Феномен Соляриса

СтанИслав Лем вложИл познАнье дАлей,
Тарковский же - познАние себя.
В роман, который с детства мы читали,
роман, в который верили, любя.

В котором открывался нам Создатель,
ваятель новых, воскрешённых душ
из памяти колодцев, из обьятий
уже остывших, опустевших уж.

Ушедших безвозвратно, возвращенье
для человека было как удар;
и совести укоров воскрешенье
не каждый мог осилить, уставал.

Та встреча удавалась лишь смиренным,
сумевшим неприятье побороть;
готовым на познание вселенных,
готовым из любви принять их плоть

из нового немыслимого тела,
нетленного, как космоса лучи,
коснуться бесконечности удела,
потрогать от бессмертия ключи.

И ужаснулись, и не бЫли в силах
понять, постичь и снова полюбить
вернувшихся из пропасти любимых,
себя простить, и новой жизнью жить.

И только Крис, в беспомощности милый,
с глазами Баниониса, в любви
сумел зарыть отверстые могилы,
сумел смириться и сумел простить.

И мы, порою, к Богу:
                - Воскресенье
умерших где твоё, Всесильный Бог?!
Не думая, готовы ли к крещенью
не в смерть, а в жизнь и в новый жизни ток?

Готовы ли принЯть, кого любили,
готовы ли обидевших принять?
Принять убивших, и кого убили,
возможно словом, чтобы жить опять?

Под крышею Всевидящего Бога,
под пологом Небесного Отца,
и быть прозрачным, и трудиться много
и мысли познавая и сердцА!