В поезде, рядом с Федерико Гарсия Лоркой

Сосны не вечны, конечно.

В расцвете янтарной силы,
в гульбе корабельной плоти,
в гуденьи ствола стозвонном,
в полёте лечебной хвои
они величавы, конечно.

Они величавы вечно,
вечнозелён сезон их,
и в августе знойно-зрелом
они августейше светят
святой яйцевидностью шишек,
безоблачностью сочельной.
Их любят вещуньи-птицы,
цыганистые кукушки.

Но сосны не вечны, конечно.
Вздрогнет земля и стихнет,
виды видавшая стихнет,
стихнут ручьи и небо,
стихнут кузнечиков джазы,
когда от клыков и лезвий
без сил сосны рухнут наземь.

Пойдёт топор тупорылый,
блестя гильотинным смехом,
ломать лебединые руки
девушек самых честных,
кромсать золотое тело,
скоблить камертонную звонкость
медово-прозрачной кожи.
Выступят слёзы горя
даже на солнце среза.

От кос и от рос их очистят,
очистят их, обесчестят
и, процветая злобой,
бешено четвертуют.
И пропитают мазутом,
на полотно уложат,
вопьют костыльные когти,
стальными нитями свяжут...

И это есть лестницы наши
к далёким
балконам.