шедевры модернизма

Рассказав на ста с лишним страницах о вечере в Ла-Распельер, автор наконец возвращается к самому себе. Он возвращается к тому, с чего начал, – ко сну и пробуждению, – и читатель (по крайней мере, такой как я) чувствует облегчение, хотя сам никогда не мучился ни бессонницей, ни кошмарами и, просыпаясь, сразу вспоминал, как его зовут, где и в какую эпоху он живет. Но так приятно покинуть общество светских людей, да и людей вообще, человеческое общество, и остаться наедине со своими снами, грезами, мыслями. Может быть, Пруст ошибся в выборе формы? Может быть, он напрасно выбрал форму романа? Если бы он написал не исследование светских нравов, а что-то вроде толстовской «Исповеди», у читателя (по крайней мере, такого как я) не возникало бы иногда желания пустить свою кобылу вскачь, то есть перейти к чтению галопом, когда, кинув взгляд на четную страницу, тут же переводишь его правее. «Хорошее произведение должно испытывать терпение читателя» – я знаю этот лозунг литературных модернистов и знаю, что, по их мнению, самое лучшее произведение – то, которое никто не в состоянии прочесть до конца, не пропустив ни слова. Эти шедевры высятся, подобно неприступным вершинам. Они таятся во тьме, подобно морским ущельям, которых не достигал ни один ныряльщик, ни один спускаемый аппарат. Они похожи на черные дыры, хотя и открытые астрономами, но известные им лишь по местоположению и величине. Таким книгам, если они хорошо изданы, можно поклоняться – раскрывая наугад, перелистывая, пробегая глазами, поднося к лицу, вдыхая запах бумаги, краски, вдыхая аромат величия, а потом – аккуратно закрывая, поглаживая и возвращая на полку. Впрочем, я знаю и другое – все сказанное не верно. Все эти сетования – лишь повторение суждения тех критиков, которые, читая какую-то книгу, не могут отрешиться от своего «я». Такие критики не способны быть настоящими критиками, то есть звездочетами книжного мира. Да и обычными звездочетами им стать не дано – будь они звездочетами, вселенная показалась бы им творением радикального модерниста, и они отошли, отбежали бы от телескопа, не досчитав и до сто первой звезды.

–––––––––––––––––––––––
     « В те вечера, когда я поздно возвращался из Ла-Распельер, сон смаривал меня мгновенно». – М. Пруст. «Содом и Гоморра».