Памяти мамы на 23. 10. 2011...

1.
Подолью в лампадницу
масла, прозрачного, как холодный воздух
последнего осеннего солнечного дня,
который стекает слезой праведницы
по ржавым воротам промзоны,
разделяющим свет
и глубину тени…

Пусть хоть этот маленький огонек
будет вечным…
Пусть проживет хотя бы еще два дня,
оставшиеся от девяти
гранитных валунов нашей боли…

Но и ему не победить
черноту балкона…
Я по привычке бросаю взгляд …
и нет там невысокой фигурки,
которая, улыбаясь, махала мне вслед каждое утро,
провожая на работу…

Чернота балкона –
как пробоина от артиллерийского снаряда
на белой коже дома,
как черное отверстие от пулевого ранения
на его бетонном виске…
На моем поседевшем виске…
Мама…

29.10.2011.


2.
Скрежет ключа в темноте…
Я вхожу, споткнувшись о порог…
По привычке роняю:
«Добрый вечер, мама, я вернулся…»
Но мне в ответ
лишь шутовское бульканье
воды в батареях…

Всё как всегда.
Те же стены с обоями,
основательно истёртыми воспоминаниями,
мебель,  знававшая другие жизни…
И даже те же продукты в холодильнике,
купленные тобой,
суп на плите, сваренный тобой
только нет тебя…
Мама…

3.
Все так же, 
как в тот внезапный вечер,
когда я вернулся со дня рождения сына,
вручив ему от имени бабушки сердце твое,
полное лесных орехов и взбитых сливок…

Все было как обычно…
Горел свет, орала телереклама.
Ничто не предвещало…
И только ты – на полу у крутого диванного бока
лицом вниз…
Голубой легкий халат… голубые шлепанцы…
Белые-белые ноги…

Я бросился поднять,
положить на диван…
Но могильный холод  вместо тепла…
Цепенящий,
засасывающий, как воронка,
поднимающий шерсть в сердце
и скатывающий ее комком в горле…
Прожигающие мои щеки 
капли…

Черные, уже чужие,
плотно сжатые губы,
которые целовали меня с нежностью
не знаю сколько раз…
Окаменевшие навсегда добрые руки,
которые поддерживали меня до последнего…
И тогда, когда я был не больше
куклы моей племянницы… как они тогда поднимали,
убаюкивали, грели, ерошили послушные волосы… как
прижимали к груди вечного сострадания…
…И в последние полгода нашей совместной жизни,
когда я вернулся нищим,
потерявшим и сам себя,
и всякий смысл…

Окоченевшие пальцы, судорожно сжатые в щепоть, –
в прилипших хлебных крошках…
Словно пытались удержать
последние ускользающие секунды
или посыпать солью-оберегом
мой путь в темноте до дому…
Как же так… как же так…
Мама…

4.
Почему ты ушла так внезапно?!
Ведь ничего не предвещало,
наоборот, ты снова почувствовала вкус к жизни,
начала заниматься собой,
встречать день зарядкой,
а провожать – двухкилометровой прогулкой с подругами,
наготовила соков, варений, компотов,
приговаривая: «Ну, теперь-то нам с тобой хватит на всю зиму».
Сделала стрижку, покрасила волосы…
И впереди было лет двадцать, не меньше…

Ведь всего шестьдесят три,
как и отцу три года назад…
Ты догнала его,
но не смогла стать старше…
Теперь вы навсегда рядом, рука к руке,
как шли всю жизнь…

Только лишь благодаря вам –
у меня были счастливые детство и юность,
самое лучшее… безвозвратное…
Я был любим, желанен…
Вы мечтали, что в будущем…
Но я не оправдал ваших надежд…

Как же он любил тебя…
И, наконец, забрал к себе…
Но как же это внезапно…
Мама…


5.
А зима всё медлила,
ожидая чего-то…
Её первые невинные снежинки упали
на крышку гроба
вместе с горькими, знающими цену всему,
горстями земли…

Только через девять дней
после твоего ухода
зима захватила окончательно
твой мир…
Уже не твой…

Над моей головой
припорошенные снегом
темно-красные заледеневшие гроздья
мелких диких яблок –
милостыня птицам божьим…

А утром смертельного
дня похоронных хлопот
на дереве под нашим балконом
сидела целая стайка синичек.
О чем-то они там пересвистывались
и вдруг внезапно разлетелись в разные стороны…
к нашим родственникам и к друзьям семьи
вестницами смерти…

Когда мне пришлось
по сотовому сообщать о случившемся,
чтобы позвать всех тех,
кого мы не видели уже сотню лет,
что бы они смогли попрощаться…
Я с трудом выжимал слова…

Я задыхался, как только
делал шаг над этой словесной пропастью,
разделяющей меня и их…
А несуществующий провод сотового,
накидывал на горло петлю за петлей
и швырял на самое дно соленых спазмов…
Я захлебывался и не мог выплыть…
Было невыносимо произнести
одну единственную фразу…
Мама…

31.10.2011.


6.
Фитиль твоей лампадки
уже почти совсем прогорел…
Я снова смотрю старые фото,
с которых улыбается
тонкая, как молодая октябрьская рябина,
красивая девушка,
еще не знающая о том,
что у нее будут сын и дочь,
что пройдут как один день
сорок пять лет на одном рабочем месте,
а три года на пенсии, после смерти мужа,
заполненные хлопотами о внучке, –
как одно мгновение…

Каждое утро,
когда я, едва проснувшись,
перед уходом на работу залезал
в компьютер –
проверить электронную почту,
ты приносила мне  яблоко или хурму…
Вкус их и сейчас на моих губах…
Сам себе я не могу позволить такой роскоши…
Ты вставала раньше,
чтобы приготовить мне завтрак,
хотя я мог легко обойтись без этого…

Два дня после похорон
я доедал пищу,
приготовленную тобой к моему приходу…
Мама…

14.11.2011.

7.
Неужели же это всё…
Мне постоянно кажется,
что сейчас ты вернешься домой
со своей прогулки,
появишься в дверном проеме,
сядешь рядом на старую софу,
пожалуешься на боль в суставах
или на дочку, снова
вернувшую, изгнанного
за хамское поведение дружка…
А может, смеясь, расскажешь
какой-нибудь забавный случай
с последней поездки на садовый участок…

Как же так…
Неужели же это всё…
Прошу, возьми меня с собой
отсюда,
как когда-то с отцом
вы забирали меня раньше срока
из невыносимых пионерских лагерей…

Я не могу и не хочу больше жить
в этом мире,
пожалуйста, возьми меня с собою,
Мама…

14.11.2011