Невольница

   
    Над площадью рынка Каира,
    В горячего солнца лучах,
    Невольницы со всего мира,
    Толпятся, с тоскою в очах.

    Невольничий рынок наполнен,
    Торговцев и знати толпой,
    И будет каприз их исполнен,
    Вопрос встанет лишь за ценой.

    Живого товара движенье,
    Оковы стальные звенят,
    Отчаянья стон, и волненья,
    И слёзы, в глазах их блестят.

    Полуденным жаром накрытый,
    На рынке раздался набат.
    Пред знатью, богатством набитой,
    Невольниц построили в ряд.

    Толпа расступилась в поклоне,
    Примчался на площадь султан,
    Задумчиво сел на балконе,
    И молча курил свой кальян.

    Внимательным взглядам вонзаясь,
    Как будто острейшим клинком,
    В невольниц. Купить собираясь,
    Глаза уж зажглись огоньком.

    Товар превосходный, отменный,
    Тела их нагие блестят,
    Кого-то куплю непременно!
    В толпу, снова бросил он взгляд.

    Средь кучи товара живого,
    Красавицу он разглядел,
    Белейшее тело в оковах,
    Такое, как страстно хотел.

    Глаза, голубы, словно море,
    И светлых волос водопад,
    Так будет мою уж вскоре,
    Султан был несказанно рад.

    С невольницей взглядом столкнулся,
    Но дерзким и гордым был взгляд,
    Торговец к нему повернулся,
    С поклоном, он был очень рад.

    Что золотом, желтым, чеканным,
    Ему смог султан заплатить,
    Товар был действительно славным,
    Султану он смог угодить.

    В гарем мой доставить девицу,
    Султан дал свой строгий наказ,
    Отмыть и отправить в темницу,
    пусть ждёт там. Сказал он умчась.

    Вот ночь опустилась глухая,
    Невольница в страхе сидит,
    Но гордость и дерзость мешают,
    Смиренный принять деве вид.

    Тихонечко дверь отворяя,
    Слуга сделал жестом: Пойдём!
    Внимания не обращает.
    И тащит ее уж силком.

    Убранство покоев султана,
    Ей роскошью слепит глаза,
    Он рвёт платья ткань с ее стана,
    И видит как льется слеза.

    Но вдруг, словно бесом объята,
    Подальше легко отскочив,
    С острейшим кинжалом булатным,
    Стоит, его спешно схватив.

    Взбешенный таким поведеньем,
    БунтОвщицу мигом скрутил,
    И жестко, в хмельном исступленьи,
    Невольницу, плетью избил.
   
    Охвачен своим наважденьем,
    Хлестал он ее по щекам,
    Гонимый своим вожделеньем,
    Грозился отдать рыбакам,

    От дерзости чтобы избавить,
    И быть оскверненной толпой,
    Замучить, сгнобить, обесславить,
    Не ценит раз, выбор иной.

    И к горлу кинжал ей приставив,
    Его приказал ублажить,
    Гордыню и дерзость оставив,
    Раз хочется ей ещё жить.

    Мучительной болью сгорая,
    Сквозь свой затуманенный взор,
    Невинность свою защищая,
    Нещадный кляла приговор.

    Собравшись остатками силы,
    И плюнув султану в лицо,
    Шептала: уж лучше в могилу,
    Чем куклою быть подлецов.
   
    Сознанье она потеряла,
    Не помнит что было потом,
    Что с нею в беспамятстве стало,
    На ложе султана златом.

    Очнулась она, вся избита,
    В оковах, в подвале сыром,
    Тряпьём и соломой укрыта,
    Всё тело горит как огнём.

    Ей двинуться- страшная пытка,
    Пылает, растерзанна, плоть,
    Подняться бы сделать попытку,
    Шептала: Дай сил мне, Господь!

    Шатаясь, стонала от боли,
    Но всё же она поднялась,
    Не жить никогда мне в неволе!
    Из тряпок верёвка плелась...

    На шее сомкнувшись петлёю,
    Уже затянулось узлом,
    Безжизненно тело нагое,
    Лежит в полумраке пустом.