Поэма. повесть о жизни моей. Часть 2 прод. ст. 2

 ПОЭМА "Повесть о жизни моей" Часть 2 (прод. ст. 2)
 
Прочитано 932 раза
 
Страница: <<1 "2" 3 >>
 

И над школьною трубою,
на шесте таком большом,
красный, с чёрною каймою,
поднялся флаг, скорбя о «Нём»!

После траура на деле,
люди ожили чуть- чуть,
поселенцы осмелели –
стали стрелку свою гнуть!

«Что сидим мы здеся в ссылке,
нам пора бы и домой,
хлопотать о пересылке
и войны указ – долой!»

Но не сразу всё решалось;
время шло, и шло, и шло!
И никто не ведал сколь осталось
до отмены – блин его!

И прошло еще три года,
как сидели в заперти!
Наконец, пришла свобода
-куда хочешь уходи!


Зелёный Клин зашевелился!
Стали спешно уезжать!
Мой отец тогда трудился,
кузнецом – ни дать, ни взять!

В Нижнекаменке – деревне,
он поставил новый дом,
куда в школьное преддверье,
нас привёз одним гуртом!

Всё сгрузили на машину,
помню, газовой была;
всё просила древесину
и нас на чурочках везла!

По бокам её кабины –
перед кузовом её,
размещалися котлины,
где горело топливо!

И на газе от сгоранья,
чурбачков древесных
уезжали – до свиданья,
от красот тех местных!

Мы сидели наверху,
выше чем кабина;
на перинах - на пуху,
в небольших ложбинах!

Шла дорога через бор
и по низине грязной,
то и дело наш «мотор»
то буксовал, то вязнул!


Тебе хочу я, мой читатель,
здесь напомнить лишь одно
- не настоящий я писатель,
надеюсь, понял ты давно!

Надеюсь так же те ошибки,
что встретишь где-то на пути,
ни что больше, чем улыбки,
не заслужат – уж прости!

И так, дальше продолжаю
я рассказ свой о себе
и тебе, мой, друг, желаю
сосредоточиться на мне!

На ночь глядя, мы в дорогу,
не напрсно собрались
потому, как леспромхозу,
каждый дорог грузовик!

Вот и ехали в ночную,
по ухабам и буграм;
где-то шли напропалую,
где-то - с горем попалам!

Худо-бедно, добралися,
до деревни мы к утру,
здесь когда-то я родился,
здесь и дальше поживу!

Здесь пройдёт другое детство,
впечатлений всё полно –
было б где такое средство,
повторил бы я его!

Разве может в лето кануть,
всё, что было там со мной,
детства память не обманет
и осталось дорогой!

И дорогим осталось детство,
как для каждого из нас,
никакое злато – средство
не вернёт – хотяб на час!

Потому сейчас печальный,
с комом веским на душе!
Почему же «Изначальный»
не подумал обо мне!

А быть может, так он сделал,
специально – не со зла,
чтобы памяти предела,
граница детская была!


Что уж, хватит рассуждений!
Знаю только, что и тут
масса всяческих суждений
ни к чему не приведут.


Мы приехали на место
и заехали во двор.
Места мало – было тесно,
хоть отсутствовал забор!

Да и дом не был готовый
к заселению жильцов.
Поселились пока в новый
хлев для хрюшек и коров.

Понемногу обживаться
стали здесь мы, в Каменке.
И особенно купаться,
на Оби, нам стало где!

Вот здесь, все дети
и проводили летом дни,
забыв про всё на белом свете,
играли и резвились мы!

Всё было нам дано с избытком:
свобода, солнце, море и песок!
И счастье было нам дано единым слитком,
и каждый пользовался им, как только мог!



Я умышленно о школе
стараюсь меньше говорить
ввиду того, что поневоле
забыл, что надобно учить!

Я лучше насался с собакой
на санках по дороге ледяной
отчаянно, с естественной отвагой,
с ватагой ребятишек за собой!

В хоккей играли ежедневно.
Я, сумку кинув под кровать
и бросив маме что-то нежно,
стремглавом мчался поиграть!

К седьмому классу я скатился
почти на троечки одни,
к восьмому - в городе учился,
в десятом – коротал лишь дни!

Что дальше будет по учёбе-
вас непременно извещу,
пока что встал я на пороге
и в мыслях деда навещу!



Естественно про всех, про всё и тут же сразу
-нет возможностей таких, чтоб рассказать
и, посему, продолжим кряду
чуть оглянувшийся назад!

Ещё в «Зелёном» дед уехал
к родному сыну – младшему
писал потом, что, мол, доехал,
но мать плоха – готовься к худшему.

Друго письмо спустя полгода
пришло печальное отцу:
«Она ушла, сейчас у Бога» -
тогда узнал отца слезу!

Теперь, когда мы в новом доме,
где места хватит и ему,
отец писал: - "Не мешкай боле,
скорей езжай, чтоб по теплу!"

И вот теперь он вместе с нами,
как будто не было разлук.
Лишь чуть прибавил он годами
- всё та же стать и крепость рук!

Не видел я, чтоб дед без дела
когда-то время проводил!
В его руках ну всё кипело!
Он всё в порядок приводил!

А мне частенько попадало
за молоток, что исчезал;
за то, что, что-то пропадало,
что он, вот, только что, держал!

Такой уж был пацан я шустрый
-повсюду и везде встревал!
На редкость был ребёнок ушлый,
везде и всюду успевал!



Учил мой дед плести корзины,
ходили с ним срезать лозу,
учил чинить и мешковины,
вязать учил он и метлу!

Каждый год косили травы,
сено заготавливая в прок.
Дед с отцом учил – и были правы,
как держать, литовку отбивая, молоток!

Косы чтоб пятка тащилась по земле,
чтоб ровно равномерно, не сбиваясь;
скользил чтоб носик у литовки по стерне,
а не втыкался сходу, в землю зарываясь!

"Пятку! Пятку! Тяни пятку!"-
постоянно слышал деда я упрёк.
-«Косить тебе – не есть яйцо во смятку,
здесь подналеч приходится чуток!»

Первый день ты косишь –
ещё можешь улыбнуться,
ни кости ломит, не болит твой бок,
наутро ты не в силах шевельнуться
- ты заработал на неделю мышцев шок!

Потом всё тело понемногу привыкает
к ежедневному тяжёлому труду
и та же мышца ничего не замечает,
как будто было всё ей побоку!



Хотелось бы затронуть вскоре
все, с Обью связаны, дела.
Уже не Обь – Обское море –
не видны стали берега!

Сейчас сижу и вспоминаю
я в мыслях прошлые дела.
И вот я снова начинаю
свою ту жизнь, что жил тогда!

С отцом мы едем на кошовке
лесной дорогой через бор.
Она ведёт нас до Ельцовки
-пути началом, был конный двор.

Зелёный Клин и конный двор,
одно едино – не делимо
его черты – большой забор,
кольцом в одно – вестимо!

Из брёвен срублена конюшня
и стойла многие внутри,
и в каждом стойле - своя кормушка:
овёс и сено впереди.

Я знал здесь каждую лазейку!
Излазил все здесь чердаки!
Пронюхал каждую ячейку-
здесь рвал не раз свои штаны!



И дед Захар, как главный конюх,
давал поить нам лошадей.
И мы скакали – кто обгонит,
и чья лошадь была быстрей!

Поить гоняли на Лосиху
и летом, в зиму, и весной.
Пасти гоняли за Ребриху,
бывало даже – под луной!

Однажды видел я картину
(уж больно жуткая была),
как старый хряк порвал брюшину
у молодого жеребца!

Большой свинарник в конце посёлка
снабжал рабочих свежиной
и для воспроизводства поросёнка
работал хряк – весьма большой!

И вот, как раз (к моменту случки)
на поле возле кабана
резвились кони, сбившись в кучки
и ноль вниманья на хряка!

А тот уже, сверливший матку,
был страшной ревностью взбешон,
с глазами красными «во смятку»,
уже был тут – одним прыжком!

Клыком большим, в полчетверть метра,
живот коню он подцепил.
Рывок один и - лошадь – жертва!
Считай, что конь уже не жил!

А хряк большой, победно хрюкнув,
вернулся к делу своему!
Ему плевать, что конь каюкнул,
его же джоп – важней ему!



Запряг отец коня Пеганку,
такую дали, что была!
Похожа лошадь на цыганку
в цветастом платье у костра!

Рыже-бело-чёрными ломтями,
обкидали всю поверхность скакуна.
Видно, с мира по кусочку собирали,
чтобы лошадь получилася одна!

Вот на этом разноцветье
потрусили мы рысцой.
Мы, сидевшие в карете
-вся обшитая лозой!

Затрусили, попылили
за поскотину, поля,
по березнику проплыли
и углубилися в бора!

А в бору, здесь было жутче,
благо ехал я с отцом.
Сосны древние дремуче
окружали нас кругом.

То и дело мне казалось,
что за соснами стоит...!
Или мне так показалось?
Не стоит – уже бежит!

Другой раз и вправду кто-то
меж деревьев проскользнёт
и отец тогда охотно
объяснит, кто был же тот!

А однажды я заметил
(первый раз мне довелось!)
шёл на нас, почти что встретил,
-это был огромный лось!

Шёл он прямо по дороге
нам на встречу, не спеша,
нас увидев на подводе-
резко бросился в чаща!

Затрещали сучья, ветки,
подминаемые им
и рога его - розетки,
как корыта, были с ним!

Дух отцу перехватило,
столько мяса уплыло!
Но подсудно это было
- лосей стрелять запрещено!

У меня глаза поплыли
из орбит, почти напрочь-
на всю жизнь не позабыли,
эти роги, эту мощь!

Вот подмял бы, думал я тут,
ох, и было бы делов!
Не унёс бы, Лёнька, ноги
от огромных тех рогов!



А Пеганка всё трусила
мелкой рысью по песку.
Ей, видать, всё пофиг было,
«чистокровной – Трусаку»!

Так трусили и тряслись мы
по ухабам и корням.
Вот и солнышко зависло,
на обед мигая нам!

Утром пряталось за кроны,
появлялось в их просвет,
а сейчас уж по макушкам,
проливает больше свет!

Папа сумку, что нам мама
на дорогу собрала,
достаёт из под дивана –
самодельного кресла!

«Что тут мама нам с тобою,
закусить с собой дала?» -
и достаёт своей рукою
масло, хлеб и два яйца!

«Остальное нам сгодится,
будем после с тобой есть,
теперь будем подкрепиться,
будем что–нибудь поесть!»

 
 
Страница: <<1 2 3 >>