В дреме
к усохшей капельке росы,
пике-вираж заблудшей стаи
осыпав шелестом, простыл.
Сереют синие Сирени,
Тюльпанов опадает прах,
умолк, принявши грамм и Греми,
заботой напряженный Птах.
А Роза красная в дурмане,
упившись лирой и собой,
еще при жизни примеряет
оборку с траурной каймой.
И Одуванчики оравой,
и Вьюн на камне и стене,
но Божьей милостью одарком
явились Ирисы ко мне.
Запал один. Из фиолета.
Коснувшись дрогнувшей руки,
ладонь мою пыльцой пометил
инопланетной пратоски.
Пусть вместо клумбы – колумбарий,
но образ Дива здесь таков,
что и зимой я убираю
снежок с прозрачных лепестков.
Свидетельство о публикации №111111700209