Князь Мышкин, принц датский...

Бывают странные сближенья, как говаривал Пушкин. Вот смотрел «Особенности национальной охоты», где всклокоченный бывший мент Лева Соловейчик театрально вопрошает: «Кто Гамлета зовет?!». И сперва меня как-то передергивало от кича, ведь Гамлет-то у нас в кино один, Иннокентий Смоктуновский, а все остальное — жалкая пародия. А потом - забавная мысль: а вот Смоктуновский смог бы сыграть в «Особенностях...» вот этого самого мента-Гамлета? И понимаю: мог бы, и сделал бы маленький шедевр.
По-моему, он вообще мог сыграть все. От князя Мышкина в «Идиоте» (а он играл в знаменитом БДТ у Товстоногова, вот только не знаю, сохранилась ли запись спектакля), до гоголевского Плюшкина и совершенно неповторимого генерал-губернатора Иркутска в «Звезде пленительного счастья». Помните, который успокаивает хлопками в ладоши свою впавшую в маразм мать?
Я даже подозреваю, что сам Иннокентий Михайлович и придумал те хлопки... Они странные, как и он сам. И наверное, это самое точное слово для него: странный актер, иногда производящий впечатление полусумасшедшего. В этом и был его Божий дар. Если вы внимательно посмотрите любую его роль, даже эпизодическую, как Некто в детском блокбастере восьмидесятых «Отроки во вселенной», вы заметите простую вещь — его Некто появляется ниоткуда и уходит в никуда. И Смоктуновский входил в фильмы и выходил из них, будто вокруг никого нет. Он жил сам по себе, но действие волшебным образом начинало  закручиваться вокруг него, как вода в воронке на стремнине и воронка эта - неизмеримой глубины.
Это и был талант актера. И не все режиссеры могли с талантом этим управляться, хотя чуяли его все. Михаил Ромм, снимая его в роли с одной фразой в «Убийстве на улице Данте» потратил несколько часов, разогнал половину съемочной группы, чтобы не мешали: «Этот актер талантлив, он себя еще покажет!» Григорий Козинцев, увидев Смоктуновского, понял, что это и есть единственный Гамлет (даже англичане поставили Смоктуновского выше Лоуренса Оливье, классика исполнения этой роли).
Знавшие его говорят, что Смоктуновский был застенчив, как ребенок. Как Деточкин в «Берегись автомобиля — мы-то  думали, что актер так играет. А он не играл! И это шло не от инфантильности, а от того, что жизнь у Смоктуновского была не сахар. И выжить ему могли помочь только доброта, терпение и такая вот детская чистота и радость. Пережил голод тридцатых годов в Сибири. Воевал на Курской дуге, выжил, форсируя Днепр. Попал в плен. Концлагерь. Бежал. Партизанил, пока не пришли свои. По меркам того времени был почти врагом народа, раз побывал в плену. Бедовал по провинциальным театрам. И стал знаменит как-то сразу - после «Гамлета». И слава Богу, что стал! У нас почему-то такие странные таланты обычно растворяются в неизвестности. Более ста фильмов, полсотни ролей в театре. Выделял из всего этого две: Гамлета в кино и князя Мышкина в «Идиоте», поставленном в БДТ. Мышкина вообще считал «единственной великой работой на сцене».
Странное сближенье: Мышкина все считали безумцем, идиотом, а Гамлет себя за безумца выдавал...
Таких «не от мира сего» ничтожно мало. Кайдановский, Даль, Леонов, Авилов, возможно — Евстигнеев.
Елена Кореневская, журналист, знавшая его много лет, вспоминала: «Сам Смоктуновский при всей своей незвездности и безусловной скромности тоже своим тихим голосом признавал, что он - гений. И говорил это, смущенно опуская глаза, как будто стеснялся, но не мог не отметить очевидного факта. И когда ...Алла Демидова спросила его, кого из современных актеров он ставит себе вровень, Иннокентий Михайлович тихо ответил: «Никого». А сидя в самолете рядом с Олегом Ефремовым и пристально вглядываясь в иллюминатор, как бы стараясь рассмотреть космос, он вдруг повернулся к Ефремову и сказал: «Олег, а я ведь - космический актер». И не было в этом никакого хвастовства, просто констатация факта».
Он понимал себя правильно.