Помнишь?

Помнишь, тогда,
В далёких нитках времени,
Когда утро звенело гомоном птиц,
И шампанское пенилось на столе,-
Мы там были вдвоём?

Стол, на столе две рюмки с колбаской
Просто сидим. Но ты солнца святей,
Я твой, я тобою обласкан,
Я приклоняюсь к твоей пяте.

Удивляюсь, как я не сошёл с ума,
Летая один в громадном пространстве,
А ты, ты - не была ли сама?
Я понимаю, попробуй один постранствуй.

Люди такие тяжёлые, всё едят, всё пьют,
Так трудно не быть одним из этих,
Я думал: наверно, сопьюсь
Или потону в их простом этикете.

У меня так болели грудь, голова,
Я не знал, зачем мне сердце и пальцы?
Я б со скрежетом их поломал,
Растерев мои кости до кальция.

Я искал до молний из глаз,
Барабаном трещали мои перепонки,
Каждый ступать ботинками горазд,
Но не каждый пролезет, где тонко.

Никто не увидел, никто не услышал,
Я уже почти угасал.
Солнце мира катилось за крышу.
Никого. Пустыня. Я сам.

И вдруг - розовое, жёлтое, луч,
Яркое, как десяток дневных небосклонов,
Подойди же ко мне, моя птица, мой ключ,
Отопри мне воскресное лоно!

А потом было много счастья,
Перерезанного пополам горем,
Я доволен, конечно, отчасти,
Всё у нас ещё будет, поспорим?

Человек это прежде всего душа,
А потом тонкая оболочка.
Я смотрю на тебя не дыша,
На образ твой нежно-молочный.

Даже если ты где-то там,
Мне тебя всегда не хватает,
Я б тебя губами глотал,
Как воду уставший глотает.


                1996