Любовь крестьянки. Рассказ

Кто не довериться… эфирной их (глаз) прелести?
               Баратынский.


Любовь крестьянки.

Рассказ. 

 
  Штабс-капитана Антошина Сергея Ивановича охватывало волнение еще сильнее, чем ближе он подходил к особняку княжны Ларской Эльвиры Семеновны, после очередной ссоры он решил расстаться с ней, по рекомендации отца, генерала Антошина Ивана Антоновича, он  отправлялся в Тифлис в ставку генерал-фельдмаршала Паскевича для продолжения службы. Позвонил в колокольчик у калитки, на звон которого подошел садовник, он же сторож, признав барина, открыл калитку.

– Я  ненадолго, братец, попрощаться пришел, отбываю в Тифлис, - на ходу бросил штабс-капитан, протягивая садовнику серебряный пятачок.
- Благодарствую, ваше благородие, Их сиятельство в гостиной, почивать изволят - поклонившись, ответил садовник, провожая Антошина до крыльца. В коридоре второго этажа его встретил камергер-худерьба, зыза, с ключиком на голубой ленте на худой шее, который являлся особым знаком среди прислуг.

- Ваше благородие, Их сиятельство занимается музыкой, велено не беспокоить, - прошамкал старичок, идя ему навстречу, шаркая лощеными сапогами по паркету. Из гостиной слышны были звуки фортепиано, звучала сарабанда Генделя.
– Извольте доложить, - едва сдерживая свое раздражение, произнес штабс-капитан, услышав  громкий разговор в коридоре, княжна Ларская сама вышла в коридор.
– Ах, это вы, Сергей Иванович, - капризным голосом вмешалась княжна, - право, я вас не ждала, должен был бы приехать поручик-драгун драгунского полка Селиванов, с которым мы познакомились на балу, хочет организовать пикник в честь окончания побывки и отбывает в Елизаветполь.

- Я пришел, княжна, попрощаться с Вашим сиятельством, так как тоже отбываю в Тифлис, для дальнейшего продолжения службы, я вас любил искренно, но вы, отвергая, отодвинули меня от себя и, как говорил классик, дай вам Бог быть любимой другим, вы некоторое время украшали мою жизнь своим присутствием, видать, причина в старых традициях, я вам не чета, хотя дворянин, прощайте, - поклонившись, произнес штабс-капитан, четко развернулся и бегом покинул второй этаж. Вообще-то, штабс-капитан Антошин принадлежал к старинному дворянскому роду, считал себя наследником столбовых дворян, и этот титул весь его род получил по наследству, и когда он говорил, что он якобы княжне Ларской не чета, просто лукавил. Отец его, генерал Антошин Иван Антонович, был адъютантом светлейшего князя генерал-фельдмаршала Паскевича, но по состоянию здоровья службу продолжить не смог, вернулся в село Турханлы, в свое родовое поместье на берегу Куры, пожалованное еще его отцу по высочайшему повелению за ратные дела, но вследствие стрессора оставаться не мог и, женившись на вдове сослуживца, уехал в Тверскую губернию, всё оставив сыну, и был уверен в своем адъютанте-приказчике, Прохорове Андрее Ильиче, что тот исправно будет продолжать служить и посмотрит за его хозяйством. Стоял полуденный зной, южное солнце дышало жаром, подойдя на берег реки, Сергей Иванович решил искупаться, пройдя сквозь кустарники акации, на каменистом берегу начал раздеваться, оставаясь в коротких шелковых штанишках, увидев девицу, которая купалась нагишом, чтоб не смущать ее, спрятался за кустами акации. 

– Что за диво, наяда, что ли?- подумал Сергей Иванович и решил наблюдать за ней дальше, но она выходила из воды и направлялась к большому камню, где лежала её одежда, по виду ей было лет шестнадцать, белокурая, с  распушенными до плеч  мокрыми волосами, а глаза были небесного цвета, как бирюза, подойдя к своей одежде, вдруг, она неистово закричала, штабс-капитан сначала было растерялся, но потом, выйдя, из кустов, быстрыми шагами направился к незнакомке. Увидев незнакомого мужчину, девица инстинктивно прикрыла одной рукой маленькие грудки, а другой свою усладу.
- Ближе не подходите, там большая змея, - знаком головы показывая на камень, сказала она. Но от шума змея начала выползать из-под камня и поползла в сторону кустов.

– Да, это гюрза, - спокойно произнес Антошин, но девица, схватив свою одежду, рванулась в кусты, чтоб переодеться. Штабс-капитан ждал ее, какое-то жгучее чувство обожгло его и прошлось по жилам, - боже мой, какая естественная, точно речная нимфа, вот она-то и не чета нашим богатеньким, но пустым кисейным барышням, кто-то говорил, лучше жениться на убогой, чем волочиться всю жизнь за богатенькой, они какие-то холодные, что ли, эти барышни? Наконец-то, незнакомка вышла, на ней было простое ситцевое платье, уже промокшее от ее тела, которое плотно обтягивало ее стройный стан, особенно выделяя её грудки, как два нераскрывшихся бутона розы.

– А она ядовитая? - вытирая волосы и лицо, переливчатым голосом спросила девица.

– Конечно, даже очень,  она же из семейства гадюк, а они все ядовиты, - довольный ее возвращением, ответил Сергей Иванович. Он боялся, что она исчезнет в мутных водах Куры, как наяда, оставив угасать те чувства, которые, пройдя по жилам, охватили его сердце, да, наше сердце отвечает за чувства, что она, как ворожея, что ли, которая так мгновенно, ворожбою влезла в мое сердце, а? – размышлял штабс-капитан.

– Давайте знакомиться, меня зовут Сергей, я живу тут недалече, - протягивая ей руку, робея, начал Антошин.
– А меня, стало быть, Олесей, - тихо произнесла незнакомка и, тоже робея, протянула загорелую худую руку. Он, энтот, штабс-капитан, был воспитан и, поклонившись, галантно поцеловал ей ручку, чем заставил ее покраснеть.
- А я живу у лесной опушки, на самом берегу, отец лесник, Антошиным лес охраняет, мать и я работаем на рисовом поле, - опуская глаза, неохотно произнесла она.

Хм,  рисовое поле, - подумал Антошин, - тебе, девочка, учиться нужно, но вслух произнес:

- А ты, Олеся, грамоту знаешь?
- Да, тут в нашем селе при часовне, которую построил генерал Антошин и иерея пригласил, чтобы люди крестили своих детей и молились, там церковноприходская школа была, я там и училась, отец очень хотел, чтоб я училась, но потом мать заставила бросить и итти работать, мол, грамота нам ни к чему, ведь, туда только дворянок, да барышень принимают, а я крестьянка, - грустно ответила Олеся, закручивая пряди мокрых волос в пучок на затылке. 

– А ты бы хотела учиться, Олеся, скажем, в пансионе в городе, как думаешь, родители тебя отпустят? – не унимался штабс-капитан.
– Не знаю, вряд ли, ведь, дома еще трое маленьких едоков, – пожимая плечами, ответила Олеся и направилась по берегу в сторону села. Он начал одеваться, он не мог так отпустить ее, потерять жемчуг, как тот шекспировский глупый индус, и поплелся за ней.

– Барин, если нас вместе увидят, то пересуды пойдут, вот молва-то пойдет, мол, барин начал ухлёстывать за нищенкой, срамота, - произнесла Олеся и звонко засмеялась.
– Все пересуды не переслушаешь, Олеся, я хочу пойти к вам в гости, если ты, конечно, приглашаешь, а сколько тебе лет, если не секрет? – поравнявшись с ней, спросил Сергей Иванович.

- Семнадцать, - коротко ответила она. Так, разговаривая, они дошли до ее дома на берегу, ничего примечательного, маленький огород, без сада, да небольшой хлев за домом.
– У вас даже живности нет? – растерянно спросил штабс-капитан.
– Как видите, - открывая калитку, ответила Олеся.
 Вот это да, такие, как Ларская и другие, беснуются от богатства, от своих титулов, используют труд таких же бедных, как семья Олеси, а сколько еще бедных крестьян нищенствуют, но их дух почему-то не бесится, а терпит, сколько же терпения у таких, а? такая несправедливость доводит меня до исступления, - с гневом подумал Антошин.

– Проходите в дом, Сергей Иванович, в доме прохладно, а я щас вам мацони принесу, соседка иногда приносит, наверное, некуда девать, - засмеялась Олеся.
- Олеся, а где остальные дети, о которых ты говорила, и какая у тебя фамилия?
- Мальчики с отцом лес сторожат, а мать в поле, скоро тоже уйду, а фамилия Березина, а так холопы мы, - подавая чашу с мацони штабс-капитану, быстро выпалила Олеся. Она боялась его присутствия, этого исполина, и никак не хотела, чтоб он уходил, она просто не понимала, что же с ней происходит, откуда это волнение, его природу, что оно предвестия какого-то неизвестного чувства.
– А ты еще хотела бы увидеться со мной, Олеся? – вдруг спросил Сергей Иванович.
– Я же работаю, если вечером, - пожала плечами Олеся.

- Ваше благородие, Сергей Иванович, мы вас потеряли, - открыв калитку, встречая его, произнес приказчик Прохоров Андрей Ильич, - фаэтон с откидным верхом готов к отъезду, но сначала ваше благородие должен отведать кушанья – долму из свежих листьев винограда, которую приготовила кухарка Фаина.

– Андрей Ильич, с отъездом в Тифлис я решил повременить, как жара спадет, ты, пожалуйста, проводи меня на рисовое поле, а потом хочу посмотреть лес, идет?
– Как прикажете, ваше благородие, на фаэтоне али верхом? – осмелился уточнить приказчик. С гор дул тихий ветерок, смешиваясь с речным ветром, приносил прохладу и с ней облегчение. В долине, чтоб избежать солнечного удара, под навесом сидели пастухи, табунщики и крестьяне, занятые прополкой тютюна и риса.

- Знаешь, Андрей Ильич, тут наяву видишь муки крестьянской доли, о которой писал поэт Никитин, и тут трудно не согласиться с Некрасовым, написавшим  о горькой доле российских женщин, а имущие свой народ, который  кормит их, называют чернью, холопами, - с раздражением произнес штабс-капитан.
– Тут им  надобно молчать, - поддержал разговор приказчик, - так устроен мир, мир рабов и господ, как говорил один юный поэт.
– Да, никитинский мужик не может развязать язык,  помнишь пушкинские слова: «что за притча? вот так притча! кому язык отрежут, а кому и голову – такая, право притча», смириться, терпеть, вот их бесконечный несчастливый удел, - еще с большим раздражением произнес Сергей Иванович. Они, разговаривая, подъехали к рисовому полю, женщины, стоя по колени в воде, пололи сорняки.

– Андрей, позови, пожалуйста, под навес крестьянку Березину, - спешиваясь, произнес штабс-капитан. К навесу подошла худощавая женщина средних лет, у нее был такой же цвет волос и глаз, как у дочери Олеси.
- Надеюсь, вы меня знаете, отныне вы и ваша дочь Олеся на поле работать не будете, мой приказчик Андрей Ильич даст вам работу, хорошо оплачиваемую работу в особняке, завтра утром подойдите прямо к нему,  а теперь идите домой отдыхать, - решительно произнес штабс-капитан. Женщина ничего не ответила, только, удивленно пожимая плечами, пошла в поле, чтоб забрать вещи.
– Ваше благородие, нонче приезжали закупщики купить лес, может быть, часть готового кругляка продать? – спросил приказчик.

– Хорошо, пусть леснику Березину дадут лошадь и повозку, поехали, посмотрим виноградники. Под навесом работали бондари-обручники, изготовляли новые дубовые бочки для вина и коньяка, тут же опуская их в воду, чтоб они разбухали.

- Если предложить родителям Олеси, чтоб они отпустили ее с ним в Тифлис, пожалуй, он смог бы через друзей устроить ее в пансион, пусть даже она крестьянка, она училась бы, а он служил, вообще, зачем ему эта служба-то далась, он не молодой фендрик, а богатства и так хватит, а тебе не кажется ли, голубчик, что ты втюрился в Олесю и от этой напасти тебе не избавиться, да и зачем? - напряженно думал Сергей Иванович. Родители могут подумать, что я желаю превратить ее в свою любовницу и держать в плену, как Ахилл Брисеиду, но нет же, я влюблен, и мне наплевать на все традиции, разность сословий, преемственность, придуманные имущими, чтоб эксплуатировать свой собственный народ, разбогатеть на его кровавом труде, и, к моему стыду, я один из них, изменить вековые установившиеся порядки я не в силах, это факт, а вот облегчить существование, хотя бы, своих крестьян, пожалуй, могу. День начал вечереть, штабс-капитан прогуливался на берегу Куры в надежде, что появится Олеся. С гор опускался прохладный туман и стелился над рекой и над долиной. Полная луна, вырываясь из объятия облаков, плавала по небу, спешила в свою обитель, кто знает, может, скоро родится молодой месяц. Олеси не было, - да не придет она, че ей делать-то тут, вишь, какая темень. Где-то на берегу в кустах дерезы «скрипач-кузнечик» затеял свой концерт, продолжая громко пиликать. Вот это наваждение, сковало всё, ведь, подобного никогда не испытывал, жжет, будто, огненный смерч прошелся по жилам и обосновался в сердце, как напасть, и только она, моя маленькая наяда, сможет вызволить мое сердце из этой напасти. На берегу промелькнула тень, - это она, моя любовь, мой жизнь, - подумал Антошин и ускорил шаг в её сторону.

– Я думал, ты не придешь, Олеся, я тебя ждал, - прижав ее детские, мозолистые руки к лицу, вдыхая их, прошептал Сергей.
– Много работы по дому, Сергей Иванович, - съежившись от холода, тихо произнесла она, слегка прижимаясь к нему, - сегодня день чудес, приказчик Антошиных освободил мать от работы на поле и пригласил в особняк на другую работу, еще чуднее, отцу выдали лошадь и повозку, че так расщедрился-то энтот приказчик, а?

– Не знаю, Олеся,  такое просветление даже у приказчиков бывает, а может, и влюбился, кто знает, – уклончиво ответил Сергей Иванович.
– Да ну, он же староват влюбляться-то, - звонко засмеялась она, - скажете тоже.
– Мне двадцать восемь лет, тоже староват?- не медлил спросить штабс-капитан.

– Вы другое дело, вы мне нравитесь, умный, красивый, исполин такой, я очень замерзла.
– Может, пойдем ко мне, Олеся, тут недалече, а?
– Не-е, - отмахнулась она, - мама будет ждать, и как ей я объясню, где была? давай, пойдем к нам, кроме мамы никого нет, собралась итти к тете Лиде шербет варить.

- Как-то неудобно, Олеся, - неуверенно ответил Сергей Иванович, понимая, что тайна чудес, о которых говорила Олеся, будет раскрыта, - она же не знает, что я и Антошин одно то же лицо, надо было представиться. Но она, взяв его за руку, повела к своему дому, деться было некуда. Она пригласила его присесть на старый протертый диван.

- Вы есть хотите, Сергей Иванович? Угощать-то вас нечем, бедно живется, – робея, произнесла Олеся.
– А мацони? – коротко ответил штабс-капитан, и оба громко засмеялись. Послышался стук калитки, затем открылась дверь, вошла мать Олеси, с которой беседовал Антошин под навесом у рисового поля. Мать Олеси Нина Сергеевна, увидев Сергея Ивановича, от неожиданности обессилено опустилась на стул у окна.

– Пожалуй, я  пойду, Олеся, спасибо за мацони - вставая, произнес Сергей Иванович.
– Куда же вы, барин, посидели бы еще, - начала было Нина Сергеевна.
- Барин?- недоумевая, спросила Олеся.
– Да, он наш хозяин, младший Антошин, сын генерала Антошина, - уточнила мать Олеси.

– Значит, ты плутовал, Сергей? и все эти чудеса твоих рук дело, да? почему сразу не сказал? - смотря на него, сердито спросила Олеся. Штабс-капитан, конечно, от слов Олеси,  растерялся: я не плут, Олеся, я просто тебя люблю, прощайте, - и вышел на крыльцо.

– Теперь мне  тут нечего делать, хм, плут,  я ведь  ничего дурного-то не сделал, просто попытался помочь, вот как оно-то вышло, вслух произнес Сергей Иванович и направился к своему особняку.
– Почему он промолчал, мама, ведь, я его люблю больше жизни, теперь он ушел, зачем мне моя никчемная жизнь, не лучше ли кануть навсегда в мутные воды Куры? я без него жить не буду, - навзрыд плакала Олеся. Нина Сергеевна, обняв за плечи дочь, пыталась ее успокоить.

- А давно вы знакомы, Олеся?
– Второй день, - продолжая плакать, коротко ответила она.

– Надо было мне сразу представиться ей, - корил себя штабс-капитан, поднимаясь в свой кабинет, - нечаянно, по дурости своей  разбил ее хрупкое девичье сердце, ведь, я влюблен, дева-красота, как говорил Языков, теперь эта напасть обречет меня на «танталовы муки», может, стоит итти и извиниться, а? - уныло думал он. Кабинет хорошо освещался несколькими тяжелыми персидским подсвечниками с длинными свечами, масляной лампой со стеклом, вся прислуга знала, что барин любит, когда светло. Он налил полную серебряную чашу коньяка из хрустального графина и залпом выпил. Вот обозначилась дилемма – поехать в Тифлис или ждать, когда его наяда простит его, и увезти ее в центр кавказской культуры, где белоснежные вершины величавых гор, гряда великанов, никогда не снимавших свои белые шубы, которые являлись духами гор, были свидетелями всех вековых событий, недаром величайшие русские поэты, писатели были влюблены в жемчужину Кавказа, воспевая его красоту. В дверь кабинета постучали, у порога показался приказчик Андрей Ильич: ваше благородие, у ворот стоит девчонка, обливается слезами, просится к вашему благородию, что делать-то, пущать? Сергей Иванович не стал отвечать и бегом пустился во двор. Это была его наяда, увидев его, бросилась к нему, крепко обнимая за шею, обжигая его своим горячим дыханием.

– Ты поедешь со мной в Тифлис, ты будешь учиться, а я служить, а?- обжигая ее горячими поцелуями, повторял Сергей Иванович.
– Поеду, хоть на край света, мой возлюбленный, без тебя мне жизни нет, прости меня за слово плут, вырвалось, давай, пусть, мать нас  благословит, - ведя Сергея Ивановича к своему дому, говорила она.

– Ну, вот, жива, слава Богу, не утопла, - увидев их вместе, причитала Нина Сергеевна.
- Нина Сергеевна, я скоро должен буду покинуть свое поместье и поехать в Тифлис для прохождения службы, в связи с этим, с вашего дозволения, я хотел бы взять с собой Олесю и устроить ее в пансион для учебы, других намерений у меня, пока что, нет, не скрою, после учебы я женюсь на ней, и мы будем жить здесь же, рядом с вами, - заикаясь от волнения, скоротечно выпалил Сергей Иванович, опускаясь вместе с Олесей на колени. Нина Сергеевна, молча, со стены сняла икону Божьей Матери со словами: благословляю вас, дети мои, - и тут же добавила,- не окажись без чести, барин, и  не опозорь мою девочку, - и заплакала. Простившись с Олесей и с ее матерью, Сергей Иванович вернулся в особняк, где в беседке застал, курящим свою трубочку с заморским душистым табаком, приказчика, который ожидал его.

– Андрей Ильич, прикажи подать сюда еще лампу со стеклом, коньяк и фрукты, - велел штабс-капитан, снимая мокрую косоворотку с короткими рукавами. Приказчик быстро вернулся, он понимал, что хозяин влюбился и предстоит не простой разговор.

– Ты, завтра прикажи, чтоб подготовили экипаж, сиденья для лежака пусть заменят и обтянут голубым бархатом, через день, спозаранок мы с Олесей отбываем в Тифлис, она будет учиться в пансионе, ты остаешься за хозяина, бери в помощники отца Олеси, лесника, пусть он тебе помогает, - наливая в серебряные чаши коньяка, наставлял приказчика Сергей Иванович,- завтра же обновим одежду Олеси, она уже барышня, а по-настоящему ее гардероб обновлю в Тифлисе, идет?

– Всё исполню, ваше благородие, - отчеканил приказчик, осушив свою чашу.
Родители и ее братья долго прощались с Олесей, отец молчал, а Нина Сергеевка тяжело переживала расставание с дочерью и, постоянно плача, причитала, молодой кучер Егорка, которому предстояло жить в Тифлисе, находясь в распоряжении хозяина, медленно тронулся с места, понукая лошадей, направив экипаж на пыльную горную дорогу.

– Мы к вечеру будем на месте, Ваше благородие, - прошамкал кучер, втягивая в себя утренний холодный воздух. Утренние сумерки, смешиваясь с прохладным туманом, начали рассеиваться, за горами показалось зарево, рождался новый день. Еще на окраинах Тифлиса, штабс-капитан в больших населенных пунктах приказывал кучеру останавливаться у торговых  рядов, у магазеев, чтоб купить для Олеси одежду, украшения, и всё она бережно складывала в свой небольшой кофр. Вечерело, по приезду в Тифлис Сергей Иванович взял в аренду небольшой уютный особнячок со служанкой и садом.

– Ты, Олеся, устраивайся, тут имеется ванная комната, служанка тебе покажет, а потом поедем в ресторан ужинать, хорошо, что на заднем дворе имеется конюшня, и Егорке не придется ютиться в караван-сарае, ты наденешь платье из парчи или из шелкового муслина, сама и выбирай,- осматривая все комнаты особняка, устало произнес штабс-капитан. Сергей Иванович не мог налюбоваться своей очаровательной наядой, в платье из парчи она было неотразима, кучер Егорка отказался идти в ресторан и остался почивать в отведенной ему комнате.

- Егорка не пошел из-за молодой служанки, она ему сразу понравилась, наверняка, начнет флиртовать  с ней, - засмеялся Сергей Иванович. Администратор ресторана, полноватый мужчина средних лет, сидел за своим столом и курил трубку причудливой формы, увидев их, тут же поднялся и пошел навстречу: сударь, полагаю, что вы изволите трапезничать в нашем ресторане, предпочитаете отдельный нумер?
– Да, непременно, - и в сопровождении его, взяв под ручку Олесю, через зал прошли в отдельную комнату.
– Щас подойдет официант и обслужит вас, - прошамкал он и вышел из комнаты. Хорошо поужинав, они, прогуливаясь, подошли к особняку.
- Ты, Олеся выбрала комнату, где будешь спать? – вдруг спросил штабс-капитан.
– А зачем, есть же спальная комната, там широкий диван,- с хитрецой произнесла Олеся.
– Это не диван, а турецкое канапе, между нами то, что ты желаешь, пока не будет, щас тебе беременность ни к чему, после учебы мы обвенчаемся, устроим пышную свадьбу, я же дал слово офицера твоей матери, извини, нарушать его не стану, ты располагайся здесь, а я пойду в ту комнату, - отрезал штабс-капитан и, поцеловав ее в щеку, вышел.
Потом он зашел к ней и увидел, как его наяда, по-детски свернувшись калачиком, мирно спала, она была его будущая супруга и мать его детей… 

Конец. 14-18.11.2011/122022г.        м.м.Б.