Одиночество

Полуночное одиночество
У порога души моей топчется,
Псом бездомным, безродным, скулит;
В муках корчится, бедное, мучится,
Изнывая, ждет верного случая
Просочиться – а вдруг и получится, –
И в глаза мне с тоскою глядит.

Я ему, пребывая в подпитии,
То ли сдуру, а то ль по наитию,         
Ни с того говорю: – Заходи!
Бог с ним, думаю, пусть отогреется.
– Только, чур, на ночлег не надеяться!
– Ну, естественно, разумеется,
Будь по-твоему, мой господин.   

Одиночество, вижу, немолодо,
Все дрожит и трясется от холода.
– Может быть, для согрева вина?
– Что ж, согласно – оно не мешало бы.
Из кувшина крепленого алого
Наливаю в бокалы: – Не мало ли? –
И добавив, – давай-ка до дна!

Одиночество неухожено,
Заторможено – разве можно так!
Мне как будто знакомо лицо.   
Нет, не вспомнится, тщетно старание:
Очевидно, сегодня на грани я.
Впрочем, ладно, была бы компания
И желанье, в конце-то концов.   

Одиночество больше не охает,
Потребляет без всякого отдыха,
Мой вина убавляя запас;
Непрерывно чадит папиросами…
А потом, неспроста или просто так –
Услаждать меня частыми тостами,
И все больше – за нас, да за нас.

За бокалом – бокал, улыбается;
– У тебя, – повторяет, – мне нравится!
Здесь, пожалуй, останусь теперь.
Не давая желанью упрочиться,
Отвечаю: – Спасибо, не хочется.
Хватит мне своего одиночества. –
И его потихоньку – за дверь.

А оно ни в какую, противится,
Все из рук моих вырваться силится
И вопит: – Не покину жилье!
Возмущается, морда отвратная:
– Не имеешь на это ведь права ты!
У меня же охранная грамота!
Я ж высочество, елки, твое!

– Не высочество, сволочь ты сущая!
Сучья поросль кровососущая!
Что за радость – с тобой тет-а-тет?
Ни к чему мне такого радетеля! –
И давай – по щекам, словно плетями,
Оставляя на коже отметины,
А оно – синяки мне в ответ.

Метким хуком, сбивающим спесь его, –
Я из фейса кровавое месиво…
Сыну песьему: – Жив, не издох?
А в обратку ударом закрученным,
Словно ждало счастливого случая,
Снизу вверх, чтобы долго не мучился, –
В челюсть мне, застигая врасплох.

– Ах, ты, гад! – и в прыжке обезьяньем я,
Несмотря  на «высокое звание»,
Бью по почке и в печень, кажись,
А оно, от удара согбенное,
Неожиданно, резко – коленом мне
В это самое… сокровенное.
– Вот за это ты, падла, держись!..

И когда – участковый с полицией, –         
Мы в такой чрезвычайной кондиции,
Хоть из дома святых выноси.
– Прекратить, – нам кричат, – безобразие! –
И, скрутив, без особой фантазии –
В каталажку на старом «Уазике»,               
Чтоб по чести закон соблюсти.

Мозг, конечно, с утра затуманенный…
Вижу… вроде я – в камере каменной,
Рядом – кто-то с разорванным ртом.
Узнаю в нем соседского дворника,
Одиноко живущего Толика –
Скандалиста и алкоголика,
И большого задиру притом.

– Это надо же, ваше высочество,
Довести так себя одиночеством,
Извините, до ранга свиньи!
Впрочем, что ж… от такого количества
Не высочеством станешь – величеством…
Избегая падения личности,   
С одиночеством больше – ни-ни!

9 декабря 2011 г.