Сказка об африканской королеве
приподнятый, будто беспроигрышный,
как на воздушной подушке.
В палате ума
царило столько же ума,
как в бокале вина.
Шёл верноподданный
Его Величества Блаженства.
– Эй, ночь, гуляй прочь, расфранчённая, развращённая, чумазая, чудоглазая, жемчужная негритоска, ко мне не притроньсь-ка, ты вся раздета, я и так гуляка, убеги от рассвета, любовь и лямка!..
– А если я ускользала,
то это было сто раз.
А если я поскользнусь,
то, простите, сейчас!..
– Но, глупая, меня почти нет, как бы ты потом не жалела, я самый мужской на свете поэт, горячки белей моё тело!..
– Ты, конечно, ничтожество, и всё ж
ты тёмен, как я, конечно.
Ты царства затмений в себе пасёшь,
и каждое очень нежно...
Дальше разговаривать было бесполезно.
Молодой и невредимый, я весь налетел.
Из всех необдуманных поступков это был
самый бесспорный.
Серебрись, сумрак.
Сумрак общего тела, в который лёг ручеёк
неофициальных напитков.
Счастье стонать – нелегально.
Как силой сиять, когда твой протест
перелёты зрачков
перечёркивают, словно метеоры!
– Уйди, негритянка, уйди в Гвинею, там ты будешь царицей, зачем тебе наша белая страна, у нас модны фестивали белых ночей, мой молебен – одиночеству и мечтам, мои подруги – муки разлук, когда нет тебя – я от тебя без ума, но с тобой я – умалишённый!..
Над густой, а может, пустой пустыней –
вопиющего голос.
И, как гусыня,
тяжёлая, дикая, черномясая ночь.
Ночь ушла на рассвете
и забрала с собой
вышитую звёздами набедренную повязку.
Прошли времена.
Я резонно забыл
и её,
и свой ужас.
И нет у меня,
никогда уже нет
ни сказок таких,
ни номера телефона.
Свидетельство о публикации №111111402001