Бродячие мысли. Кто погубил Анну?

картинка из фэйсбука. со страницы "гештальт клуб"

***
Уж, коль пошла такая пьянка...
Мужчины нас губят.
Спроси любую девушку зрелого возраста и она ответит, что все проблемы от мужчин или от их отсутствия.
Огурцы резать не будем и даже, как бойко выкрикивала одна дамочка, кроша овощи в салат: «На пятаки порублю», выкрикивать не станем.
Потому как муж её отходил, при подобных эпатажах, на определённое расстояние.
Так отходил, отходил, да и отошёл.
Тьфу на вас, не в мир иной, а к другой, которая ножами не размахивала и выражалась по-другому.

Сделали людей разнополыми и, тем самым, создали, вечную проблему, противостояние, противоречия.
Вместе сложно, а врозь – скучно.
Каким горшком проблему не назови, а в печь совместной жизни ставь осторожненько, потому как и взорваться может.

Кто кого губит? Мы их или они нас?
Или это совместный проект по уничтожению человеческой расы, хитрыми пришельцами придуманный?
Они-то сами почкуются себе и почкуются.
Ни разборок тебе, ни выяснений отношений – всё тишком, да мирком, сами с собой любимыми. Мы, конечно, тоже научились однополой любви и любви с самими собой, но тянет, тянет к противоположностям.
Шутка создателя или создателей удалась на славу.

Столетия сменяют столетия, девушки научились носить брюки, стричь волосы.
По прежнему не нашли альтернативы деторождению женщинами.
Как-то живём, выживаем, влюбляемся, флиртуем, возвращаемся домой и тираним, покрикиваем и плачем тихонько в ванной комнате и обсуждаем, обсуждаем, кто кого губит.

Существует энциклопедия женской жизни, написанная мужчиной – «Анна Каренина».
Откуда Толстой так хорошо знал женскую природу, не понятно.
Как будто бы его обманывали, его презирали, уязвляли его самолюбие, отвергали.
Всё это может происходить и с мужчиной, но реакция – то другая.
Граф же описал совершенно женские реакции.
Он сказал от имени Долли Облонской, что «И хуже всего то,  ты пойми, что я не могу его бросить; дети, я связана. А с ним жить я  не  могу, мне мука видеть его.»

Женщина приняла мужчину, родила от него детей, она чувствует неразрывную связь.
Она любит, но дети на первом месте, его дети и обида, смешанная с любовью.
Не нужно смотреть сериалов, не нужно обсуждать с подругами соседку, чей муж не пропускает ни одной юбки.
Лев Николаевыч обобщил, показал, подвёл черту.
Толстой терпел родовые муки вместе с Анной и Китти.
Страдал от презрения чужим мнением, как могут страдать только женщины.
Оставим ему его тайну, как он сумел.
Одного прочтения романа совершенно мало для понимания.
Рекомендовала бы каждой девочке – подростку, лет в пятнадцать – шестнадцать.
И перечитывать каждое десятилетие, находя для себя новое, соответственно своему возрасту и опыту.

Не могу говорить за «всю Одессу», поскольку нас, девочек, много и много.
Отсебятина, чистейшая отсебятина.
Когда тебе шестнадцать, то понимаешь чувства восемнадцатилетней Китти Щербацкой.
Анна, в её двадцать семь, кажется старухой.
Она – мать, у неё «сынок восьми лет».
Её муж богат и стар.
Сколько же было Каренину? Наверное, за сорок.
Возраст наших родителей, когда нам шестнадцать.
Для чего им отношения? Какие влюблённости. Их время ушло.

Китти. Она впервые. Она – красавица. Она доверчива.
Вронский дал понять, дал надежду.
Нам это понятно, как понятен старшеклассник из десятого, который приглашал в кино, а потом целовался в школе под лестницей со своей одноклассницей.
Предательство. Если бы ещё никто не знал. На глазах у всей школы!
Как у Китти, точь в точь. На балу! Все видели. Вронский пригласил Анну! Старуху!
Подружки будут шептаться. Их мамы понимающе кивать головой, как наши престарелые училки в учительской.
Будут пробовать утешать, привлекая ещё больше внимания к твоему позору. 
Не то, чтобы он слишком сильно нравился тот старшеклассник, но, сам факт, что на тебя обратил внимание юноша из десятого,  модный и эрудированный.
Конечно, жалко Китти в шестнадцать, потому что она такая же, как мы.
Потом первое замужество и первый ребёнок и снова мы с Китти. Первая беременность и первые роды и удивительное чувство, что ты – хозяйка в доме, что мама не авторитет, какие шторы вешать в гостиной и что готовить на ужин.

К тридцати, когда всё становится привычным и начинаешь замечать «уши каренина», вместе с этим осознаёшь, почему страдала Анна.
Вырастая из девочкиных платьев, из девочкиных легкомыслий, примеряем новые роли, расцветаем.
Своё тело становится привычно, познано.
Оно научилось откликаться на тактильные ощущения. Плоть рвётся вперёд. Вот они, настоящие страсти.
Свой, родной, домашний стал таким скучным, привычным.
Секс по расписанию, потому что то дома дети, то у него затянулось совещание, то у тебя нет настроения, устала и вообще – одно и тоже.
Спальня, поздний вечер, привычный ритуал и знакомое почёсывание им тебя за ухом. «Вронский» не замедлит появиться. Остроумный, сильный, отважный, а главное – незнакомый. Снова и снова пройти тот, уже немного забытый путь.
Новые прикосновения, новый опыт. Он научит тому, что знает и любит сам – музыка, спорт – всему.
Тут начинатся разница. Одни девочки смотрят глазами и думают головой, не смешивая, как говорится, мух и компот: своё – на запасном пути, но проверено, одобрено и пусть будет. Новое – остро, подстёгивает, подталкивает в спа, к массажистам, за новыми нарядами и сменить парикмахера.
Другие, как Анна, честны, страстны, смелы и глупы. Они бросаются в новые отношения, не скрывая своего увлечения. У них блестят глаза, они хорошеют и худеют.
Забирают детей, оставляют насиженные квартиры, города и страны и мчатся за своими вронскими, не раздумывая.
Условностей много меньше. Мужья, обычно, дают разводы. Отдают детей и даже, бывает, платят алименты.
Можно свободно и с гордо поднятой головой появляться с новым мужем в театрах, у знакомых и всем всё равно.
Какое осуждение, когда она так помолодела, когда она счастлива.
Знакомые перепишут в своих записных книжках и мобильных телефонах её фамилию, запомнят имя нового мужа, у детей прибавится бабушек.
Какое там – под поезд!

Одно маленькое но: через некоторое время  страсти улягутся и вронского начнут тяготить привычные вечера дома и детские проблемы, к которым прибавится и плач собственного младенца.
Всё станет так же, как было с прошлым.
Секс будет по графику, прелюдия привычной, а муж начнёт предпочитать рыбалку, охоту, футбол, интернет /вставьте свой вариант/ прогулке с тобой в парке или походу с детьми на ёлку.
Ты смиряешься, понимаешь, что от добра добра не ищут.
С бывшим сложились дружеские отношения. Он снова женился и ты даже приятельствуешь с его новой, потому что дети бывают там раз в месяц и вообще – что делить. Скучно.
Понимаешь, что время идёт, что годы не убавляются.

Тут наступает время мальчиков, которые отстают от нас.
Твой муж доходит до среднего возраста. Проснувшись однажды, соображает, что женщина, лежащая рядом не так молода, что она перестала посещать массажиста и давно не была у своего парикмахера. Что она думает о детских болезнях и оценках больше, чем о новых способах секса и эротическом белье.
Мужчина огорчается от того, что у него пивное брюшко.
Ему становится страшно, что годы уходят, а он ничего не видел в жизни, кроме отпусков с детьми и тёщи с дачей, чёрт её побери.
Не опускался с аквалангом, не прыгал с парашютом, не трахал королеву и даже не украл и не заработал миллиона.

Вот тут наступает наше время, девочки, примерить домашнее платье Долли Облонской.
Потому что наш стива добр, он жалеет нас, он честен, умён, но порывист и не может ничего с собой поделать.
На сцену выходит, если не гувернантка детей, то секретарша, соседка, бывшая подруга или его коллега по работе.
Ты его одновременно презираешь и любишь, не можешь видеть, не можешь простить и не можешь расстаться.
Обычно всё постепенно становится на свои места. Бывает он решается и бежит в новую жизнь.
Так делают самые глупые, потому что уже года через три, та самая, прежде манящая прелестью новизны, жизнь, становится до противного похожа на предыдущую.
С плачем младенца, с её старыми джинсами дома вместо сексуальной юбочки, с уроками и сексом по расписанию.
Умные расставляют приоритеты, стараются не афишировать свои «прогулки» и отдыхают дома, на привычном диване, с привычным ужином, с любимыми детьми и собакой и, с такой знакомой, женщиной, в которой, если присмотреться, можно разглядеть ту каренину, что убегала от опостылевшего мужа к нему, которой он гордился перед друзьями,  которая дрожала всем телом от его прикосновения, с которой занимались сексом в лифте, на крыше и в лесу.

Ещё позже для нас наступят новые времена.
Время матери Вронского, матери сестёр Щербацких, время княжны Варвары.

Мы вместе с тем, кто губил нас и кого губили мы, будем сокрушаться о судьбах детей.
Мы так давно вместе. Целая жизнь. Трогательная нежность.
Таблетки на прикроватном столике. Его больная спина и твоя головная боль.
Всё это будет позже.

Пока мы размышляем, кто кого губит: они нас или мы их?
Как лучше: с ними или без них?
За что мы их любим: за достоинства или недостатки?
Прощать или прогонять?

Наверное, так устроено специально хитрыми пришельцами, что мы, мужчины и женщины, поочерёдно губим друг друга.
Закаляемся в борьбе и единстве противоречий.
Учимся сосуществовать друг с другом.
Любить друг друга не так, как считаем нужным, а так, как хочет он или она.
Набираемся опыта. Умеем иногда промолчать. Погладить или сделать вид, что не заметили.

Нет, хитрые пришельцы, вам нас не победить. Не уничтожить человеческую расу.
Мы быстро учимся, мы не глупые.
Мы не выберем ваше почкование.
Потому что дома тепло, потому что его пальцы добры, а её губы нежны.
Так было, есть и будет.

Гении, подобно Толстому будут наблюдать, обобщать и писать для нас энциклопедии жизни. Надо только не лениться.