Ричард

     Танька позвонила в восьмом часу и, сердито затягиваясь сигаретой на другом конце провода, сообщила с задумчивой злостью: «Наталья родила!»          
     Я не очень поняла, в чём дело, но, честно пытаясь проснуться, вежливо промычала: «Поздравляю!» - «Издеваис-си?!» - прошипела явно нетрезвая подруга. Я поспешила её успокоить: «Да ладно, что ты? Ну, родила – и родила!» - «На старости лет, мать её растак! Идиотка!» - рявкнула Танька и выпила. Я глянула на будильник и ужаснулась: в семь утра? Хотя, кажется, тут точно, без пол-литры не разберёшься.          
     Пить по телефону мы стали в начале восьмидесятых, когда я, обзаведясь семьёй, потеряла возможность встречаться с друзьями. Идею полноценного общения по телефону восприняли не все (народ пугался прослушки, что было забавно, учитывая темы наших разговоров), но некоторым понравилось – здесь было много своих плюсов, включая родную постель, готовую принять хозяина в любой момент.          
     Я переключилась на громкую связь, нашарила в баре шампанское и завозилась с пробкой. Танька вздыхала, курила и, услышав звук вылетевшей пробки, констатировала: «Дегенератка!» - «За тебя!» -   сказала я, наполнив подвернувшуюся под руку пивную кружку. «За Наталью!» - ответила Танька.          
     «Вот ты умная, - сквозь кашель всхлипнула моя страдалица, - скажи, что теперь? Предположим, я их утоплю. А что Наталье скажу?»          
     Шампанское наводило на мысли о высоком. С высоты я представила Таньку на пляже Петропавловки. Она стояла по пояс в воде, держа что-то внизу, и из серой глубины вырывались на поверхность пузыри, смешиваясь с пенистой волной. Это было красиво. Игрушечный Эрмитаж на противоположной набережной сиял всеми окнами – получалось, что дело шло к ночи.          
     «А, может, ты возьмёшь одного?» - Танька занюхала водку, как всегда, горбушкой вчерашнего дарницкого. Я допила вино и откликнулась: «Мальчика? Девочку?» Танька обрадовалась: «Мальчика бери! С ними возни меньше! С девочками вечно проблемы. Они кастрацию переносят хуже. Да и нет их, девочек! Три мальчика у нас».          
     «Еду!» - я выглянула в окно, оценив точность метеопрогноза. Я уже вспомнила, что Наталья – это старая кошка, которой не то что рожать, жить было противопоказано ещё в прошлом году. Тогда что-то случилось, и Танька потратила кучу денег на лекарства и витамины. Значит, вылечила. «Водки купи» - отозвалась Танька на моё «До встречи!»          
     Я выбрала чёрного пушистого котика, толстого и мягкого.          
     В Рождество Танька привезла котёнка к нам. Я накрыла на стол и подняла рюмку: «С Рождеством Христовым!» Танька улыбнулась поверх запотевшего хрусталя: «Твоё здоровье!» От неожиданности я поперхнулась, водка шибанула в нос, перебив дыхание. Смакуя холодец, Танька промычала: «Я – католичка!» - «И давно?» - «Всегда» - «А почему раньше не говорила?» - «А ты не спрашивала…» Я обмакнула в сметану горячий кусок картошки: «Ну, теперь спрашиваю: почему ты католичка?» Танька сыто потянулась и предложила мне сигарету: «Так мы, поляки, все католики».          
     Из Танькиного рта аккуратненько вылетают на зависть ровные колечки. Танька, с которой мы знакомы больше двадцати лет, бывший депутат Верховного Совета, любимый напиток – водка, и всегда хорошее настроение. А теперь, оказывается, полячка и католичка.          
     «Как котика назовёшь?» - «Ричард» - «Львиное Сердце?» - «Нет, просто Ричард. По-моему, красиво» - «Ну да, неплохо».          
     «Я посижу, пока твои не придут, - сказала Танька. – Давно не виделись, хочу поздороваться». Я кивнула и налила по полной. Вечер только начинался.