Фактория Вай-Варетто

Таится  тундра  под  крылом 
пропеллерного  бота.
Винтом  взбивая, как  веслом,
Парим, стремительно  плывём
В  ладье  аэрофлота.

И  тундра  зыбко,  со  страниц 
Болотистых  просторов,
Нас  провожает  сотней  лиц
И  тысячами  взоров.

Небесно  облачная  чудь
Размывами  движенья
Упала  на  земную  грудь,
Рисуя  отраженья
Драконов, сказочных  зверей,
Сраженья, контуры  морей,
Озёр, и, продолженьем  взгляда,
Отметил  любопытный  ум
У  озера  оленье  стадо
И  ненцев  в  малицах, и  чум.

В  оленьей  выделанной  шкуре,
С  ножом  на  бисерном  ремне
Пришёл  пастух, спросил  о  куреве,
Спросил  о  водке  и  вине.
 
Скуласт. Под  узкими  глазами
Чахоточная  краснота.
Вздохнул, и  тундру  торбазами
Понёс  от  нашего  винта.

На  почту  и  литературу
Не  посмотрел.  Мешок  газет
Ногою  пнул. На  СМИ-культуру
Плевал  он, если  водки  нет. 
 
Заглянем  в  чум. 
                Посередине
Костёр  чудовищем  седым.
Над  ним, на  чёрной  крестовине
Подвешен  чайник.
                Белый  дым
Не  поднимается  покорно
В  дыру  на  крыше, но  кружа
Внутри, над  чайником  дрожа,
Людей  преследует  упорно,
Угарным  газом  перевит
В  глаза  и  горло  норовит.      

На  шкурах  хитрые  мордашки,
Чернее  копоти, видны.
На  старшем  куртка  и  штаны,
На  младших  рваные  рубашки.

Скрывая  ими  стыд  и грязь,
Худыми  ручками  ребятки
Натягивают  их  на  пятки,
Теснясь  от  света  и  смеясь.

На  низком  столике  айбат
Нарезан  тонкими  пластами.
Сырая  рыба  у  ребят
В  зубах
        с  глазами  и  хвостами,      
Вмиг  исчезает  до  костей.
Горячий  чай  по  мутным  чашкам
Мать, без  кондитерских  затей,
Нальёт, однако, замарашкам.

Но  только  дни  засентябрят,
Уйдут  домашние  заботы,
Детишек  в  школу-интернат
Доставят  птицы-вертолёты.

Им  начинать  не  от  сохи,
Не  с  подъярёмной  пары.
Нужны  оленям  пастухи,
Нужны  ветеринары.

И  зоотехники  нужны,
Охотники  нужны  нам,
Оленье  мясо  для  страны
И  рыба, и  пушнина.

Я как бы  заново  прозрел,
Когда  в  недоуменьи
Живого  фермера узрел
Вассальное  владенье.

Он  не совхозных, а  своих,
С  согласья  сельсовета,
Каслал  оленей. Было  их
Четыре  сотни  где-то.

Однако  фермер  каждый  год
За  вольницу  за  эту
Из  стада  личного  сдает
Треть  мяса  сельсовету.

С  живого  веса, по  цене
Пятьсот  рублей  за  центнер.
И  очень  выгоден  стране
Такой  «экспериментер».

В  факторию  завезены
И  спирт,  и  всё  такое…
И  тыщи  в  ёмкости  казны
Текут  сплошной  рекою.

Что  заработал, то  спустил.
И, слава  тебе, боже,
Коль  для  семьи  своей  купил
Он  пищи  и  одёжи.

Вот  это  "правильный  подход"
И  к  ненцу  и  к  якуту.
Ему  вино, а  нам – доход
И  мясо, на  валюту.

Возьмём  совхозы, но  и  тут
В  угодьях  то  и  дело
Телят  и  важенок  пасут
Из  личного  надела.

Им  выделяется  процент 
Вакцины  и  ухода…
Так  множится  эксперимент
Валютного  похода.

Из  года  в  год  аэрофлот
С  оленьей  массой  грузы
Закараванит  и  ведёт
За  контуры  Союза.

Поют  звенящие  винты
О  сытости  кому-то.
Но  сводит  голод  животы
И  ненца  и  якута.

Во  всей  проблемной  остроте
Вопрос  о  мясе  занял
Сознанье, как  в  Алма-Ате,
Иль  где-нибудь  в  Рязани.

В  отдельных  точках  мясо  есть.
Верней  сказать, бывает.
Но  их  по  пальцам  перечесть
Труда  не  составляет.

На  звероферме  в  Яр-Сале,
Мыс  «Каменный»  сюда  же.
На  мёрзлой  Северной  Земле
Порою  видят  на  столе
Филейный  кус  говяжий.

Но, откровенно  говоря,
Среди  спиртов  невинных,
Проищите  мясное  зря
На  полках  магазинных.

Всяк  пришлый  этих  стылых  мест
Не индивидуально,
А  сообща  в  столовых  ест,
Добротно,  капитально.

Непритязателен  уют,
Но  и  такому  рады.
Здесь  в  единении  жуют
Различные  бригады.

Проходят  тут  же  у  ребят
Летучие  собранья.
Друг  друга  вызвать  норовят
На  соцсоревнованье.

Набив  живот, нацелив  ум,
Обогатив  сознанье,
Выходят  в  непрерывный  шум
Трудов  и  созиданья.

Над  ними  праведен  и  горд,
Как  пламенный  оратор,
Его  величество  аккорд-
Рабочий  стимулятор.

Здесь  рубль  владыкою  владык,
Могучим  великаном,
И  прост  и  царственно  велик
Работает  над  планом.

А  платит  северный  олень,
Работой  и  натурой.
Норильск  и  Хатанга, Тюмень
И  Омск, и  все,  кому  не  лень,
Дерут  оленью  шкуру.

Недолго  вольные  стада
Нагуливают  тело.
Даёт  им  чёрная  беда
Оленьего  удела
Весну  да  лето,
                и – под  нож
Ненецкий  тонкий  длинный,
На  государственный  правёж
Неси  рога  с  повинной.

Не  зная,  в   чём  его  вина,
Он  платит  страшной  данью,
В  которой  жизнь  заключена
Рождённого  закланью.

Его  лупатые  глаза
В  последнее  мгновенье
Подёрнет  мутная  слеза,
Укрыв  недоуменье.

Падут  ветвистые  рога,
Подломятся  колени,
Размоют  мшистые  луга
Малиновые  тени.

Перекрывая  шум  и  звон
Убийственного  круга,
Несётся  булькающий  стон
Зарезанного  друга.

С  собачьим  тявканьем  песцы
Останки  тянут  в  норы…
Но  и  песцов  убьют  зубцы
Людских  капканов  скоро.

Полярным  летом  и  зимой,
Сознанием  и  кровью,
И  памятью  лечу  домой
К  родному  подмосковью.

Здесь сдуру  грезится  приют,
Где  все   хотят  добра  нам.
Где  не  унизят, не  убьют,
Не  опоят  дурманом.

               Сентябрь  1982г.