Невозможность диалога
Самое страшное, когда нет Воли к жизни, стремлению к свежести мысли, выражающейся, хотя бы, в терпимом отношении к чему-то непонятному, непознанному, неблизкому по эстетике. Что есть личность художника, и чем отличается от личности нехудожника, понимаешь только тогда, когда в прямую сталкиваешь с личностью нехудожника, сформированной в раннем советском пространстве, когда любое отклонение от принятой нормы, казалось ненормой, чем-то угрожающим, что впоследствии находило неприятие и изгнание.
Подобные конфликты «ненормативных» продуктов мысли, их «производителей» и остальной фабрики заключалась в том, что люди умышленно не хотели присматриваться к тому, что было непонятно им. Они не хотели раздвигать рамки способностей своего восприятия, они не хотели ничему учиться. Это поза было последствие того, что в дореволюционное время «не дворяне» не могли получить образование, не то, что полноценное, широкое, да, вообще, никакое...На этом факте зиждутся предпосылки формирования советского пространства. Во-первых, идея равноправия, идея того, чтобы у всех всё было одинаково, во-вторых, использование искусства, как марионетку, как ораторскую трибуну, приручение искусства, того, что раньше не было доступно, того, до чего раньше допускались только дворяне. И что получается… В итоге то искусство, которое изначально не проповедует определённые идеологии, а выражает какие-то общие настроения, эмоции, чувства, оно изгоняется, как ненужное, бесполезное…Только когда мировая общественность признаёт его, то в этом случае и внутренняя общественность начинает публично проявлять интерес и чувство уважения к нему. Пример: ситуация ДДШ. На мировых конгрессах и встречах его делали представителем от страны, внутри же – гнобили. То есть в те эпохи, когда искусство, как самостоятельный вид, перестаёт, цениться, оно должно обзавестить «бумажечками» и «грамотками», чтобы сверху не трогали…
Но самое странное, когда такой конфликт или скорее непонимание возникает в профессиональной среде. Художник от музыки готов принять нехудожника от музыки таким, какой он есть, он идет на компромисс, а нехудожник упирается…Поразительно, когда человек ограничивает своё восприятие только в рамках своих узких профессиональных интересов, но при этом обвиняет другого в том, что он малокомпетентен, как личность, при этом даже не пытается, хотя бы, чуть-чуть ее узнать… Нехудожник признает искусство только как признак обретения респектабельности. В этом его отличие от художника, который, в принципе, никак не может прийти к какому-то единому знаменателю в поисках ответа на вопрос: что есть искусство. Оно просто есть и всё, как последствие опыта, и прожитого, и непрожитого, полученного ментальным путём, посредством чтения художественной литературы, партитур, например - посредством, личностного переживания. Элитарность искусства существует для художника и нехудожника одновременно. Но эта элитарность имеет разную трактовку и обозначает разные явления. Для нехудожника элитарность, как признак некого материализованного богатства, отсюда стремление к «грамоткам», у художника элитарность, потому как единственное неподкупное, родное, то, что не предаст и спасёт от всех бед. Как у Мессиана: «Я сочинил квартет для того, чтобы убежать от снега, от войны, от плена, от самого себя. Я вытянул лучший билет – находиться среди трехсот миллионов пленных, возможно, единственным в небытии».
У художника тоже рано или поздно возникает мысль, что грамотками всё-таки не помешало бы обзавестись. Но только тогда, когда художник становится «родителем», то есть преподавателем, когда он хочет обезопасить свои «духовных детей», либо в том, случае, когда он понимает, что не бороться за себя, не реагировать на выпады невозможно, то он принимает вынужденные меры. Отсюда нельзя делать вывод, что подлинный художник должен отстраниться от материальных ценностей. Нет, ведь он помимо того, что он художник, ещё и человек, и гражданин. Но в творчестве он должен быть неподкупным и неконьюктурным, иначе он автоматически переводится в категорию нехудожника.
На этом моменте «любит играть» общественность, «обзывая» художников, авангардных для своего времени, «формалистами». Таким образом, действуют авторы кинофельетона «Крыса на подносе», в утрированной форме отражая особенности современного искусства, смеясь над ним, показывая такое искусство жестоким в глазах общественности. Люди, не обладающие возможностью подступиться к такому искусству самостоятельно, из-за того, что оно запрещено, формируют определённое о нём мнение, а «определённые силы» - армию ненавистников современного искусства, «силовиков», так сказать. Сам по себе один человек – ничто, а толпа – сила… И если толпа начнёт закрывать проходы художнику, то он вынужден будет либо отступиться от своих взглядов, либо быть, фактически, уничтоженным. И только очень мудрый и тактичный выживет.
ДДШ - Дмитрий Дмитриевич Шостакович
Свидетельство о публикации №111112606152