Без мягкого знака

Она очень хорошая девочка – может, не к чему даже придраться.
Губки, глазки, помыты тарелочки, и запудрена прошлого суть.
Она редко ревет, больше слушает. Ей привычно кивать, улыбаться,
Про себя иногда горько думая: «Черт возьми, ну какая муть».

Он плохой – никогда не слушает и торопится врать, что слышал,
Он торопится ставить штампы, а затем паспорта менять,
Он торопится жить и чувствовать, быть собой, что довольно лишнее,
Врать, что он непременно будет тем, кем он в жизни не сможет стать.

Они вместе – сварливые гончие, по отдельности даже призеры,
Ему к черту б – ее театр, ей – его растоманский фарс,
Она снова уходит в сторону, он плюет – неплохие актеры,
А потом молча курят на кухне – мол, все фильмы почти о нас.

И родители были бы против – у нее, ведь его не пришли,
Мол, накурено очень в комнате, много дисков, а нет основы.
Она снова вздохнет, как-то пафосно: «Мама, папа, ведь все для души»,
А потом разыграет трагедию: в лучшем – водки стакан, в худшем – скорая.

У него что ни клуб, то знакомая; у нее что ни автор, то нравится.
У нее в шесть утра начинается «он едва ли ловил с ней рассвет».
А потом он ушел с той блондинкой. «Она дура, хоть и красавица», -
И встречалась с балетным танцором, там, мол, стоящий менуэт.

Он твердил о ее привычках: вилка-нож и прелюдия с Бахом,
Она помнила, как он вечно забывал собирать носки.
Ее парень со скуки вешался, его девушка даже со страхом
Начинала гадать о будущем и задумчиво терла виски.

Он орал: «Да она ненормальная! Так давила, что даже расклеился,
Так давила, что горло сжимало, (но) левкоем пропахла рука»…
Она плакала: «Жалкое зрелище! Каждый знает, что он не изменится,
Он всю жизнь нашу мерил сексом, (но) ведь жизнь без того коротка».

А потом как-то вечером с пивом он мечтал в своем вечном chill out –
И поймал себя как бы случайно на словах: «Мы хотели с ней в Краков»…
И пришла, как назло, смс-ка: «Классицизм проиграл андеграунду.

Я хочу твое робкое «Спишь?»
Как обычно, без мягкого знака»…