Старушечье...

«Помнишь, было по-другому в наше время…»,
Две седых старушки, сидя на скамейке,
Обсуждали громко «молодое племя»,
А в глазах у каждой притаились змейки.
Проходили мимо девочки-подростки,
Может в техникум, а, может, так, гуляя.
Современные, совсем не вертихвостки.
И за ними потянулась фраза злая.
«Во, гляди, Ивановна, ну, обнаглели,
Ни стыда, ни совести у молодёжи:
Это что ж такое на себя надели?
Тут не то, что одевать, смотреть негоже».
«Да, Степановна, ну – светопредставленье!» -
И рука без спроса потянулась к сердцу –
«Их бы к нам, Степановна, на исправленье,
Задали б мы им, с тобой, такого перца!»
«А ведут- то, как себя, подумать только»-
Всё ползут вдогонку бабьи пересуды –
«Вот, бесстыжие! Ну, скромности нисколько…
Их, Ивановна… ой, как это?.. В Бермуды!»
Это зависть злилась. Их понять не сложно:
Ведь была одна не так давно – Наташкой,
Выделялась ото всех, чем только можно,
Модницей слыла, а в волосах -  ромашки.
А, Ивановна тогда была – Алёнкой.
В маленькой, забытой Богом, деревушке,
Заводилой местной и певуньей звонкой,
И к тому же, озорною хохотушкой.
Скрылась из виду давно девичья стайка,
И старушки о своём уже судачат:
«Помнишь, как плясали мы под балалайку?
Под гармонь, потом? Поздней, под «Кукарача?».
Светлым облаком года их пролетели,
Не успели оглянуться – вот и старость…
От воспоминаний лица, вновь, зарделись:
«Эх, годков бы скинуть! Ну, хотя бы малость!».
Сколько их, таких старушек, греют души
Во дворах большого города, на лавках…
Это их, во всём, отдельная часть суши:
Тут хлеб-соль и суд, и оберег, и справка.
Пусть, во всю, судачат, пусть нам мылят шеи,
И живут подольше, бабушки родные:
С ними снег пушистей, зеленей аллея,
Рядом с ними мы такие молодые!