Нельзя!

Вчера ещё ветры со снегом по крышам тихонько стучали-
Сегодня дождливая птица пять раз за вдох глухо приземляется на ледяной металл. 
Вчера ещё деревья еле слышно почти ворчали,
А сегодня воют, визжат, вопят на весь небольшой квартал.
Вчера ещё ждала, надеялась, верила,
Но я же говорила, я вечная, жизненная в душе вдова.
Вчера ещё тридцать семь и два в честь старой болезни намерила,
Сегодня до тридцати шести уже дотяну едва.
Мои дети, отцы, мои ласковые, разные, море непохожего,
Вдовея, вас отталкиваю в большой мир, погружаясь в прорубь по талию.
Тепла ещё грудью. Ноги ж сводит в отсутствии огня, в душу вхожего,
Ах, любимый, кажется, всего в одну ночь я проиграла этой жизни баталию.
Ах, любимый, если бы ты знал, как трясутся у полуночницы в ледяной воде руки,
Но вытащить нельзя, поздно, горчит мёд, теперь с головой трижды нырнуть,
Так услышь же последние об ледяное сердце мои тихие тебе стуки,
Как мог меня ты вытолкнуть из песочницы на непрочный лёд, на разумный путь?
Ухожу, накинув непривычное для нашего с тобой времени года пальто.
Ухожу, не простившись, не взглянув, увы! в глаза юного поэта.
Меня зовут оглядеться - гляжу, не то, не то, ну не то!!!
А задетые прохожие тыкают пальцем и кричат, вот она, дура, сволочь эта!
Дышится ново и трудно, дыхание грудью заменяю дыханием животом,
Коротко стрижена и закрываюсь от мира в тёплых воротниках до подбородка.
И хочется открыть и проветрить сердце, а видят бюст, и душа на потом.
А в ткани пальто вкрапливается зима, вечная нищебродка.
Что ж, любимый, вот и наступает полный наш конец?
Кто-то где-то ездит по большому городу в метро, ест, спит, дрессирует собак,
Готовит волшебную коробочку. Мне так страшно!
Пожалуйста, спаси!
 Поменяй инициалы у колец,
Не любишь - к чёрту! Любишь - не бери в прошлое, в скобочку,
Нельзя терять нужных тебе, иначе ты просто слабак!