Падшие

                (история Адама и Евы)

Мерцание созвездий, жизнь полёта
В безвременном и вечном бытие!
Не ведомы Любви пространства своды,
Не ведомо беды испитие.

Когда Любовь – ты сам, ты в лоне счастья!
Блаженство – нескончаемый родник!
Парили мы, не ведая ненастья,
Под песни Рая, растворяясь в них!

Мы пили многоцветия потоки!
Мы ели постижение себя!
Бескрылый ангел – друг наш многоокий –
Манил мечтами, пагубно любя.

Он мне твердил, что есть миры иные,
Какие и представить я не смел.
Что жизнь – обман, как клетки расписные.
Неведение – вечный наш удел!

Я ту любовь впитал…стошнило душу.
Мечты его повисли мёртвым сном.
Я Еву умолил его не слушать
И райский сад на явь забыл о нём.

Мы с Евой стали вновь единой частью,
Отца любовью возблагодарив.
Но ангел стал темнеть и в жажде власти
Сомненья сеял, вечность раздарив.

Мы выпали в пространство отвлеченья.
Расплылся Тёмный мёдом по очам.
Он змеем вполз на дерево прозренья
И Ева сладким поддалась речам:

- Есть яблочки реальнее и слащ-щ-ще,
Каких никто ис-c-cпробовать не с-с-смел
В саду запретном, в самой его чащ-щ-ще
Душис-с-стые и соч-ч-чные! Я ел.

Я видел, как в реке блеснуло горе
И крикнул, что есть мочи:
                - Ева! Стой!!!
Слова застряли в пересохшем горле
И рухнули беззвучностью пустой.

Она кусала яблоко зубами
И ветер души рвал, как паруса!
Когда я понял, что случилось с нами,
То в исступленье сделал это сам!

Не яблоко жалею как потерю,
Не сад, что вечность скрыла за дверьми…
Но мы Отцу хранили клятву – веру.
Мы предали - мы сделались ЛЮДЬМИ.

«Есть яблочки реальнее и слащ-щ-ще,
Какие и представить ты не с-с-смел!
В саду запретном, в самой его чащ-щ-ще
Душис-с-стые и соч-ч-чные! Я ел», -

Так пел злодей, (Я помню эту песню)
И снег из пасти аспида валил…
И жить вовек предпочитаю пресно.
От разной сладкой мерзости вдали.

Полёты снов обрадуют едва ли.
Мы пали в стыд, мы пали в страх и боль.
Нагую плоть мы в них осознавали
И в них играли выбранную роль.

В объятьях той, с которой мы едины,
Как некогда рождая красоту,
Покинули беспамятства руины,
И двинулись по чувствам в высоту.

                Но ангел с темнеющим нимбом,
                С лицом, маскированным сажей,
                Меня убеждал с дерзким видом,
                Что мир поднебесный укажет.

                А песни его, хоть и с мёдом,
                Коверкали светлую душу!
                Он страстно кричал про свободу
                И веру сомнением рушил!

                Но слёзы раскаяний горьких
                Металлом впечатались в память
                И мыслей зеркальных осколки
                Корить продолжают и ранить:

«Есть яблочки реальнее и слащ-щ-ще,
Какие и представить ты не с-с-смел!
В саду запретном, в самой его чащ-щ-ще
Душис-с-стые и соч-ч-чные! Я ел».

Я был Любовью. «Был» - сейчас есть время,
Сейчас дороги… сей час и не сей…
Я выпал из неё и сею семя
Таких же падших со стезёй своей.

Они пройдут свою (от века к веку)
Тропу падений дальше, глубже вниз.
Такое назначенье человека.
Таков у провидения каприз.

И будут так же рвать зубами тело,
Эфирные ошмётки разметав,
Вгрызаясь в чистый разум неумело,
Оправдывая свой беспечный нрав!

«Есть яблочки реальнее и слащ-щ-ще,
Какие и представить ты не с-с-смел!
В саду запретном, в самой его чащ-щ-ще
Душис-с-стые и соч-ч-чные! Я ел».
                Ел, ел, ел!!! Ел…

Я знаю суть Падения и взлёта:
Мы гибнем, чтобы жить, живём за смерть.
Мы чистим души от отравы плода.
Предательство иначе не стереть!

В отчаянье метался мой рассудок,
Когда открылась взору наяву
Картина…, то ли морок, то ли чудо,
Как я к Любви по горестям плыву.

Господь и Тёмный ангел вместе, рядом,
Бок о бок, взявшись за руки идут,
Ласкают нежно животворным взглядом,
Сквозь смерть, в крови кипящую, зовут!

И я прозрел! И в радости безмерной
Любимую бросал под небеса!
Но Ева снова пасть успела в скверну…
Я в исступленье сделал это сам.