Про дурака Емелю. Сказ четвёртый

     В царских золотых палатах,
Средь парчи, убранств богатых,
Шёл такой вот разговор:
(Царь) «…Не хочу я слушать вздор!
Хватит! Этот ей не тот,
Тот – кривой, другой – урод!..
Ну и где мне взять такого:
Не урода, не кривого?!» –

(Царевна) «И не нужен мне жених!
Мне не плохо и без них!..
Тоже – сватал мне француза:
Ноги – палки, бочкой пузо!
Оттого большой живот,
Что лягушек много жрёт!» –

(Царь) «Фу ты, мерзость! Если б знал –
В шею бы мерзавца гнал!
Дурень старый! – был с ним мил,
Осетриною кормил…
А ему, видать, ушат
Поналовят лягушат,
И доволен этот Пьер,
Лягушачий кавалер.
Манька, правда, али врут,
Что они… улиток жрут?»

     Запечалилась царевна:
«Долюшка моя плачевна –
Выбираю всё, ряжусь…
В девках так и засижусь!
Что же ты молчишь-то, папа?!» –

     «Хочешь, выдам за арапа?
Приезжали нынче, дочь,
Их послы – черны, как ночь!
Даже хуже – головешки,
Только зыркают лупешки.
Прынц богатый есть у них.
Для тебя – чем не жених?
Правда, он не носит крест,
Но зато лягуш не ест…»

     Тут царевна осерчала,
Топнув ножкой, закричала:
«За арапа?! Не пойду!
Тоже – скажешь ерунду!» –
«Ишь, с отцом как говоришь!
Ножкой топаешь, дуришь!
Вот отдам за мужика,
За простого дурака –
Вот тогда попомнишь, Манька:
Локоть близок, а достань-ка!
Были прынцы да бароны,
Амстердамы да Лондоны…
Будет на печи дурак
И село Глухой Овраг!»

     Тут вбегает воевода.
«А-а, явился, держиморда, –
Царь с усмешкой говорит. –
Что такой уставший вид,
Будто бегал день-деньской
За собакою какой?» –
«Отыскал я, царь, смутьяна,
Дурачину Емельяна!» –
«Быть не может!» – «Точно так!» –
«Ну и где же твой дурак?» –
«Стерегут его солдаты!
Не вести же во палаты…»

     Царь тут подошёл к окну:
«Ну-ка, на него взгляну…»
Смотрит – около дворца,
Прямо супротив крыльца,
Печь стоит! На печке той
Лежит парень молодой,
Глотку, что есть сил, дерёт,
Песню глупую орёт.
Царь сурово сморщил лоб:
«Ну ты, братец, остолоп!
Как всегда переборщил –
Зачем печь-то притащил?!» –
«Он приехал на печи!!!» –
«Ты мне, Федька, не кричи!
Погрозней тебя видали.
Кстати, отыскал медали?»

     Воевода покраснел:
«Отыскать – не много дел…
Этот самый Емельян,
Вольнодумец и смутьян,
Их на шавку прицепил!
Да и бегать отпустил
С ними по селу бедняжку.
Не догнал я ту дворняжку…»
«Вот ведь ирод! Вот злодей!
Мало – застращал людей,
Так ещё тиранит тварь! –
Захлебнулся гневом царь. –
Выйду сам щас на крыльцо,
Посмотрю ему в лицо».

     А наш дурень Емельян,
"Вольнодумец и смутьян",
На печи лежал-скучал;
Песни разные кричал,
Озорные пел припевки,
Как ходили в баню девки:
«Собирались девки в баню,
Приглашали с собой Ваню,
Отвечал им Ванечка:
"Ой, забранит маманечка!"»

     На крыльцо выходит вдруг,
В окруженьи разных слуг,
Важный и надменный дед.
В горностаи разодет,
В куньей шапке, а на ней
Дорогих не счесть камней.
«Эй, на печке! Слышь, холоп!
Что лежишь, как будто сноп?
Шапку, дурень, не снимаешь…
Али ты не понимаешь, кто я?» –
«Кто?» – «Не видишь – царь?!»
«Тьфу ты, гром меня ударь! –
Удивился наш Емеля
И сказал, слегка помедля: –
С виду мелкий да седой,
Да с козлиной бородой…
Верно, врёшь! Не, не похож!
Царь, небось, высок, пригож.
Ну а ты, скорей всего,
Кто из челяди его…
Посмотреть – какой-то клоп!»

     Топнул царь: «Молчать, холоп!
С кем ведёшь такие речи?!
Ну-ка, слез сейчас же с печи!
Шапку снял, да поклонился.
Да получше помолился,
Чтоб тебя я не казнил,
Гнев свой милостью сменил!»
Тяжко Емельян вздохнул,
Шапку с головы стянул,
Слез с печи и рядом встал,
А вот кланяться не стал.

     Царь нахмурил брови грозно,
Говорит весьма серьёзно:
«Много жалоб на тебя.
Отвечай мне, не грубя,
Без обмана и затей.
Молвят, ты набрал чертей,
В сани их запряг потом,
Бил безжалостно кнутом,
По столице разъезжал
И, пугая люд, визжал.
Тыщу подавил народу
Да ограбил воеводу –
Спёр медали у него!
Ну а что гнусней всего –
Ты потом поймал дворняжку,
Истязал её, бедняжку,
К ней медали прицепил
Да и бегать отпустил!»

     Дурень рот разинул аж:
«Врёт всё воевода ваш!
Ишь, чего порассказал!..
Я собаку не терзал,
И медали я не крал.
Это он тебе наврал!
И чертей я не ловил,
И народ твой не давил!
Ты хитри себе, как хочешь,
А меня не заморочишь!»

     «Стража-а! Вот моё решенье! –
Взялся царь за оглашенье
Приговора для смутьяна. –
Дурачину Емельяна,
За враньё его и дерзость
Да с чертями богомерзость,
Отвести до палача –
Пусть отведает бича.
За собаку, за чертей
Пусть получит… сто плетей».
Стража бросилась к Емеле,
За бока схватить хотели,
А Емеля не дурак –
Влез на печку, молвил так:
«Не-а, всё же ты не царь –
Дед сварливый и сухарь!
Я к тебе приехал в гости,
А ты прямо вспух от злости,
Топал тут передо мной…
Я хоть с виду и дурной,
Но имею представленье,
Где дерьмо, а где варенье!»

     Печка громко запыхтела,
Дым пуская, загудела
И лениво, чинно, знатно
Дурня повезла обратно.
«Девки в бане мылися,
Хлесталися, резвилися,
Веничком берёзовым
По попам били розовым!» –
Чтобы было веселей,
Распевал наш дуралей.

     Царь от вида такой печи
Тотчас же лишился речи –
Рот как рыба открывает,
С виду, будто бы зевает.
А царевна молодая,
Из окошка наблюдая,
В этот миг смеялась звонко,
Как обычная девчонка –
Очень был потешен ей
Наш Емелька-дуралей.
Девок этих не поймёшь.
Глупости у них, сколь хошь…


Сказ пятый http://www.stihi.ru/2011/12/05/7344