Из войны в блокаду - Отрывки из поэмы Стрелец
(отрывки из поэмы «Стрелец»)
1
Безоблачного детства уж не вспомнить.
Наверно, в нём всё было хорошо.
А вот когда шестой уж годик шёл, –
Война застала их на Украине,
Под Харьковом. И, кажется, доныне
Он помнит то село, аэродром,
Где и войны услышал первый гром
И видел смерть… В расстрелянной машине,
Что посадил на поле командир.
К нему сбегались люди.
Возле шины стекал бензин из ранки пулевой.
И штурмана с разбитой головой
Достали осторожно из кабины.
Весь самолёт расстрелян был до дыр,
И кровь с бензином пачкали мундир.
2
Их было пятеро, заброшенных судьбою,
Из них – две матери и ребятишек трое,
Отправленных отцами отдыхать
К друзьям на баклажаны и черешню.
Не знающих – ни обстановки здешней,
Ни как теперь отсюда удирать…
От главных бед их лётчики прикрыли,
Оформив документы, как своим…
И через оцепленье проводили,
Почти в последний поезд усадили
С мытарствами известными лишь им.
И все молились, чтоб Господь им крылья
На всю войну от пуль предохранил.
Про путь обратный страшно вспоминать.
Недели две на лавках и на нарах,
Через бомбёжки и сквозь дым пожаров,
Поняв сполна понятие Война,
Другой войне те ехали навстречу…
Затягивало дымом летний вечер…
И только в дом зашли все на крыльцо,
Сомкнулось за спиной у них кольцо, –
Кольцо ужасной вражеской блокады,
Что столько дней владело Ленинградом
И всё же не сломило храбрецов.
3
Эвакуация коснулась только брата.
Так, материнских мнений не спросив,
Под Ярославль отправили куда-то
В единый час весь школьный коллектив.
Отец ушёл солдатом в ополчение,
Презрев ему положенную бронь…*
Ведь русского – его, попробуй, тронь, –
Он за детей хоть в воду и в огонь!
Страну родную, дом ли защищать –
Вот для него, что – главное стремленье.
Они остались с матерью вдвоём.
В квартире как-то сразу опустевшей.
Стучал, как пульс, тревожно метроном
Между тревог воздушных и обстрелов.
Мать, комендант теперь и управдом,
Заводом Свердлова приставленная к делу,
Металась меж пяти своих домов,
Таких для «зажигалок»** уязвимых,
Поскольку деревянных, но любимых
Жильцами всеми за уют, покой
И ощущенье близости с рекой.
4
Привычный, близкий разрушался мир…
Уже вода не капала из крана,
Сидеть с коптилкой* * *
Не считалось странным…
И во дворе не слышно детских игр.
Не стало отопленья, и к зиме
Ходил печник и срочно ставил печи.
И роскошью уже считались свечи,
Как самый добрый огонёк во тьме.
И надо было добывать дрова
И за водой ходить к Неве с бидоном.
И горькие выслушивать слова,
Для всей страны звучащие с укором
По радио: –
Информбюро, Москва, –
Войсками сдан ещё такой-то город…
А очереди к хлебному ларьку
Всё злее становились и тревожней,
Но выяснилось,
Что привыкнуть можно
И к этому голодному пайку.
5
Увы, но память мало сохранила
Из тех, давно уже прошедших лет…
Потом – про что-то мама говорила,
Про что-то брат, знакомые, сосед.
Как-то, прочтя «Зелёные цепочки»,****
Вдруг остро вспомнил он: -
Вот это да!
Ведь той блокадной
Самой страшной ночью,
Когда всерьёз пришла к нему беда,
Он ясно видел через дым пожара,
Как от знакомой крыши, с чердака
Рванулась вверх ракет зелёных пара,
В ту сторону,
Где был завод, – пока…
А дальше – тонкий визг авиабомбы,
Удар, огонь и грохот. Темнота…
И мать под опрокинутым забором,
Беспамятство и немота.
И речь, и память возвращались постепенно…
Но только, скажем так – до полпути.
* - послевоенная книга Г. Матвеева о блокадных детях.
Корабль, помнится, вблизи стоял военный
С названьем странным,
Как завод, - Марти.
И он порой зенитками так щёлкал,
Так громко пулемётами трещал,
Что в доме рядом вылетали стёкла,
И долго звон в ушах потом стоял.
Но самолёты проплывали мимо,
А бомбы часто падали в Неву…
И раз – огромного глушеного налима
Он обнаружил утром на плаву.
Пловцом тогда он был ещё не очень,
Да плюс к тому – холодная вода,
Но действовать-то надо было срочно!
Могла уплыть прекрасная еда.
Да и не мог, не мог он так, – воочию
Уйти, в воде оставив рыбину…
Большой он был, налим,
И скользкий очень.
Стрелец в тот раз едва не утонул.
6
Ну что ещё он помнил о войне?
Какие-то клочки, «обрывки ниток»…
Аэростаты помнит в вышине
И очень грозный дробный лязг зениток.
Вокруг двора стояло дополна
Разнообразных заводских строений.
Тогда вся Выборгская сторона
Считалась очень важною мишенью.
Ещё бомбёжки помнит по ночам,
Притихший город, скрытый затемненьем,
Когда в окне всего одна свеча –
И та уже считалась преступленьем.
Порой, в сырые пасмурные дни
Ночь обходилась мирно, без налётов,
Но яркий свет предательской луны
Так подходил для вражьих самолётов.
А днём – частенько рушились дома,
Расстрелянные из больших орудий…
И всё ж, страшней всего – была зима,
В ней незаметно умирали люди.
И мать тогда умерших
Из квартир вытаскивала на верёвке,
Чтоб на санях отправить в новый мир,
В последний путь –
До скорбной Пискарёвки…
Чуть лучше летом – ели лебеду,
Искали всюду по дворам крапиву,
Копали даже огород в саду,
И что-то там росло потом на диво.
Все приучались тихо жить, скорбя,
Но всё же – радоваться понемножку
Простой дуранде, жмыху, отрубям,
И громко славу воздавать картошке.
Наверное, родился он в сорочке:
Ни от воды, ни от огня, ни от всего –
Он не погиб.
Похоже, – в тех «Цепочках»
Написано почти что про него.
Под метронома стук бежали дни.
Чередовались ночи и рассветы.
Вслед за зимой – следующее лето
Несло надежды яркие огни…
И Ленинград гордился Сталинградом
И верил – час освобожденья рядом!
Нас не сдадут врагу,
Мы не одни!
*- так называли в войну освобождение от воинской обязанности.
** - маленькие термитные бомбы.
*** - самодельная осветительная лампа.
**** - повесть Г. Матвеева
Свидетельство о публикации №111111209527