В дожде капель больше

                «основано на реальных событиях,
                которые обязательно произойдут,
                если... (могутбытьварианты)»



 
  Он вышел из дома в дождь. День был похож на вечер. Пасмурно и промозгло уже неделю, для октября слишком холодно. Пар изо рта и от ледяных рук. Постояв некоторое время у подъезда, ссутулившись от холода, покурил. Натянув капюшон и сунув руки поглубже в карманы, сжал в кулаках подкладку и пошёл прочь.
  Надо успеть до полной темноты, иначе, увязнешь в грязи, и вообще, там собаки дикие и жутко. Время определить невозможно. С лица сбегают холодные струйки за шиворот.
  Прошло минут сорок, по глине, но он всё же дошёл до своего гаража, замок замер в том же положении, в котором он его последний раз оставил, такой же ржавый и ненадёжный. Он было собрался уходить, но тут вспомнил, что надевал на замок сверху отрезанную половинку пластиковой бутылки из под воды. Оглядевшись, нашёл её тут же, под ногами, поднял и с силой натянул обратно на замок. Он подумал о том, что дожди идут уже вторую неделю, не должен же здесь, на окраине, возникнуть резон шастать живым душам. Его гараж был самым последним в ряду, а дальше был овраг, в овраге жуткая свалка строительного мусора, то есть, человеку тут никак. Правда как-то зимой, то есть не в сезон, он увидел тропку между рядов гаражей, до его гаража она не доходила всего нескольких метров. Оставив загадку загадкой, поплёлся обратно, насаживая на сапоги глину, даже упал разок.

  Придя домой, он стоял в прихожей и смотрел на себя в зеркале, на лице оставались капли дождя. Дома было уныло и тихо, и он решил не раздеваться, а пойти обратно на улицу.
  Прихватив мусорное ведро, которое было хоть и пустым наполовину, но уже сильно пахло затхлостью, прикрыв дверь, вышел. В общем для четырёх квартир коридоре, стоял нейлоновый мешок со стеклянными банками, которые несколько лет хламились на балконе, но так и не пригодились. Он решил выкинуть и его, и уже взявшись, понял, что это пустая, а главное, тяжёлая затея. Он стоял и прикидывал взять или всё же пусть стоит до лучших времён, в которые он, почему-то, не верил. Впрочем, банки могут кому-нибудь пригодиться, для чего - их дело. Перекинув через плечо тяжеленный мешок, бряцая, вошёл в лифт. Мусорные контейнеры находились около соседнего дома, а по пути многочисленные озёра луж. В маленьких провинциальных городишках дороги ремонтировали редко, а потому, круглый год обязательно было где испачкать башмаки. Дойдя до мятых, мусорных контейнеров на колёсиках, он поставил ведро, и пыхтя, спустил с плеча мешок. Затем принялся искать палку, мусор в ведре пристал к стенкам и отказывался покидать своё пластиковое жилище. Наконец, найдя палку и справившись с ведром, начал доставать из мешка по одной банке и аккуратно ставить вдоль ограждения площадки для мусора. Мимо шипя водой и проваливаясь в колдобины скрытые лужами, проковылял автомобиль. По-прежнему моросило, на ограду села большая, может быть даже старая ворона, пристально посмотрела на него и хрипло гаркнула. От неожиданности по коже пробежали мурашки, одна банка выскользнув от короткой судороги, разбилась об асфальт, но не вдребезги, а лишь треснула пополам. Ворона лишь отскочила вбок и продолжила рассматривать баночный процесс. Ему было жутковато. Вообще-то он ворон не боялся, но в такой сырой, серый и безлюдный день ворона действовала на него угнетающе, и даже мистически. Тут он снова вспомнил про ключ от гаража, который потерял два года назад, прям перед теми странными событиями, которые заставили его порвать всякую связь с миром и сделали из него чудаковатого одиночку, бродящего под дождём. Про события эти он не помнил, словно отрезало, помнил лишь детство и то, что завтра понедельник, помнил он и о ключе, который по каким-то причинам затерялся. Ключ был длинным, простым, от старого замка, повторить его не составило бы труда, да и сам замок легко вскрываемый, но он почему-то оттягивал  вскрытие гаража, толи из-за нежелания обращаться к людям, толи из-за ненадобности в спешке. У него и машины-то никогда не было, но был гараж, а гараж вещь, по-видимому, необходимая, хоть и не открывается два года. Выставив все банки на мокрый асфальт, некоторое время постоял и понаблюдал за тем, как дождь их наполняет. Кроме дождя и ветра ничего не было слышно. Ещё он давно не видел в небе самолёты, толи их больше не было, толи он просто больше не смотрел на небо. Тут он вспомнил, как однажды, ему попалась газета, в которой говорилось о том, что у богатых людей появилось новое развлечение – сбивать самолёты. Это что-то вроде наскучившего сафари, стоит это дорого, но того стоит. Ещё эта газета утверждала, что в какой-то стране, в джунглях, нашли живого динозавра, как он дожил до наших дней, там не уточнялось. Жёлтая пресса должно быть. На события в мире он никак не реагировал, разве что, регулярно оплачивал квартплату и электричество. Он чем-то болел, чем не знал, потому что не беспокоило, и к врачам он не ходил. Эта болезнь, очевидно, была всегда, спросить было не у кого, да и не требовалось. Пенсию по инвалидности приносили исправно, ну, иногда с опозданиями в несколько дней. Тем и довольствовался.
  Он взял ведро, внутри которого лежал сложенный нейлоновый мешок и пошёл по направлению к дому. Сырость была жуткая, до дрожи и постоянного желания «по-маленькому». Никого не встретив, постоял у подъезда и вошёл внутрь. Вызванный лифт ехал за ним с самого верхнего этажа, время тянулось, как этот дождь.
  Он долго грел руки под тёплой водой и смотрел, то на них, то в зеркало над раковиной. По-быстрому залил яйцами остатки картошки в сковороде, подсолил и присел ждать, пока приготовится. Отвинтив крышку, налил себе из бутылки грамм сто коньяка и выпил, при этом сильно скорчив лицо и быстро-быстро запив холодным чаем, который оставался с утра на столе. Минуты через три стало лучше, и он выпил столько же, и ещё. После ужина прилёг почитать, но хватило лишь на две страницы, и то, постоянно возвращался к прочтённому тексту, так ничего и не запомнив, уснул.
  Снилась ему Надька. Вначале, в эротической сценке, переходящей в какие-то похождения по улице незнакомого города, потом ссорились из-за фигни, потом он извинялся, потому что сильно её любил. Знакомые мужики с работы смеялись и постоянно им мешали уединиться, а он всячески уводил Надьку от них подальше, но она словно тянулась к людям, и вот они снова посреди знакомых и незнакомых лиц… Про себя он подумал: «А где же Ксюшка? Мы наверное оставили её одну дома… надо спешить!». Он потянул Надьку за руку, даже дёрнул, мол, надо скорей домой, но обернувшись, её не увидел. Он запаниковал, и его одолела жуткая тоска и надрывный внутренний плач. Казалось, будто Надька его бросила и ушла к кому-то, к кому, он не имел представления. Тут он увидел свою мать, она была слегка пьяна, и он принялся злиться и отчитывать её. Вспомнив во сне, что мать давно умерла, ему стало стыдно, и ещё большая тоска прямо-таки скрутила его грудь, он стал задыхаться. Потом ему снились жутко красочные узоры, они менялись с огромной скоростью и были совершенно симметричны. Скорость смены узоров из ядовитых цветов нарастала, ему стало радостно от того, что он так умеет изменять узоры, он стал счастлив.
Балансируя между сном и явью, видел свет сквозь веки, и рассуждал уже трезво.   

  Он резко открыл глаза и сильно вдохнул воздуха. Оказывается, он не дышал, сердце по-сумасшедшему молотило не в такт. Отдышавшись, он медленно сел на край кровати и подумал о смерти. Сон, в котором было так неуютно - тут же стёрся из памяти.      
  Он смотрел на стену перед собой и видел торчащие шляпки гвоздей: «Тут что-то висело… Странно, а где фотографии? Ведь должны же быть фотографии…». Его мысли быстро сменялись - словно слайды, и он никогда уже не помнил предыдущих мыслей, будто что-то гнало их прочь из его головы - об этом он не думал. Медленно надев верхнюю одежду и ботинки, которые снимал тут же в комнате, снова пришёл на кухню – коньяк кончился. Заметавшись было, быстро успокоился и присел покурить, даже смешно стало. Он сидел и сильно улыбался, пока не прыснул смех, но только на мгновение.  От сигареты он захмелел, а ноги становились слабыми-слабыми, будто немели. Затушив окурок с силой, вытер о штаны почерневший от пепла палец, встал и направился в прихожую, тут опять пристально смотрел на себя в зеркало, словно пытаясь понять - какой вопрос нужно себе задать и будет ли он правильный.   
Неожиданно вспомнив, что мусор выкинут, похвалил себя и улыбнулся.
  В лифте горела всего одна тусклая лампочка, наверное, очень дешёвая, потому что от свечки света куда больше. Пахло человечьей и собачьей мочой. Всё равно, привык. Звуки, наполнявшие кабину лифта и шахты, были похожи на настройку в оркестровой яме, то струну тянет, а то и барабаном грозовой раскат, будто лифт сейчас в землю уйдёт, иногда кабину ещё и подбрасывало, иногда она чиркала. Всегда бывая в лифте, он слушал эту какофонию и наслаждался, лишь им уловимым  тактом.
  Он жил в многоэтажке, на четырнадцатом. Их было-то всего три у них, остальные - двух, трёх и пяти этажей. Из его окна, дома вначале кучились, после растворялись в кронах, а дальше, сплошной лес до горизонта, и каждый раз - восход слева, справа закат – хорошее окно.
  На улице стемнело, но серость неба словно источала свечение, и было неплохо видно впереди. Всю дорогу до гаража ему казалось, что сегодня особый день и особая ночь, не зря же он вышел сейчас, чего обычно не делал. Впущенная им к ночи энергия заставила работать его мозг так, как он уже давно не работал. Мириады мыслей не подпускали сон и стали выуживать из памяти хаотичные картинки разных событий из его детства, о которых он и вспоминать забыл. Почувствовав прилив энергии, он даже пробежался мимо нескольких дворов и совсем не запыхался с непривычки. Зачем он шёл под ночь в гаражи? Он никак не мог себе ответить на этот вопрос, что-то тянуло и всё.
  Оставалось метров двести, но он уже видел светлый ореол над тем местом, где были гаражи. Небольшой пролесок и там, за деревьями, уже начнутся несуразные и разношёрстые гаражи всего ихнего городка. Вначале, на фоне яркого света от фар, фонарей и переносок, он различил две милицейские машины: участкового, и уазик ППС; увидел и почувствовал дым; а вокруг эпицентра толпились люди, много людей. Никто не кричал, не паниковал, говорили вполголоса, и это настораживало. То, что собрались в районе его гаража, он осознал лишь когда вплотную подошёл к толпе. Кто-то оглянулся и оцепенев, толкнул стоящего по соседству, постепенно, словно домино, обернулись все и уставились на него, повисла тишина. Люди расступились, это было похоже на молчаливое предложение проследовать дальше, так он и сделал…          
 
  У одного мужика появилась любовница, с работы. Около года у них получалось скрывать свои близкие отношения, летом они встречались либо на далёком пляже реки, либо в лесу, когда дождь - на заброшенной ферме. А вот зимой, зимой он дурак приводил её в свой, объединённый из двух, гараж, тут и обогреватели, и стены утеплены отлично, если что, можно и в машине посидеть. Догадывалась его жена о чём-то "таком", да гнала эти мысли, пока не намекнули ей по поводу её догадок «доброжелатели» до чужого счастья, а семья у них надо сказать, была в достатке, отсюда и "доброжелательность". Насторожилась жена, присматриваться стала, долго присматривалась, да пошла в один день с визитом в треклятый гараж мужа. Дальше скандал, клоки волос, размазанная тушь, и сломанные навечно надежда, да покой. А потом был погром и поджог, от отчаянья. Спалила она всё богатство мужнино, вместе с их прошлой жизнью, да ещё и три соседских гаража прихватила. Дальше не пошло, успели затушить. Когда тушили, вскрывали все соседние, на предмет баллонов с газом, чтобы взрыва не случилось. Вскрыли гараж и нашего чудака.


  Замок был сбит, ворота настежь открыты, внутри его гаража находились сотрудники милиции. Выйдя изнутри, участковый подошёл вплотную, и с холодным уничижающим прищуром, долго вглядывался в его глаза, затем вошёл обратно внутрь. Что происходило внутри, видно не было. Моросил невидимый дождь. Сжимая закрытый зонт, он обернулся. Теперь, посмотрев на лица людей его окружавших, узнал всех. Он стоял один, люди отошли метров на пять-шесть и с брезгливым шёпотом и любопытством смотрели на него. Со стороны казалось, что он стоит словно раб, с коротким тупым мечом на арене Колизея и ждёт неминуемой развязки ещё одной игры. Воздух стал тяжёлым, но не от дыма или обволакивающей паутины капель, скорее, от мимолётной предательской ненависти к нему, людей стоящих вокруг, людей, которые ещё с утра были ему хорошими соседями и знакомыми. Он стоял надувшись, и в самом деле, как ребёнок не понимал за что его хотят наказать.
Наконец, пройдя вглубь гаража и потеснив одного милиционера, он увидел что-то вроде ложа собранного из коробок и ещё каких-то предметов, застеленное телогрейками, старыми скатертями и шторами. На ложе лежало нечто, похожее по очертаниям на человека, он подошёл ближе. Этот человек как бы прижимал к себе другого человека, только совсем маленького, скорее всего ребёнка. Вместо лиц, у них были черепа обтянутые коричневой иссохшей кожей, как у мумий с фотографий раскопок. Вместо глаз, зияли неприятные чёрные провалы. Вместо смерти, которая давно ушла по другим адресам, был тлен одежд и пустота разочарования от хрупкости человеческой жизни.
Он будто знал эту пару, будто встречал их однажды, но никак не мог определить, откуда это ощущение причастности. Ему почему-то надели наручники. Его почему-то затолкали в уазик. Он совершенно не сопротивлялся. Он начал вспоминать.



  Надьке Устиновой было двадцать шесть, когда появились первые симптомы. Никто из врачей не мог определённо сказать, генетическая ли это предрасположенность или последствия образа жизни в неблагополучной семье, районная больница не была богата специалистами, но диагноз был, что называется, на лицо – шизофрения. Вначале Надьку уволили с работы за прогулы, затем к ней перестали приходить подруги, так как подумали, что она зазналась после замужества и не хочет с ними общаться. Она стала отстранённая, появились ночные кошмары и затяжные приступы меланхолии, иногда она теряла контроль над эмоциями и наносила себе незначительные увечья, колотя посуду и мебель. Дочь Ксюшка стала избегать контактов с матерью, после того как та, несколько раз ударила её. Он отпрашивался с работы, брал за свой счёт, брал больничные, что сильно ударило по бюджету семьи, они стали голодать. Её безучастность к быту семьи вначале сопровождалась скандалами, затем, сменилась на угнетающую пустоту и как бы отсутствие жизни в доме вообще. Молодая семья начала стареть на глазах, ребёнок замкнулся в себе. Никто из соседей не догадывался, а на вопрос - «где жена?», он отвечал - «приболела, спит», либо, «уехала к родителям», соседей это устраивало. Так продолжалось с год, класть её в больницу он отказывался, говорил врачам: «сам справлюсь, присмотрю». Болезнь стала прогрессировать, и тут проснулась змея одержимости. Надька начала заговариваться, писать чушь на страницах книг, обоях, себе на лице, однажды разрисовала всё лицо дочке. Были и светлые периоды, когда с лекарствами болезнь отступала, но денег на лекарства категорически не хватало.
  Осень только началась, в тот день они ходили в лес за грибами, и если попадутся, ягодами. Кое-что набрали. После, остановились в гараже, чтобы перебрать собранное. Для неё это был период глубокой меланхолии, она просто сидела в углу гаража глубоко погруженная в себя и молчала. В целом, состояние её, уже две недели было стабильным, и он особо не переживал. Он решил сходить домой, принести что-нибудь перекусить. Отсутствовал минут тридцать пять, этого хватило. Неизвестно откуда, но у неё оказался с собой яд, концентрированная настойка болиголова, небольшого пузырька хватило с лихвой и ей и ребёнку. Что это был болиголов, он узнал по запаху из пузырька, они с женой как-то принимали его для профилактики восстановления здоровья половой системы, перед тем, как зачать Ксюшку.
Он положил их вместе, так, как они спали раньше, дома, и просидел всю ночь у них в ногах, то тихо скуля, то громко воя и матерясь. Утром он защёлкнул замок, а ключ выкинул в овраг за гаражом. Почему он так поступил? Потому что был сильным? Потому что любил? Потому что всё уже не имело значения? Нам не понять.
  Пропавших без вести, искали в лесу до глубокого снега. В гараж даже и не заглянули, ни у кого и сомнений не возникло. После того дня были сильные дожди, и в гаражи никто не совался, потом случились заморозки. Природа удачно скрыла улики человеческого тления. А люди… попереживали, да и забылось как-то. Он так и не смог оправиться от горя. Впал сначала в пьяную депрессию, затем и сам немного спятил. Находясь в шоковом состоянии, его сознание вытеснило из памяти всё связанное с прошлой жизнью. Он придумал для себя новую реальность и жил теперь в ней. Добрые люди выхлопотали ему инвалидность и пенсию, чтоб с голоду не помер.    
 

 
  Милицейские машины буксуя и подпрыгивая, резали лучами фар пасмурную ночь, увозя с собой тайну произошедшего и нашего чудака. Несмотря на то, что было уже два часа ночи, люди остались, разбились на группы по симпатиям и оживлённо продолжили обсуждение сегодняшнего. Так наступил понедельник.
Неожиданно над головами пронёсся сильный поток ветра, обдав мертвецким холодом лица присутствующих, потом, воздух застыл, небо чиркнуло кремнем, и через секунды шандарахнул гром, разломив надвое эфемерную скалу возведённую сознанием собравшихся людей: на приятное греющее сострадание и на придуманную вымученную справедливость наказания.    
  Тут дождь окончательно проснулся и обрушил на них все свои слёзы. Бурлящие ручьи скрыли щиколотки, пробрались в гаражные ямы и погреба заполняя пустоты оляпистых строений. Словно смывая позор, небесный душ дал струю помощнее. 

  Трясясь в уазике, он размышлял о том, легко ли теперь ему будет жить с тем, что к нему вернулось из глубины памяти. Он сильно устал за два года и даже был немного рад своему возвращению. Время – вода.
В его голове роились вопросы такого характера: что в силах смыть осязаемое горе беспомощности, удушающую боль ответственности за любимых, зыбучее уныние рутины? Какой такой раствор тысячелетиями пытаются приготовить нам алхимики душ? Что разбавит бренность времени и поможет притормозить его неумолимую скорость? Какой живой водой вернуть настоящую любовь захороненную ещё в детстве? Чем напоить ненасытного монстра познания в человеке, который взамен пожирает? Может быть плач?      
Ведь если заплакать - это смехотворно.
Ведь идёт дождь, а в дожде капель больше.
И он закончится и родит радугу, а все знают - где кончается радуга, там зарыт горшочек с золотом.