, бактерицидно
белым,
что идеал наживы -
несмываемая черта
белых мальчишек,
как и их голубые глаза,
что Феррари сменят фольксвагены
и будут вестись с такой же сопливой лихостью,
с какой пускались сопли вокруг дверей Филмора.*
Я знала этих парней, я знала их, когда они нацепляли плакаты
Че Гевары над своими кроватями.
У всех у них были плакаты Че Гевары над
кроватями,
и я глядела в темные глаза Че всю ночь,
лежа в их кроватях,
забытая.
Теперь эти парни - в оффисах с именными табличками
на дверях 18 этажа
небоскрёбов в Энсино.*
У них - бывшие жены и наркосвязи.
Даже моя подруга вышла замуж за владельца кондо 
в Ван-Найсе.

Согласно номенклатурной теории
научного белого марксизма, я была
bлядью.
Богатые девицы были «эмансипированными».

Я была чикано из Сан-Фернандо,
и между мной и негром из Сан-Франциско
было много общего.
Глаза, например,
широко раскрытые
со смутным выражением “fuck you”.
Я видела их и они видели меня.
Мы не нуждались в содействии офтальмолога.
Мы сближались друг с другом на
визуальной основе,
и наш любовный акт
не был гипотезой.

Сейчас, когда я мудрее,
я хочу откорректировать
эти нервные голубые глаза, которые слетались 
с Брентвуда,
чтобы увидеть Хендрикса,*
но,
когда я вперяюсь в них,
они теряют фокус
и становятся всё бесцветнее и бесцветнее.

Не зря Малкольм называл их Дьявольскими.



Примечание:

Хейт – район контркультуры в Сан-Франциско.
Авалон – бальный зал с оркестром в Сан-Франциско.
Школа Александра Гамильтона – престижная школа в «белом» районе Лос-Анджелеса.
Хью Ньютон – один из лидеров Чёрных Пантер.
Чикано – мексиканцы.
Филмор – концертный зал в Сан-Франциско,
в котором выступали известные рокеры.
Энсино – финансовый и деловой район Лос-Анджелеса.
Хендрикс – легендарный негритянский рокер, гитарист.