261 - Проза. В соавторстве с Анастасией Абией

Я себя не помнила уже. Сколько я здесь нахожусь? Душная палата отгородила меня ото всех четырьмя обшарпанными стенами, впитавшими и так усердно хранившими мои дикие крики. Иногда я разговаривала с этими самыми стенами. Они всегда пытались мне что-то ответить, но я не давала им возможности сделать этого. Я говорила, говорила и говорила... Меня невозможно было остановить, столько всего мне хотелось высказать кому-то.

Сегодня я проснулась очень рано. Я лежала с закрытыми глазами на ужасно неудобной, узкой кровати и пыталась вспомнить, какой же сегодня день недели. Однако, не добившись совершенно никакого результата, я решила бросить это нелепое занятие. И, всё-таки немного злясь на себя за нерасторопность и какое-то легкомыслие, я села на кровати, опустив ноги на холодный пол. Глаза мне открывать не хотелось, чтобы не видеть того, что происходит вокруг. Я всегда боялась выходить из своей палаты. Напыщенный и немного надменный вид персонала вызывал у меня отвращение, которое я и не пыталась скрыть. Иногда у меня было ощущение, что они считали всех нас, пациентов этой лечебницы, просто бездушными существами. Но с каждым днём я замечала, что всё как раз наоборот. Я много раз думала и представляла себе, а чтобы было, если бы пациенты и весь медперсонал, включая и самых главных врачей, поменялись местами? А что, если бы это мы их лечили, вели с ними психологические беседы и сопровождали их при прогулке на улице, при этом наблюдая за каждым их шагом и взглядом? Они бы несли всякую чушь, бред, глупости, а мы бы делали серьёзные лица (при этом посмеиваясь над их чересчур нелепым видом) и говорили им, что всё хорошо, что они скоро поправятся, при этом, даже не взглянув на них, ведь мы знали, что многие тут задержаться ещё надолго. И нам всем по большому счёту наплевать на их душевное состояние. Это просто была бы моя работа. Работа, которую я ненавидела.

Но я - лишь пациентка среди больничной серой массы. Я самая молодая из всех тут находящихся. Мне двадцать два года. Я смутно помню, как выглядела моя жизнь до того, как я очутилась тут. Да и была ли она вообще, эта жизнь? С каждым днём я всё больше была склонна к тому, что её всё-таки не было. А какая она вообще, жизнь? А может, люди все давно уже умерли, как и я? Однажды я задала этот вопрос своему Доктору. В ответ он жадно впился взглядом в мои серо-голубые глаза, и не отпускал их минут пять. Я редко позволяла себе откровенничать с ним. И старалась не рассуждать вслух. Он задавал мне вопросы. Это были самые глупые вопросы, которые только можно было придумать. Я злилась на него за это и молчала, разглядывая в окне небо. Небо. Каждый раз, выходя на очередную прогулку по расписанию, я садилась на лавочку, запрокидывала голову назад и наслаждалась безумно красивой синевой. Я не могла насытиться им. Оно казалось мне таким свободным, лёгким и живым!

И вот я в своей холодной палате. Вот опять новый день. Босиком, в одной тонкой сорочке, я подошла к окну и стала наблюдать за тем, что творилось за его пределами . Я делала это каждое утро, уже, казалось бы, совсем непроизвольно. И я совсем не задумывалась, зачем я это делаю. Нет, я никого не ждала, ибо знала, что все те немногочисленные люди, которые были рядом со мной в моей той, прошлой жизни, быстро растворились в городской суете и своих собственных переживаниях и проблемах, с удовольствием забыв обо мне. Они все считали меня ненормальной.

Я сравнивала череду дней, пыталась найти в них хоть какое-то различие. Но они все как назло были одинаковыми. Меня это немного пугало. Я была уверена в том, что такие же дни были у каждого человека. Простояв у окна около двадцати минут, я возвращалась в кровать и начинала отчаянно фантазировать. Вот тут, в сером, до этого пустом углу больничной палаты, теперь росло чудеснейшее красивое дерево. Это была сакура, которая только-только начинала цвести, источая безумный аромат, который меня вдохновлял. Вместо потолка надо мной легко висело чистейшее светло-голубое небо, и мне как-то сразу становилось легче дышать. А вместо дряхленького, скрипучего стула теперь возвышался гордый, смешно журчащий фонтан.
 В этот момент я вскакивала с кровати и начинала… танцевать. Наверное, любовь к танцам – это было единственное, что связывало меня с моим прошлым. Во время танцев я становилась живой: на моей бледной коже появлялся лёгкий румянец, тело становилось словно эфирным, а самое главное – во время танцев я ощущала себя беззаботной и совершенно счастливой. Танцы были для меня всем.

Мою палату наполнил необыкновенный, завораживающий звук ноктюрна, который проникал в самое моё сердце и заставлял его биться с упоением, чуть чаще обычного. Но мой праздник продолжался недолго: я услышала за дверью чьи-то приближающиеся шаги и, быстро добежав до кровати, пыталась успокоить громкий стук своего сердца, который заполнил всю мою палату и категорически не хотел становиться тише. Дверь, поддавшись чьему-то весу, нехотя открылась, и через несколько секунд передо мной стоял мой лечащий врач. Его вид был как всегда слишком серьёзным и немного угрюмым. Всматриваясь в его уставшие и измученные глаза, я подумала о том, что он был слишком скован своей жизнью, большую часть которой отнимала работа. Иногда мне казалось, что внутри у него что-то давно стухло, но он сам не мог понять что именно, и ему ничего другого не оставалось, как просто жить с этим. Он был таким же, как и все люди из моей той, прошлой жизни. Может быть, поэтому я всегда старалась всем своим видом показать, что он мне противен и вызывает у меня лишь скуку и уныние. Он был слишком обычен.
***Закончив разбор бумаг, я вспомнил, что у меня остался еще один пациент. Мне нужно было провести небольшой психологический опрос с некой Анной. Пригласив ее в свой кабинет, я начал задавать стандартные шаблонные вопросы, при этом показывая различные рисунки с темной краской.

... - Что вы здесь видите? - спросил я у пациентки, показав ей небольшой лист с незамысловатыми пятнами на нем.

- Я вижу дерево. Белое дерево, с красными лепестками роз. - Ответила она мне с некой иронией.

Меня иногда поражало ее отношение к людям. Оно зависит от настроения, иногда она будто ангел, добрая, улыбается. А иногда ее просто не узнать, словно дьявол во плоти. Её голос становился грубее, а смех истеричнее. Простой разговор с ней приносил одни лишь проблемы.
- Хорошо. А здесь? - все повторилось вновь. Лист и множество черных пятен.

- Танцы. Я вижу, как пара кружится в вальсе на Бруклинском Мосту. - Договорив, она отвернулась в сторону окна, показывая, что ей это не интересно.

- Я понимаю, что вы слышали эти вопросы уже не раз, но мы обязаны закончить. Назовите три слова, которые придут вам в голову и число от одного до десяти. - На самом деле, мне уже порядком надоело это общение и я желал лишь его скорого окончания.

- Скука, пустота, отвращение. Девять. - Ответила она, не обращая на меня внимания.

- И последний вопрос. Почему вы выбрали девять? - Спросил я с облегчением, зная, что смогу отдохнуть после всего.

- Потому что сегодня девятое ноября. Вы пригласили меня на девятый опрос в этом году. Не договорив, она встала и направилась в сторону двери.

- До встречи. - Все что и мог из себя выдавить, как только она закрыла за собой дверь, я на мгновение прикрыл глаза, чтобы перевести дух.

И так каждый день. Я провожу беседы каждый божий день с десятками пациентов. Мне это надоело? Вряд ли, это моя работа, и она меня вполне устраивает. Я даже иногда подхожу к этому творчески. Анна явно скрывает себя от остальных, она другая. Ей неинтересны мои глупые вопросы, которые я не меняю уже, наверное, второй десяток лет. Она редко откровенничает со мной, а если что-то рассказывает, то мне нельзя ее перебивать. Я знаю о ее прошлом довольно таки мало, практически ничего. Из того, что я прочел в ее карточке, это мелочи. У нее нет близких ей людей, прошлое она не помнит, или старается не вспоминать. Ее любимое дерево - сакура в период цветения, она в восторге от его запаха и цвета. Что до музыки, она предпочитает классику, медленную, которая дает повод помечтать, задуматься или быструю ритмичную, под которую так и хочется двигаться. Как я уже говорил раньше, она сильно зависит от настроения. Я не очень могу вытерпеть ее плохую сторону, а вот к другой стороне я отношусь иначе. Её игривое, вечно улыбающееся лицо, приятный тоненький голосок и манера общения заставляют меня так относиться. Я влюбился? Возможно, но я бы не стал утверждать. Просто она, наверное, похожа на мою дочь. Хотя, меня не менее интригует ее прошлое и вообще, кто она такая и зачем или как она попала к нам. 

Мне уже пошел четвертый десяток лет, но выгляжу я старше. Скорее всего, это моя работа так на мне сказалась. Нервность, постоянно уставший вид, тяжелые веки - это все последствия долговременных недосыпов, которые стали больше чем просто обыденными. Люблю ли я свою работу? Не знаю, откровенной неприязни я явно не испытываю, но и не люблю до фанатизма тоже. Если бы не семейная династия врачей, я бы вряд ли выбрал эту профессию. На самом деле, я ненавижу повторяться и лишь поэтому нашел себя в роли психиатра. Со временем открыл свою клинику, первую в городе. С того момента, я перестал ездить в другие страны, реже виделся с друзьями. Я полностью отдавал себя своим пациентам. Кем я стал за все это время? Наверное, черствым, нервным и крайне уставшим человеком. На имя я перестал обращать внимание, и теперь меня все именуют Доктором. Просто Доктор, не надо ничего запоминать и ломать голову, в самый раз для больных, удобно и легко.

Немного успокоившись и собравшись с мыслями, я начал утреннюю проверку. Из-за того, что мой заместитель вышел на отпуск, мне приходится делать и его работу, обходить полностью все комнаты нашей лечебницы. Как всегда, первые в списке были кухни, подсобки, залы отдыха и подобные помещения. Следующими идут палаты. Их было чертовски много, и поэтому их обход занимал почти все время до завтрака. Проблема в том, что палаты, не должны быть пустыми, иначе мне придется поднять тревогу, а это столько суеты и огромная трата времени, несмотря на то, что и так его почти нет. Дойдя до палаты 261, я остановился на мгновение. Мне вспомнилось, что именно в этой палате лечится Анна. Я еле заметно подкрался и тихонько приоткрыл дверь. Обычно она такая энергичная, а сегодня проводит весь день в постели. Я улавливал себя на мысли, что она была чем-то обеспокоена, чем-то взволнована, хотя, это могли быть только мои догадки. Знаете, что меня в ней поражало? Меня всегда поражали ее глаза, они были настолько проникновенны, что я мог смотреть в них вечно, они меня будто гипнотизировали. К сожалению, меня отвлекли крики на кухне, что-то насчет сегодняшнего завтрака. Я немного нервничал и был настолько невнимателен, что ненароком оступился, при этом ввалившись в комнату. Она залилась громким хохотом, но после извинилась и отвернулась в сторону окна. Я был ей не особо интересен, наверное, слишком скучен для нее. Прежде чем я успел покинуть комнату, она меня позвала.

***

Он был как всегда слишком серьёзным и немного угрюмым. Лёгким движением руки я пригласила его сесть рядом со мной. Шёл он неуклюже, в ожидании предстоящего разговора, но он мне верил и его это не слишком смущало. Это был самый спокойный Пациент из всех, которых мне доводилось лечить. Он просил не называть его по имени, он говорил, что так будет для всех удобно и легко. Я не стала перечить, иногда мне приходилось принимать правила игры своих подопечных.

Мне нужно было провести небольшой психологический опрос. Иногда я это делала не в своём кабинете, как обычно было принято, а прямо в палате. Я провожу беседы каждый день с десятками пациентов. Мне это надоело? Вряд ли, это моя работа, и она меня вполне устраивает. Я начала задавать ему стандартные шаблонные вопросы, при этом показывая различные рисунки с тёмной краской.

- Что вы здесь видите? - спросила я у пациента, показав ему небольшой лист с незамысловатыми пятнами на нём.

- Я вижу девушку. У неё очень проникновенные глаза. Они меня словно гипнотизируют. - Ответил он, при этом почему-то немного смущаясь, и отводя глаза в сторону.
И вот опять… Однажды он сказал мне о том, что я ему напоминаю его любимую дочь. Я видела, что это признание давалось ему с трудом. Обычно он был замкнут в себе, слишком серьёзен и задумчив по сравнению с другими пациентами.

- Хорошо. А здесь? - Всё повторилось вновь. Лист и множество черных пятен.
- Танец, я вижу, как она танцует под необычайно красивую музыку. Думаю, что так должен звучать ноктюрн. Она легко движется по комнате, её до этого слишком бледное от природы лицо заливается лёгким румянцем. Она кружится в танце так беззаботно и непринуждённо.

Я молчала. Я уже слышала от него эту историю с десяток раз. Каждый раз, когда он описывал эту девушку и её танец, у него загорались глаза, он начинал нервно покашливать.
- Я понимаю, что вы слышали эти вопросы уже не раз, но мы обязаны закончить. Назовите три слова, которые придут вам в голову и число от одного до десяти. – Я старалась не смотреть на него, потому что сама уже начинала злиться и на него, и на себя.

- Любовь, пустота, отчаяние. Девять. – Ответил он, не обращая на меня внимание.
- И последний вопрос. Почему вы выбрали девять? - Спросила я с облегчением, зная, что смогу отдохнуть после всего.

- Потому что уже девять месяцев я нахожусь тут. – Он жадно впился взглядом в мои серо-голубые глаза, и не отпускал их минут пять. Потом встал с кровати и медленно подошёл к окну.

- До встречи. - Всё что и смогла я из себя выдавить. Я направилась к двери, закрыла её за собой, и на мгновение прикрыла глаза, чтобы перевести дух. Иногда, всматриваясь в его уставшие и измученные глаза, я думала о том, что он был слишком скован своей прошлой жизнью, большую часть которой отнимала работа. Иногда мне казалось, что внутри у него что-то давно стухло, но он сам не мог понять что именно, и ему ничего другого не оставалось, как просто жить с этим…