Моему деду

Будучи маленькой девочкой, я любила слушать дедушкины рассказы о войне. И первые мои познания о Великой Отечественной были не из книг и кинофильмов, а от человека, прошедшего путь солдата. Слушая его, я словно переносилась на места сражений. Я ощущала въявь даже тот смешанный запах земли и пороха, которым был пропитан воздух. От этого запаха першило в горле, слезились глаза.
Левая рука деда никогда не сгибалась в локте, что, однако, не мешало ему работать в колхозе и управляться в своём хозяйстве. Дед не отличался богатырским телосложением. Суховатый, небольшого роста, он ловко собирал вилами сено, орудуя здоровой правой рукой, а кистью левой придерживая черенок.
За обеденным столом у деда было своё место - слева у окна.
Если дедушка садился за стол с тетрадкой и счётами, я забиралась на стул напротив него и наблюдала самые интересные и непонятные для меня вещи. Моё любопытство не знало границ.
- Дедуль, ты что считаешь?
- Надои коровы. Сбавила малость...
- Дедуль, а в календаре что отмечаешь?
- Число, когда свинка опоросится.
- А ты почём знаешь?
Дед терпеливо объяснял:
- У свиньи всё связано с цифрой "три". И поросята появляются через три месяца, три недели, три дня.
Подсчёты деда всегда оказывались верными. На любые,  казалось, самые немыслимые вопросы, приходившие в мою детскую голову, на которые и ответить-то сложно, он находил правильные объяснения. Благодаря деду я долгое время считала, что взрослые знают всё.
Иногда я подходила к дедушке и просила показать искалеченную левую руку. Кость локтя была перебита, кожа в том месте стянута, а на сгибе - бледный шрам от пули в виде снежинки.
Дед считал полученное ранение глупым. Но пуля - дура. После ранения дед стал инвалидом и больше не вернулся в строй.
Это случилось в 1943 году. Мой дед, тогда сержант, Тимофей Петрухин, командовал ротой.
После боя солдаты устроили в окопах перекус. Где-то неподалёку слышалась немецкая речь.
- Фрицы-то тоже покушать захотели. - С ухмылкой сказал товарищам дед. И добавил:
- Обед у всех по расписанию.
Вдруг руке стало горячо.
- Я ранен, мужики!
Солдаты захохотали - командир слыл шутником.
От резкой боли потемнело в глазах. Кровь обильно смочила рукав гимнастёрки.
Хохот бойцов прекратился. Короткое затишье было нарушено.

          Деда доставили в полевой госпиталь. Молодой хирург, осмотрев сержанта, попросил инструмент. Принесли ...пилу.
Откуда сила взялась! Дед вскочил со стола, здоровой правой рукой вцепился в хирурга.
- Не дам! Мать твою!...
Отборный мат и солдатская прыть остановили намечавшуюся ампутацию.
Так в девятнадцать лет дед стал инвалидом. С годами рука высыхала, но кисть работала. И дед был этому рад.
Часто я уговаривала деда показать коробочки, что лежали в нижнем ящике шифоньера. В этих коробочках хранились ордена и медали, полученные дедушкой. Глядя на награды, память неумолимо возвращала его в военное время. Мои расспросы всегда начинались одинаково:
- Дедуль, расскажи про войну.
Он не отказывал. Сейчас я понимаю, как трудно деду было вспоминать солдатское прошлое. Как он терял людей, ставших ему близкими.
Я слушала и словно видела всё сама.
Дед говорил неторопливо, заново переживая былое.
- Был у меня  близкий товарищ, с которым мы вместе делили все солдатские тяготы. Во время солдатских переходов баловал нас Ванька деликатесами собственного приготовления.
Через деревни проходим, жители стараются чем-нибудь снабдить. Кто картошечкой, кто сальцом. Ещё там чем. А другой раз и курочку дадут.
Так вот, значит, Иван-то выроет ямку в земле, курицу обернёт портянкой...
- Деда, а портянка, это что?
- Ну это вместо носков. Чтоб мозоли-то не натирать. Ты меня не перебивай, слушай! В ямку, значит, положит курицу, присыплет, костёр сверху разведёт. А в костре-то мы картошечку тем временем печём. Как затухнет костёр, достаём курицу... А курочка - вкуснотища! Солдатское, значит, удовольствие.
Мечтали мы с Иваном, какая жизнь после войны настанет хорошая.
Убили его...
- Дедуль, а как? Расскажи!
- Бой был. Бежим, стреляем на бегу. Немцев гоним. Мы атакуем. "Ура!" кричим. Оглянулся я в сторону Ивана, а он бежит без головы! Голова на земле. Язык высунут: глы-глы-глы... Осколком Ваньке голову оторвало, а он всё бежал...


          Спустя годы, понимаю, что у тех людей, кто на себе испытал хотя бы частичку ужаса войны, восприятие мира иное, идеалы иные, нежели у нас, не знающих этих страданий, этого кошмара.
          Когда мне было двенадцать лет, просматривая старые, пожелтевшие от времени, документы своих родных, читаю на метрике своего дяди имя "Сергей". Зачёркнуто. А сверху написано "Анатолий" и "исправленному верить".
Что же это? Моего родного дядю до двух лет звали Сергеем, а потом он вдруг стал Анатолием!
Бегу с расспросами к деду.
Дедуля раскрывает мне эту "тайну". Его друг детства в 1957 году умер от старого ранения, полученного на войне. Звали друга Анатолий.
          В шестнадцать лет, беседуя с дедом, говорю ему:
- Я про всё, что ты мне рассказал, обязательно напишу!
Дед качает головой:
- Сколько всего на той войне было, слушать - жизни не хватит.
          Мой дедушка умер, не дожив две недели до семидесяти семи лет.
Прости меня, мой милый дедуля! Мои дети почти ничего не знают о той войне и о той победе. И о тех людях, благодаря которым мы живём.
Живём в стране, которую вы доверили нам. В Великой и Прекрасной России.
Мой рассказ будет каплей благодарности в память о тебе, мой любимый дедушка, и о твоих однополчанах.

Вам низкий поклон. Вы - Отечества слава!
Прекрасной могучей России сыны!
Вы - щит нерушимый великой Державы!
Моей необъятной любимой страны!