История с историей. Глава 5. Христос

                «…Се, дева во чреве примет и родит сына и нарекут
                имя  Ему:  Емануил…  Вот  отрок  Мой, которого Я
                держу  за  руку,  избранный  Мой… Положу Дух на
                него,  и  возвестит  народам  суд… И поведу (через
                него)  слепых  дорогою,  которой  они  не знают…»
                Исайя, гл.7, гл.11, гл. 42.

Вернув Директору Печать,
Патент и все его Проекты,
Сел Горбиков отчёт писать
Об экспедиции всей этой.
Закончивши отчёт писать
И приложив все приложенья,
Он стал «манатки собирать»
Чтобы лететь без промедленья
На Материк, чтоб доложить
Начальству устно результаты.
Отчёт же удовлетворить
Не мог, какой ни будь богатый,
Того, кто организовал
И инспирировал Проверку
(Уран Кореев там стоял
За этим делом на поверку):
Ведь д’Юмадон «остался жив»,
Директорство к нему вернулось,
Он семь проектов заложил,
Цивилизация очнулась.
Не раздражить то не могло
Андрюхина с его Наиной
И омрачилося чело
У всей команды их единой.
И вот Наина говорит
Андрюхину с улыбкой милой:
– Мне надо бы на Материк.
И повод есть отнюдь не хилый:
Есть замечанья по тебе
И ты, мол, хочешь объясниться,
Но, с недостатками в борьбе,
Ты сам не можешь отлучиться,
И надо бы меня послать.
А там своё я дело знаю.
Мне только бы туда слетать,
А там не даст промашки Ная
И Горбикову отомстит.
Ишь своевольничать взял моду:
Не смог Директора сменить,
Так и Проектам дал здесь ходу!
Его мне надо «вразумить»,
«Папаша» в этом мне поможет.
А повезёт – так и «убить»
Его доносом Ная сможет».
Такой событий поворот
Для д’Юмадона не был внове.
Продумал он уж наперёд
Как избежать в сём деле «крови».
И только лёг на стол приказ
На проездные документы
Для Наи, в тот же самый час
Звонок раздался референта
В порту и подан был сигнал,
Давно условленный нарочно –
И там спецтранспорт стартовал
На Материк с посланьем срочным.

Спецтранспорта у Наи нет –
Она же ведь не заместитель
Директора, – и ей билет
На рейс который – «подождите».
Ну а когда она сошла
С борта в порту Материковом,
Машина уж её ждала
С водителем весьма суровым.
Чиновник, встретивший её,
Распоряжался очень живо
И ей почтение своё
Он демонстрировал учтиво:
Он дверцу перед ней раскрыл,
Он подал руку ей учтиво
И внутрь машины усадил –
Заботливо и терпеливо.
А посадив её, мигнул –
И вкруг неё эскорт сомкнулся.
В окно чиновник заглянул
И очень мило улыбнулся.   
Мобильник, что был на Земле,
Здесь связываться отказался,
А передатчик в корабле
В порту, естественно остался.
И оказалась взаперти
И в изоляции Наина:
Как оказалось, изнутри
Не открывалася машина.
Забеспокоилась она,
Но старт уже машине дали:
За дверцей встала тишина
И огоньки в глазах мерцали.
И далеко ли увезли,
Определить она не может:
В трансгрессию они вошли,
А там ведь время не поможет.
Вот снова за окном светло –
И дверца у неё открылась.
Не много времени прошло,
Но обстановка изменилась:
Вокруг неё глухой был двор.
Но вот был подан знак надежде:
Вдруг встретился Наины взор
С тем, кого знала она прежде,
С кем некогда была дружна.
Но годиков прошло не мало –
И дружба кончилась до дна
И безвозвратно миновала.
Теперь же перед ней стоял
Холодный враг и непреклонный.
К тому же он прекрасно знал,
К кому он нынче прикреплённый.
Он полномочья предъявил
И молвил холодно и властно,
Что времена он не забыл,
Когда любил её так страстно.
Но тем не менее, приказ
Об изоляции суровой
Он выполнит. И он тотчас
Исполнил сказанное слово.
А страже строго приказал
Все пресекать её попытки
Общаться с ними, так как знал
Ум острый Наи, к козням прыткий.

Но вот начальник молодой
Одной из смен у караула
Нарушил тот приказ простой –
И с облегчением вздохнула
Наина. Трудно мне судить,
Повинны ль в этом были чары
Наины, или может быть,
Был применён приёмчик старый
И только исполнял приказ
Начальник этот своевольный –
Не важно это мне сейчас.
Но тезиса с меня довольно:
«О цели можешь ты судить
По тем конкретным результатам,
В итоге что имеют быть».
И значит, действовал солдат тот
По плану, так как результат
В согласье с планом д’Юмадона!
На выдумку он тароват
И Наю знал определённо.
Наина же во вкус вошла
И ситуацией владея,
Тому сержанту наплела,
Что стала жертвою злодея,
Что Горбиков её пленил,
Который нынче Генеральным
Инспектором в Столице был
По территориям всем дальним,
И сам он хочет захватить
Власть над творением Урана,
И что неплохо бы «убить»
Такого злого ветерана.
И «натянулись под лапшу»
Его доверчивые уши,
Казалось правдой мальчишу
То, что приходится здесь слушать.
И с этой «правдою» в Совет
Агент Наины обратился.
И у него сомнений нет,
Что план коварный провалился.
Старик Уран же проглотил
Ту информацию с охотой:
Он очень недоволен был
Его Инспекторской работой.
И Горбикова обвинил
Он в превышенье полномочий,
Использовал, мол, Михаил
Те полномочия «не очень»,
И «запах личных целей был»
При исполнении вояжа,
На что ответил Михаил,
Что мысль не допускал он даже,
В чём обвиняют здесь его.
Но он при этом добавляет,
Что должность Генерального
Инспектора не допускает
На репутации пятна,
Хоть и сомнительного свойства
И что коллегия должна,
Учтя все прошлые геройства,
От должности освободить,
Вернув её опять Урану,
И тихо-мирно отпустить
На Землю в лоно «Океана».
Устраивало это всех:
Уран со злобною Наиной
Свой в этом видели успех
И план готовили единый.
И д’Юмадон вернул назад
К себе помощника такого
И этому был очень рад,
Так как дела воспрянут снова.
Как только Горбиков дела
Уладил все по генеральству,
Машина «спец» за ним пришла
И попрощался он с начальством.
А через день тот друг её
Устроил ей освобожденье.
И не возникло у неё
И тени даже подозренья,
Что было всё подстроено.
И тихо-мирно отпустили
Наину через то «окно»,
Что специально приоткрыли.
Но почему ж так сложен план –
Арестовать чтобы в начале
Наину, посадить в капкан,
Но дело сделать дать в финале?
Нельзя Наину выпускать
Совсем без поводка на волю,
Ей нужно жёстко управлять,
Чтоб каждый шаг был подконтролен.

Когда вернулся Михаил,
То распростёр ему объятья
Директор. Очень рад он был
И встретилися, будто братья.
И тут же подписал приказ
О назначенье Михаила
На место, что и в этот раз
Уж много лет, как пусто было.
Так что стариннейший Отдел
Обрёл своё начальство снова.
Одесную с тех пор сидел
От Бога Михаил по Слову.
А вскоре Бог ему сказал:
– Исполни, Миша, обещанье,
Что ты давно ещё мне дал.
Есть тут одно тебе заданье.
Приказ я нынче подписал
О реформированье веры.
Хочу, чтоб Слово ты сказал
И предпринял на месте меры.
Ты там Спасителем родись
И христианский мир спаси ты.
– Но от чего?
– Там разберись,
Мудрец давно ты знаменитый.

И на двенадцатом году
Правленья Генриха второго
Где в Новом Риме был в ходу
Их титул Августа (Святого),
В Италианскм городке,
В семье папаши Гильдебранда,
Чей труд был с топором в руке,
Родился мальчик. Так был нам дан
Спаситель (это перевод.
А в Византии называли
Христос.). Отец во храм несёт –
И там Григорием назвали.
Был тысяча двадцатый год.
И хроника средневековья
Нам описание даёт,
Как мать, склонившись к изголовью,
Заметила вкруг головы
Весьма заметное свеченье.
И под влиянием молвы
То биополя излеченье
Восприняли, как божий знак
И «Пламенем» тот свет назвали.
И это было точно так,
И хроники нам не соврали.
Ведь это был полиментал,
Могучий бог. И мозг ребёнка
То биополе излучал.
И хоть он был ещё в пелёнках,
Но дух его уж был готов
К работе, думать он стремился –
И воздух вкруг его мозгов
В рекомбинации светился.
О той, кто бога родила,
Свидетельства не сохранилось
И как при жизни там звалась,
Во тьме истории сокрылось.
И к ней в Италии её
Являлся ли Архангел с вестью,
Кто там родится у неё,
То остаётся неизвестным.
Однако брат её служил
В монастыре Святой Марии
И у аббата в детстве жил
Григорий, есть следы такие.
И несомненная есть связь
Григорья с ИМЕНЕМ «Мария».
Вот так легенда родилась
«О Богородице святыя».

Реформам Гильдебранда был
Предшественник, «Иван» Кресцентий.
Дорогу он ему торил,
«Крестителем» являясь этим.
И возвеличивал он «Рим»,
Которым был Константинополь:
«Власть новой церкви мы хотим
Распространить на всю Европу!».
В сорок девятом Гильдебранд
В Константинополь прибывает
И в тот же год, без реприманд,
Реформу церкви начинает.
Поэтому и можем мы
Сказать, что «родился Спаситель»
В сорок девятом и из тьмы
Он вывел Мир, сказав: «Живите!».
И было ему тридцать лет,
Как по евангельскому Слову.
И «новой веры яркий свет
Зажёг Христос в той церкви новой».
Итак, Григорий в «Рим» вошёл
(Тот Новый Рим – Константинополь)
И он сторонников привёл,
Своих «апостолов» всех скопом.
И комментатор вслед за сим
Запишет, дав потом сравненье
Со «входом в Иерусалим
Христоса» этому явленью.
И Григоровиус писал,
Как Лев IX, новый папа,
В Константинополь (Рим) вступал –
«…Босой, с молитвами, без шляпы.
Он шёл по улице, стучал
В ворота римлян, вопрошая,
Кто бы его принять желал,
Христа при этом поминая.
И в свите маленькой его
Был человек, чьё здесь участье
Ценнее было бы всего,
Ценнее королевской власти.
То был Григорий Гильдебранд.
Его духовное влиянье
И мощь ума, его талант
Родили новое сознанье…».

Григорий – автор, проводник,
Руководитель всей реформы.
Он обозначил этот стык –
Вакхической и новой формы.
Бороться он не уставал
С вакхическим, античным храмом,
Что до него существовал
И для него был полон срама.
Воистину, то был Содом
С развратным городом Гоморрой,
Что сожжены «с небес огнём»
И что исчезло там не скоро.
И пятьдесят четвёртый год
Стал для Европы датой славной:
Католиками стал народ,
А на Руси – стал православным.
Великий тот «раскол церквей»
Восток и запад разделяет
И каждый – с верою своей,
И каждый – истинной считает.
И «рухнул древний Вавилон», –
Распался «общий храм» в культуре.
И он не воссоединён
До сей поры в своей натуре.
Для церкви западной пришла,
Действительно, другая эра.
И связана она была
Вот с этой самой Новой Верой.
И этот памятный раскол
Ни с чем иным ещё не связан,
Как с тем, что Гильдебранд пришёл
И лишь ему раскол обязан.
Поэтому и началась
С его приходом эра эта
И «Новой эрой» назвалась
По этим памятным приметам.
Известен памятный декрет,
Который Гильдебранд готовил,
Где симонии скажет «нет»,
Чему никто не прекословил.
(Продажа это должностей
Церковных – «Иисус из храма
Изгнал торговцев» – ей же ей,
Всё по Евангелию прямо!)
И в этом вспыхнула году
Сверхновая «над Вифлеемом»,
Которую имел в виду
Евангелист и чтим что все мы.

Хронист дотошный зело был,
Пиша своё повествованье,
И он особо уделил
Соратнице его вниманье.
Соратницей его была
Матильда, умная графиня.
Шли хорошо её дела,
Была Матильда не разиня
И с пол-Италии она
Свои доходы собирала
И все имения сполна
Григорию предоставляла.
(Ну что ж, «куда ни пошерше,
Везде ля фам найдёшь в итоге».
И с милым хоть не в шалаше,
Но был им рай в её чертоге.)
Поддерживала та «ля фам»
Его влияньем и средствами,
Ну а умом владел он сам –
Такая правда перед нами.
(Её в легенде о Христе
Святой назвали Магдалиной.
Легенды ведь не в пустоте,
Всегда есть факт, хотя б единый.)

В разгар реформ, что проводил
Григорий, было приключенье.
Семьдесят пятый год уж был,
Мужало новое ученье.
Но знал Григорий, как никто:
Чтоб завязался узел туже
И корни были глубоко,
То «мученик за веру» нужен.
Кого ж назначил он, любя
Людей и мир на то мученье?
И назначает он себя,
Согласно Божьему веленью.
Вот он и организовал
Тот «заговор», легко и просто.
И «во главе» его стоял
«Иуда»-Ченчий, враг-апостол.
Он с Гильдебрандом начинал
Церковные реформы эти,
Но он совсем не понимал,
Зачем нужны они на свете.
(Об этом так и написал
В Евангелии сам «Иуда».
Его недавно отыскал
Один, свершив такое чудо.
Но раньше, чем его нашли,
Стругацкие о том писали:
О том, что скрылося в дали,
Они доподлинно уж знали.)
И вскоре Ченчий стал главой
Немалой группы недовольных.
В Константинополе порой
Вели себя довольно вольно.
И шумно могут выступать
Против реформ его церковных,
«Неблагодарность проявлять
К добру его, Иуда словно».
Ещё в начале года он
Пытается низвергнуть папу.
Но неудачей он сражён,
Префект «схватил его за лапу»
И дело против возбудил.
Но неожиданно вступился
Григорий сам и упросил
С Матильдой, чтоб префект смягчился.
И Ченчий был освобождён
И оказался вновь на воле.
«Не до семи ли раз прощён
Он должен быть, скажи, Григорий?»
Но Ченчий был «упорный муж».
Узнав, что император тоже
Не любит папу, Ченчий уж
Его решил привлечь, раз вхожий.
Как бесы, в ночь под рождество
То злодеяние свершили.
Планировал он торжество
Над Гильдебрандом в злобной силе:
Чтоб Генрих папу низложил
И выдал бы ему на руки.
«И случай тот ужасным был
И папа терпит эти муки» –
Хронист усердный написал. –
В сочельник тот, себе на горе,
Служить обедню папа стал
Святой Марии Магиоре.
Вдруг раздаётся звон мечей,
Оружья лязг и крики злобы –
И в храм врывается Ченчей
Схватить с друзьями папу чтобы.
«Врага заклятого» избив,
Он стал глумиться над несчастным.
Потом, за волосы схватив
Его рукой своей мосластой,
Из церкви выволок его,
Взвалил на лошадь и средь ночи
Повёз до замка своего
И вёз он папу быстро очень.
На небе полная луна
Была – и стала затмеваться.
Так и описана она
Потом в Евангелии вкратце.
Поднялся в городе набат,
Народ схватился за оружье
И запер в ужасе аббат
В монастыре алтарь потуже…

Что папа Гильдебранд исчез,
Немедля слухи породило,
Что папа был распят на крест
И найдена его могила –
На Азиатском берегу,
Вблизи от Верхнего Босфора:
«Поклясться в этом я могу
И видел сам я эту гору!»   
(Однако дело не дошло
Ни до насилья, ни до смерти,
Лишь поцарапано чело
Да ранка на боку у сердца.)
И вот два дня когда прошло,
То Гильдебранда появленье
На горожан произвело
Эффект из мёртвых воскрешенья.
(По крайней мере, пишут так
Евангелисты с потрясеньем.
Хоть не доказан этот факт,
Но очень нужно воскресенье!)
Как с Гильдебрандом поступил
Там Ченчий – тайною сокрыто,
Но только вновь его простил
Григорий фразой знаменитой:
«Прости им, Отче, и забудь
Их тяжкий грех на белом свете!
Они не ведают ничуть,
Творят что сами дети эти!»

Год был уж семьдесят седьмой –
Читаем дальше описанье. –
И в Канносе, за грех большой,
Случилось «противостоянье».
Накал страстей был так велик,
И так упорен император,
Что Гильднбранд в какой-то миг
Дал волю гневу. И тогда-то
От церкви Генрих отлучён,
Как не раскаявшийся грешник.
И император принуждён
Смириться с осужденьем спешно.
«И отлученье короля
Как гром средь неба прогремело,
И всколебалася земля,
И море бурей зашумело
(Художественно так писал
Хронист). И вынужден властитель
Встать на колени. И стоял
У входа в заперту обитель.
И умолял он отворить
Ему ворота для прощенья
И грех его ему простить,
И демонстрировал смиренье».
А Ченчий, с целью подстеречь
И Гильдебранда уничтожить,
Всё заговоры хочет «печь»
И козни против папы множить.
Но смерть внезапная нашла
Ченчия в Павии, однако.
Так кончились его дела
С той ролью пагубной, двоякой.
А сам Григорий Гильдебранд
В году лишь восемьдесят пятом
Скончался. И его талант
Следы оставил таровато.
Но в хрониках, где так похож
На Искупителя Григорий,
Следы вы не найдёте всё ж
Того, что написали «в горе»
Евангелисты тех времён:
Суда, какого-то «распятья»,
Чем Иисус был устрашён.
Всё это сочинили братья-
Апостолы. Один из них
Сотрудник был его небесный
(Теперь он служит у других),
Тот Иоанн весьма известный.

На Азиатском берегу
Пролива Верхнего Босфора
Что описал свою дугу,
Известную мы встретим гору.
А на вершине той горы
Могила есть весьма большая.
И называлась с той поры
«Могила Иушу» в том крае.
Джелал Эссад её назвал
«Могилой Навина Иисуса».
То ль перепутал, то ль не знал –
Уж утверждать я не беруся.
С могилой рядом там стоят
Развалины с землетрясенья,
Что было много лет назад,
И звалась «церковь Воскресенья».

И так же Гильдебранд имел
Петра, соратника и друга.
Пётр Дамиани всё умел,
Любую выполнить услугу.
И выдающимся умом
Как летописец отмечает,
Пётр выделялся в деле том,
Святому папе помогая.
И вот, когда пришла пора,
С помощниками со своими
Он основал «Престол Петра
Святого» в Новом этом Риме.
И хоть основана Христом
Святая церковь без обмана,
Но всё же связан был с Петром
Святой престол у Ватикана.
И «как на камне, на Петре»
Католицизм весь основался.
Ну а Христос в святой игре
Лишь номинально назывался. 

И дальше наш вопрос таков.
Исследовать теперь возьмусь я
«Задержку» на десять веков
С принятьем христианства Русью
(Историков я не боюсь).
Из древних хроник мы имеем:
Окрещена святая Русь
Самим апостолом Андреем.
И есть другой у нас резон.
Из древних хроник нам известно:
В десятом – Киев был крещён,
В одиннадцатом – повсеместно.
А значит, не отстала Русь,
А приняла ОДНОВРЕМЕННО,
Язычества отбросив груз,
Признав раскол тот откровенно.
И «Грозный» царь, что «плохо знал»
Историю от Скалигера,
Не раз в бумагах указал,
Что он «не признаёт химеру
О том, что греки дали нам
(С вакхизмом, поганью своею)
Ту веру, но она дана
Святым апостолом Андреем».