Двери моего дома

Он кричал так, что я думала, что сейчас выйду из кухни, в зал, и убью этого чужого ребенка, из этой чужой страны. И в самом деле, что за нравы? – залетать в чужой дом и спасаться от «догонялочек».
Наши взгляды встретились, и никакими «догонялочками» тут, кажется, и не пахло. Я окинула ребенка взглядом с головы до ног. И начала срывать с себя халат, наброшенный на летнее платье. В этот день не было солнца, и дом оставался прохладным. Чертов халат оказался завязан на пояс, и мне никак не удавалось его развязать. Я попыталась снять халат через голову, теряя драгоценные секунды.
Мальчишка-рабочий, который подвизался у нас на ремонте, заметив мои действия, сорвал с себя куртку и начал махать ею на огонь, еще больше раздувая пламя.
- Чему вас только в школе учили?! - заревела я, освободившись, наконец-таки, от своего рубища, - вырвала куртку у строителя и затушила огонь.
Все казалось невероятно медленным и… ужасным. Но, справедливости ради, стоит заметить, что не каждый день в мой дом влетают горящие негритята с криками: «Тетенька, помогите!»
Только спокойно. Только спокойно. Только сделай все правильно, как тысячу раз тебя учили в начальной школе. Спички не игрушки, при пожаре звони 01, ожоги… Черт, черт, черт, черт!!!! Что же делают для оказания первой помощи при ожогах?!
Хоть в интернет бросайся, но тогда ты потеряешь самые главные секунды, минуты, мгновения…
- Дима! Димочка! Скорее, сюда! – кричу мужу. Остальные застыли, как истуканы, и наблюдают, что теперь я буду делать. А я и сама не знаю, что я теперь буду… делать.
- Какого черта стоите, уроды?! - кричу на испанском, - звоните 911. А они даже не знают, что служба эта бесплатная, и что есть у них сальдо на телефоне или нет, значения не имеет. Хорошо, что мой телефон рядом был, его и схватил наш самый сообразительный эквадорский рабочий.
Но в 911 парят мозги и тянут время, а чернокожий мальчишка кричит все громче. Чтобы там, в телефоне, они не делали голову, а поскорее выслали «амбулансию».
Пытаюсь найти испанские слова, чтобы обмануть ребенка, - чтобы он поверил, что те две таблетки баралгина, которые нам удалось найти в нашем строительном бардаке, не подействуют, если он будет так плакать, если не успокоится.
- Но мне так больно, сеньора – шепчет перепуганный ребенок.
- Все будет хорошо, - обещаю ему, прижимая кучерявую голову к своему телу. – Все будет хорошо.
Мальчик тяжело дышит и всхлипывает, но льнет ко мне с присущей только детям доверчивостью.
- Пожалуйста, позвоните моей «мами», просит он.
- Конечно, конечно, уже звоним…
- Скорая помощь сказала, что нужно непрерывно лить воду на ожоги, - сообщает мне рабочий, который постоянно остается на связи со службой спасения.
- Димочка, давай отнесем его в нашу джакузи, - приходит мне в голову мысль.
- Там цемент и антисанитария, - отвечает растерянный муж, - нельзя. И убегает искать хоть один чистый тазик, чтобы наполнить его водой. Но кран же есть!
Заставь меня еще раз из положения стоя поднять тридцать пять килограмм, я просто покручу пальцем у виска. Я же точно знаю, что я маленькая, хрупкая женщина.
Теперь-то я понимаю, как русские санитарки раненных бойцов с поля боя вытаскивали.
Мальчик показался пушинкой, а три мужика стояли и смотрели, как я ношусь с ним по патио, придумывая, как же получше пристроить его под струей воды. Пока кто-то не закричал – мангера, мангера!
Мангера – это шланг по-испански. Утром я поливала огород, да так и оставила его перед дверью. Кто-то уже включил воду, я усадила ребенка на порог и стала поливать обожженную ногу.
Конечно, до этого мы как-то отрезали штанину, которая никак не поддавалась, сняли ботинок и пригоревший носочек.
- Какие же негры белые! – мелькнула в моей голове идиотская мысль. – Только кожа смуглая, а мясо… Неужели, я тоже – такая?! Неужели, мы все, абсолютно все – абсолютно одинаковые… если содрать с нас эту чертову шкуру?!
О, теперь я в этом точно не сомневаюсь. Только спать стало тяжелее. Нужно как-нибудь свыкнуться с мыслью, что все обошлось, что могло быть намного хуже… если бы я все-таки научилась когда-нибудь запирать двери своего дома.
Нужно как-нибудь свыкнуться с мыслью, что все в моей жизни теперь будет – хорошо. Потому что – войны нет, солнце светит, и муж любит.
А стихи… наверное, это все в прошлом. Стихи ведь – от боли.