Коньяк теперь мне только снится

         
          В подражание В.С. Высоцкому

Однажды друг мой Мишка Башковитов
зашел махнуть на шару коньяку.
Мы выпили, смотрели фильм без титров,
затарились еще на пару литров,
он предложил мне с баксами игру.

Мой друг мне говорил: –  Мы купим зелень,
в «Обменке», в подворотне на Тверской,
Столкнем её, пока она не плесень,   
хотя наш мир и безнадёжно тесен  – 
не в Магадане, так за Воркутой. 

Мне всё одно что forest, а что Forex,
что тренд, что караоке при луне,
что  отданный мной за кого-то голос,
что бритый наголо седой мой волос.   
А  forest – лес в английском языке.    

На бирже безразлично кто сильнее, – 
быки или медведи победят,
тот, кто сильней, как правило, наглее,
он врет, как сивый мерин, не краснея,
для них мы, словно стайка октябрят.

Я разомлел, размяк, как старый бражник,
Михась светился, словно гнойный прыщ.
Я опростал свой новенький бумажник,
из унитаза я извлек загашник – 
все кровные свои пятнадцать тыщ.

А дальше всё фальшиво, не по нотам –   
обменный пункт маячил на замке.
И в подворотне  словно идиоту, 
всучили "куклу", строму койоту.
Не баксы, а бумага в кулаке.

Коньяк теперь мне никогда не снится, 
в четыре их армянские звезды.
Я пью «Агдам», чтобы на миг забыться,
я избегаю водки, чтоб не спиться,
коньяк, как эфиопу до Твери.

А где-то люди ходят табунами
и снедают тарелками икру,
ту, что совсем не пахнет кабачками –   
не пахнут же французскими духами
ни вобла, ни чинарик поутру. 

Михась с тех пор чего-то не заходит. 
А я плыву в плену душевных бурь.
Возможно, он гиеной рядом бродит,
быть может, песни грустные заводит.
Да, кстати, бакс, то их пиндосский рубль.

Я не играю больше в лотереи,
и виски для меня, как дивный сон, 
до фонаря мне реи, Галилеи, 
и голову давно уже не брею.
А виски – их ирландский самогон.   

А Мишка, говорят, давно отъехал
туда, к Сиону, ближе к мудрецам.
Я стаптываю польские штиблеты,
а баксами оклеил туалет я
и пью «Агдам» с водой напополам.