А он любил

Тебе станет легче? Поплачь.
Снова этот насмешливый голос.
Впереди - полоса неудач.
Сзади - сгнивший, незрелый твой колос.
Она тихонько сидела у родного монитора. Он видел все, что происходило, но не мог сказать. А зря. Она делала перед ним все эти глупости. А он, молча, терпел. Он любил ее. По-настоящему любил. С первого неловкого знакомства, когда она тонким тогда еще пальчиком первый раз нажала на кнопочку включения и по нему прошла дрожь электрончиков. Он любил ее каждый раз, когда видел. Накрашенную или нет, сонную, пьяную.(Да-да. Только он ее видел пьяной!). Раздетую или укутанную в холод. Веселую или с этими замечательными слезами на кончиках длинных пушистых ресниц, которые она старательно травила тушью. Кстати, сейчас она снова плакала.
Он старался прошептать ей что-то в утешение, но не мог подобрать слов. Да и голоса она бы все равно не услышала. Только тихое шуршание.
Но вот тонкие пальчики смахнули слезинку и пальчики быстро забегали по клавиатуре.
Ему жутко нравилось читать то, что она пишет. Всякий раз что-то новое. Когда отчет, когда курсовую. А когда и стихи или рассказы как сейчас. Она умела писать. И он любил каждое ее слово. Потому, что невозможно не любить. В этой жизни невозможно не любить…
Он знал, что они не смогут быть рядом вечно. Она уже давно порывалась резать себе кожу на руках. На венах. Даже бралась за лезвие, но всякий раз одумывалась и садилась что-то печатать.
Он слышал как тот, другой, который говорил ей о любви, желал ей смерти. Видел, как она страдала, понимал, что она не будет счастлива и от этого хотелось глючить, но как же можно? Она на него надеялась.
Так он и стоял, любя каждую ее ресничку, каждую слезинку, которую она роняла на теплый уютный халатик.
Каждое ее слово…
Просто любил.
Сзади - сгнивший, незрелый твой колос.
Впереди - полоса неудач.
Снова этот насмешливый голос.
Тебе станет легче? Поплачь.