Про Жу - Жу

Ироническая стихотворная проза о времени

       Про   ЖУ – Жу

Всем,  бывшим, партийно советским
 и профсоюзным делягам,
и его величеству гегемону.

Захотели дочь и мама
Щеночка комнатного взять.
Не представляя ,где Жужанна,
Будет писать, какать, спать?

Чихуа – хуа чёрно-рыжей масти,
Глазки на выкате, как бусинки,
И челюсть нижняя вперед.
Как крокодильчик, не дай Божок куснёт!

Жила собачка по имени Жу – Жу.
Я вам историю собачки расскажу.
От вас не скрою страшной тайны.
И коли не водить Жу – Жуку вовремя гулять,
Когда нет сил терпеть, то может наложить,
Калачик-кренделёчек, ароматный, под кровать.
А коль пописает, то аромат побольше.
Шибает нос,  Жу – Жу тут не причём.
Ведь я просилась и скулила под окном.
Хозяева твои такую мать,
Не отпускали вовремя гулять!

И папа часто попадал в просаки,
Когда вступал с утра в те саки!
А сколько матов отпускал, не дай же Бог,
Когда ногою, босой в кренделёк!

Да тут история плохая вышла,
Щенок запомнит тот урок,
Когда за шиворот тебя и прямо мордой,  в кренделёк.
А дочка в слёзы вся,  за тряпку, за совок.
Жу – Жу скулит и мордою вертит,
Знать не понравилось, а глазки то,  горят как уголёк!

Так,  кое как к порядку приучили,
Хотя к Жу - Жучке очень злыми были.
И вот,  в семье настал покой,
Жу – Жу с своей перинки больше ни ногой.

Игрушка живая, дорогая!
Да о такой,  все дети малые мечтают.
Как доче лечь под одеяло,  собачка шмыг в постель.
Росла собачка, становилась всё наглей.

Все комнаты квартиры посещала,
Спала где хочет, ей было места мало.
Не как бездомные, спят где попало?
Трёх комнатной квартиры, с лоджией,
Что ей не доставало?
Жрала по выбору, лишь сервелат, копчёно сало.

                *  *  *

Хозяин – барин,  был функционером в профсоюзе.
В квартирку норку всё волок,  вещами грузит.
Трехкомнатной квартирка  та, была.
На третьем этаже, сам выбирал, когда распределял.
Шестиметрова лоджия, раздельный туалет и ванна,
Не так как все,
Ведь господа!

Для работяг, есть коммуналки.
И как цыгане, на полу, вповалку.
Не до любви, все егозят.
Торчат повсюду руки, ноги!
Под одеялом общим спят.
 
 В бараках, грязных и зловонных,
Топчан простой,  из досок сколочённый,
И ватник драный, взамен подушки.
На лучший случай –  раскладушка,
Мечта всех лысых и холостяков!
В пятидесятые ИЖС не строили, ещё
Поэтому и пьян народ простой.
С аванса до получки.
 Все так живём.
Вопрос то,  был простой,
А нонче говорят,  в стране свирепствовал застой.

И наш профком пошёл с проверкой,
А там кругом деликатесы.
Сыры, икру и сервелат ему отвесят,
И запакуют, в сумки засуют.
Честь отдадут, к машине поднесут.
Наполнят разом весь багажник,
Бумагой туалетною снабдят.

Ванёк, ты слышал слово финский сервелат?
А чё это тако?

И вот, кормушки, распределители такие,
Но не для всех они в советском мире.
Для заводских,  шахтёров, работяг
Хошь на износ работай, жопа в мыле,
Как собственных ушей не видеть этих благ.
А ты спросил про сервелат!

Мы –  цеховые
И в лучшем случае,  с мечтой о рыбе,  пиве
В пивнушках грязных,  кабаках они сидят.
Таким как все,  не до рестораций,
Где не военные,
В чести кавказцы говорливы,
Иль луковые короли из Средних Азий.
Там,  все свои всегда сидят.
А Мойша Ройзман им играет,
На чудной скрипочке своей.

В пивнушку,  где морды бьют,  мат перемат.
Уже поддатые сидят.
Не отходя от разливного пива,
И тут же за углами –  ссат!

Не поведёшь туда свою, тем более  чужую жёнку.
А если парень с молодой девчонкой
Уж месяц, как знакомы,
Сегодня встретились!
В автобусе, последнем,
До аэропорта и назад катать!
Обнявшись на  сиденье заднем.
Иль в парке отдыха
Скамейку задом согревать.

Функционер наш,  профсоюзный
Был то же из народа.
В послевоенные,  лихие годы,
Под Могилёвом  был рождён.
В большой семье
У матери детей то –  трое!
С залётных нарожала мужиков.
Тогда,  по деревням рубили срубы,
Баб холостых,  полным полно.
А мужики в цене в посёлках,  деревнях
Белорусских,  разрушенных войной.

  Старшой, всегда вниманьем обделён.
Подрос, пахал как все,  и кожей понял он,
Без комсомола жить он не должон!
А дальше, как в анекдоте про Абрама.

Да,  кстати, за них давали срок.
Антисоветчина,  никак ведь это.
УК,  статья,  плыви – кА  к Магадану!
Там девять месяцев зима,  а остальное лето.

Хоть мелкими шажками, только прямо
Карабкался наверх, что было сил,
По лестнице карьерной.
И, как Абрам, он в партию вступил.

Голодное позади то детство,
Когда не вдоволь было хлебца.
Теперь всё есть, но всё равно обидно.
Как, ночью, сало под одеялом жрать совсем не стыдно,
Когда сокурсники все спять!
А тумбочки в общаге все пусты,
Как тут не мышковать!

Поэтому и полз хоть, медленно –  вперёд.
Подсиживая конкурентов на место злачно,
А если надо –  врёт,
Но правды никогда не скажет.

Теперь,  заворг в райкоме комсомола.
Туды – сюды ведёт он разговоры,
Мелиорация и повороты рек,
Всегда поддерживающий человек.

И хоть в душе,  он всеми фибрами дрожал,
Не знал он слова – нет.
Всегда поддерживающий человек,
Решенье чьё то, что сверху спущено для исполненья.

Поэтому и не возражал,
А сколько девок, заводских, фабричных
С ним добивались встречи личной?
А кто понравится ему,
Себя сам в гости приглашал на чашку чая.
Попробуй,  девка –  откажи?
Какие там чаи гоняли по кабинетам и по хатам!
За  дело и за девок смело брался он,
И политически всегда вооружён.
Подкован на все сто.

Имел подружек,  как перчатки,  стал их менять.
Комсорги все и соглашались сами,
И взятки гладки.
И дискутируют вопрос, как можно комсомольцу отказать?

И вот, однажды,  думал, что девица?
А вышло пузо и пришлось жениться.
Ведь в этой ситуации простой,
Заворг не будет долго холостой!

Так и женили,  сразу дача, хата.
Ключи на блюдечке в райкоме комсомола поднесли!
По меркам тем –  приличная зарплата,
К кормушке доступ и базы продуктовы –  все свои!

Всем говорит –  иду на профориентацию,
А сам всё по столовкам,  магазинчикам с проверкой.

А выходила –  продориентация!
Вот так,  таскал в свою тарелку.

Функционер наш,  парень не дебил!
Забыл своё лихое детство.
Тот трактор, что пацаном водил.
Мазуту грязь и чёрный труд,
В колхозе «Победа Коммунизма»!

Он всё забыл!
Руками лишь, водил.
И стал   ру – ко – водителем в резерве партактива.
Стал выдвиженцем.
Какая разница, где и чем руководить?
Нет только с неба звёзд.

Везде политика...
Ой больше не можу!
Историю продолжу про Жу – Жу.

                *  *  *

Щеночек рос весёленький, игристый.
Колбаску с миски подметал он быстро.
И глазки пучил, прямо колобок,
Но закрывали часто на замок.

Все заняты, дочь в музыкальной школе,
И как папаша, то же в комсомоле!
С живой игрушкой надоело ей играть.
Жу – Жу не приглашает на кровать.
Ей нравиться стал паренёк,  сосед Василий,
И папа у него –  партийный.

Мамашин стол завален всегда работой,
Доклады, лекции,  конспекты, вся в заботе.
Ей вечно некогда,  отвянь,  Жу – Жука злиться,
Придёт папан с работы,  будет снова материться!

Он,  на своей работе в горсовете,
Политбюро развесил в кабинете.
Собой доволен, холен, благопристойный вид,
Со всеми обаятелен и деловит.

Зато, когда он дома,  то с порога
Пужает всех,  всё мат и в мать!
Дочка с мамашу, скоро уж догонит,
И мат кругом и на Жу – Жучку начихать!

Чем выше и учёней,
Гуще маты!
На этом погорел,  наш Лев Толстой,
Образованье в этом виновато.
Он Софу посылал, так виевато,
При всей обслуге,  как мужик простой!

В России матерщина и с экрана не смущает,
Повсюду драки и по морде бьют.
Лишь только пи - пи – пи,  всё заглушает,
И попараци интервью берут.

Мамаша – барыня литературовед.
А мат такой загнёт, что гаснет в доме свет!
Вот так, при доче, кто кого спужает!
Тот власть по дому забирает.

Не верите,  вот вам пример живой.
 На всю страну, в прямом эфире,
Из дома,  Белого, всех материл Руцкой.
Да,  что то быстро ретировался,
С командою своёй.

 А потому, что подвезли снаряды с химией.
Один удар, все в мыле!
И сразу, место ищут все в сортире.
Не до политики , ужо!

И если ранен осколком, пулей иль снарядом,
И кровь бежит, то в этом доблесть есть и честь.
А если наложил в штаны,
То независимо от званья,
Хошь рядовой,  хошь генерал,  политик сраный.
Дерьмократ ты,
А суть одна,
Обделанный политик – дерьмократ!

Такой уж участи крутой,
Не захотел иметь Руцкой.
А по сему и сдался.
Не захотел обделанным остаться!

                *  *  *

О Боже ж мой, я больше не можу!
Вернёмся снова мы к Жу – Жу.

В таком содоме, ничего не радует Жу – Жуку.
К тому ж она,  ещё и сука!
Пришла пора и наступила,  Тру – Ля – Ля,
И срочно подавайте кобеля!

Раздвинув брюхом домочадцев
Папаша вышел наперёд.
Какой кобель,
Ведь будут детки?
Ползать, скулить
Резвиться и ходить повсюду.
Ложиться на банкету,
Где мы порой с женой ******
Фу мерзость.

Я этого,  не потерплю!
Подумайте,  да это прямо срам,
Не место тут таким хвостам!
Поэтому решили –  Нет

Ан нет,  Жу – Жука начала беситься,
Грызёт всё,  портит, лает злиться
Да и тому же,  кабы знать,
Своих, со злобы начала кусать!?

Хоть мелкая блоха, а зубки –  во.
Да чтобы нас кусало то говно!
И тут,  к Жу – Жуке все переменились,
И даже паренёк, сосед Василий.
Он к доче,  стал захаживать,  на огонёк.

Политбюро семейное собрали,
Единодушно все голосовали.
Собачку надо срочно нам отдать,
Тогда Жу – Жу не будет нас кусать.

Функционер цепочку прицепил,
Жу – Жу на рынок потащил.
А как зашли, ошейник сразу, сволочь,  снял
В толпе людской и сразу же слинял.

Тут, налетел кобель, Жульбарс, лохматый,  рыжий
Жу – Жу на спинку, лапки к верху, я сдаюсь!
Обнюхались, потёрлись,склещились, довольные остались.
В столпотворении сразу разбежались,
И потерялись, в той толпе густой.
И кобель,  рыжий тот,  не будет холостой.
Жу – Жука не придёт, теперь, домой!

Довольны все, прошли недели,
Доча не спрашивает, а куда собачку дели?
Жива игрушка надоела ей,
Все стали забывать кошмар тех дней.

Ей на уме, сосед Василий,
Вчера на папиной машине
Покататься пригласил,
И показал ей кресла раздвижные,
Дочурку Веру не слабо прокатил…


Всё это было, правду говорю.
В шестидесятые Н.С. Хрущёв
Пятиэтажные дома велел всем строить.
Бараки стали расселять, ломать,
И кукурузой накормили в волю.

При Леониде Ильиче
Свои автозаводы легковушки стали выпускать.
И по дорогам стали бегать «Москвичи» и «Волги»
И «Запорожцы» завода «Коммунар».
Сначала шли горбатые потом пошли ушастые,
В Тольятти стали «Лады» собирать.

И открывали широкую дорогу ширпотребу,
А импорт, он в Берёзках! 
В среде блатных.
Признаюсь честно колонки S – 90,
Сам по записке брал.

Но это, Леонида Ильича заслуга!
Заводы все,  работая в три смены,
Клепали, выпускали почти всё,
Кастрюли и ракеты ,
И были впереди планеты всей,
В хоккее и балете.
Магнитофоны, гарнитуры, книги
Шли на ура, всё было по плечу.
А виноводочное изобилье?
А пиво разливное, аж в драку шло!
Спасибо Леониду Ильичу!

Но многие,  ютились в коммуналках,
В общагах грязных
Клопов давили.
Гнали вшей, мышей,
Подъездами, исписанными матершиною ходили.
Вот так,  мы жили!

Картошка!
Ну как в любом же деле,  без тебя?
Как на неё нас всех гоняли.
Ползая по полям, её мы собирали,
Машины полны загружали.
А сколь сгнивало на полях,
И при храненье на худых складах?

Вот так мы  жили и тужили.
Мы к ним в совхоз,
Совхозные,  на рынок к нам.
Свою продукцию продать.
Своя рубашка ближе к телу!

Гоняли всех.
Училища и институты, заводчан.
Проектные бюро, конструкторов.
Не чайники же проектировали, а ракеты!
С парторгом не поспоришь,
Что оправляться против ветра,
И соглашались на подневольный труд без слов.
В душе же, отпуская столько матюков,
За то,  как организовано под кумачами всё красиво!

Хоть и пахали не по теме,
Доцент, профессор, кандидат наук
Трудились все,  не покладая рук.
На базах овощных,
Перебирая, гнилой и дурно пахнущий продукт.

Всю смену отпахали и всех обрадовали разом.
С парткома позвонили, сообщили что выбор выпал и на тебя.
И завтра, надо цеху ехать на овощную базу,
В сердцах же,  материмся втихаря!

При Лёне Брежневе, конечно продавали:
И нефть и лес, кувалды, металлы, самосвалы Кразы.
 Железа в них на два Магируса хватало!
Япония, кувалд шестнадцатикилограммовых закупала
Мильёнов сто, и удивлялись мы
Зачем им столько, а они
Все раскатали на автомобильные листы!

Конец семидесятых.
Я помню промтоварные «Калининский»,  «Ленпо»
Все полки ломяться!
Своей радиоаппаратуры,  любой полно.
По деревням, далёким, всей России
В сельпо и пиво бочковое завозили.

А ткани, обувь, посуда всё своё!
Ах,  Лёня Брежнев,   повторяю я с тоской,
Верни же поскорее,  тот застой!

Тогда, ещё свои товары были,
 И в В.Т.О,  тогда нас не тащили.
Со звёздно – полосатыми,  мы в общем, не дружили.
На чем мы ездили, что ели, пили.
Хоть не до жиру,
Но было всё своё!
Ах,  Лёня  Брежнев, Боже ж мой,
А нонешние, все твердят, в стране свирепствовал застой!

На горизонте новый лиде.
Пенсионеров он сменил.
М.С. Горбачёв, сначала нравился всем, складно говорил.
И скоро,  мужикам на горло наступил.
Пить отучать  стал.

И серый наш народ не выдержал и побежал.
Всё что горит добыть,
А коль крепка, разбавить и испить.
Чего не пили самогонку – табуретовку и лаки и лосьёны
Народу сколько полегло, все были ущемлёны.
И докатилися пусты все полки стали,
У нас всё по талонам!

И как то, в монтажном техникуме, где я работал
Всем коллективом из шапки,  прям на педсовете,
Талончики, заветные, по очереди доставали.
Один тянул и выпала цыгейковая шапка.
Другой, ботинки сорок пятого размера.
А мой напарник, аж яхту парусну, за триста тысяч.
Зачем она в степях, тут моря нет!

А секретарша поменяла отчество.
Была Иосифовна, а стала Ёзифовна.
Кровь польска заиграла в ней!
Так ей досталась видеокамера за тридцать тысяч.

А мне же телевизор Чайка – 280
И он, зараза, с дефектом оказался.
Я в телемастерскую, по гарантии, пять раз возил.
Потом, я мастеров просил,
Да сделайте же так, чтоб сдал его обратно!

А в это время, за занавесом, за железным
Их скот, пред тем, как извести,
 Чтоб мясо вкусно было, музычкой развлекают!
А как у нас?

У нас взрывают!
Под брюхо толовую шашку сунут,
И фитилёк запалят, подальше отбегут.
И вот бабах! А что осталось?

Всё на прилавочных поддонах.
Смотрите сами – рога, копыта, потроха, хвосты.
А мясо где?
 Вам что, оно приснилось?
Оно при взрыве испарилось!

Таким путём при сокращеньи С.Н.В,
Уничтожали самолёты и ракетны шахты.
Хвосты «Бизонам» нашим отгрызали,
Чтоб более «Мясищевы»  уж не взлетали,
И бомбы атомные не несли.

А лодки новейшие, да из титана,
Ни разу в плаваньи не бывшие,
Пущали на иголки и кастрюльки!

Б.Ж.Р.К, единственные в мире
Система под названьем «Скальпель»
Американов сильно беспокоили они,
Попробуй засеки!
Куда,  какой состав рефрижераторов пригонят?

Ракетны шахты, тоже, на бабах пускали!
И демонстрируют на мир весь этот феерверк.
Так то у нас!

А как же в Штатах?
Боеприпасы осторожно поснимают,
И в склад на долгое храненье.
Не так же,  как у нас.
У нас,   боеприпас,  вишь неразборен!

А чем закончилась лихая перестройка?
Сапёрные лопатки, демократизаторы, нам в обиход ввели.
И перестрелка, вдоль линии деления границ.
Ах, Миша Горбачёв, что сделал с нами!
Куда пришли? Ведь ты руководил!

А в гастрономах полки все полупусты.
Лежат на них заморские товары,
Давно, засохшие кальмары.
А вид такой, что к женщине не подойдёшь
Привидятся ужасные кошмары!

И зайсы с длинными ногами,
 С названием не нашим «Кенгуру»
Иранский по талонам сахарок.
Свининая тушёнка из Китая.
И даже мыло, курево, бумага для сортира
Всё по талонам шло.

С каким же настроением,
Какие маты отпуская,
Шёл на работу, как ныне говорят,
Простой народ – электорат!

Жить  стали без большого брата.
Молдавию совсем отдать Румынам!
А взять Нагорный Карабах,  короче Н.К.О.
Что там твориться, там война идёт,
И все там, дружественный, нам народ!
Да это ж надо, местные грузины
На стадионе, болеют смело в слух за Арарат!

А Фергане и Оше,
Когда, так полыхнуло.
С давно насиженных, обжитых мест, народ изгнали
Для беспокойства, у нас, в Москве, причины нет.
Вот это председатель наш,
Сам Рафик Нишанович Нишанов!
Совет Национальностей он возглавляет.
Ничем такого не проймёшь!

 Отпочковались Белоруссия и Украина.
Без русских захотел жить Казахстан.
Язык, свой, государственный, один ввели.
Заткнули рот русскоговорящим депутатам.
Сам Назарбаев в тюбетейке, на казахском выступал.
О чём, ни понял там никто!

Зато,  не сомневались,  после встречи в юрте, той.
Все быстренько в Рассею маму побежали,
Коль папа, нонче, одноязычный стал такой!
Но матерятся  коренные  все  по–русски!

Все разговоры повели,
Зачем нам целину пахали?
Все перепортили джайляу,
И где нам юрты ставить, скот пасти?

Отпали тихой сапою Грузины.
Литва великая, 
Прибалты,
Там до сих пор мы оккупанты!

Зато, у нас осталась Е.А.О.
С столицей, солнечной, с названием Биробиджан.
Кому же можно верить?
Да вот же вам, в снегах аж по уши –  Родина Евреев.
Зачем вам, ваш обетованный Израиль?

Хотел, как лучше сохранить Союз.
А вышло, как всегда!
Хотят все стать, под голубое, со звёздочками знамя.
Так хотца всем в Евросоюз!

А мы чего там потеряли?
Кому так хотца, пущай же катят сами,
Коль денежки, такие оторвали,
И во  Швейцарии, свои перевели!

Так, тихой сапой,  отщипнули  у  страны.
России больно, и так уж всю разворовали.
Все березовские и абрамовичи,
Всё миллиарды не могут поделить!
Теперь графья, князья, все денежные маги, колдуны.

А вспомним – кА,  реформы Павлова – министра!
Детина двухметрова с бычьей шеей.
Уж подмели, тогда, сусеки чисто.
С обменом денег, так, нас прокатили!

А ну – кА,  вспомни, как меняли пятидесятирублёвки
Чтоб кошельки,  чулки, заначки не давили
На рынок потребительский у нас
Вот так,  без денег, нас всех в одночасье,  освободили!

Так докатились мы до злостных девяностых.
Партейных по боку, теперь все дерьмократы.
Все будем жить не бедно, а богато.
Всем заливали, затуманили очки,
А как протёрли их,
Глядь, стали платные торчки.
И главный наш, прихватизатор,
Подбросил ваучеры, которые мы враз пропили.

Заводы, шахты, всё своим стал раздавать.
Да, ныне, заведует он НАНО,
Да это то, что в микроскоп не увидать!

В стране развал и не кому рожать,
Китайская нас обступает рать.
Мы гоним нефть и газ, пушнину, рыбу, лес.
Им что не дай, страна большая – съест!

Словили всех.
В родных болотах уж не квакают лягушки.
А нам везут, как в Африку игрушки.
Стекляшки, бляшки, погремушки,
Посуду из ядовитейших пластмасс.

Теперь, что в магазине не спроси,
Всё сделано в Китае.
Бензопилы, мотокосы
И инструмент и всякие насосы.

Уж скоро глазки сузим,
Кимоно все приоденем.
И на дешёвых, ихних джипах будем ездить.
Начнем мы палочками заморски яства жрать,
И по китайски лепетать!
Да их, чем нас,  аж в 10-яь раз, как больше!

«Што,  куриза зимоза яйза не несёза?»
Говаривали под Харбином
В Русско – Японскую сибирски казаки.
«Несёза и так бездарно просрали флот и половину Сахалина!
Так и не научившись воевать.
Блистали киверами только на парадах,
Умыли желтолицые,  всех нас!

В Москве,  Первопрестольной
Лужков,  хозяин – барин.
Теперь, он сирый пчеловод!
Своим,  разносит в думу мёд.
Места приличные по центру расхватали.
Прибрав к рукам своим, по-тихому сломали
И понастроили ЭНТЭКовцы,  со  своей  Е.Б. такое,
Что изменило облик привычной всем Москвы.

Купить теперь за деньги можно всё,
И покупают и куралесят в Куршавелях.
Плевать на имидж им страны,
Которую так обворовали.
При эСССРе,  давно бы эти господа сидели
Не ближе Воркуты и Колымы.

Владимир Вольфововичь, я обращаюсь к Вам!
Вы парень тот, который может врезать по мордам.
Спаси Первопрестольную, да это вопль народа,
От этих вездесущих пчеловодов!

Как выгнать и сколько лить потов,
Всех этих черкизонов, хасанов и бутов
Самодовольных рыжих тех котов!

Но сдвиги, всё же есть, все понимают.
Одни в Лефортово уже,  и  Березовского заначку откопали.
Он хорошо нагрел родной АЭРОФЛОТ,
 Он в Англии теперь, что будет дальше –  ждёт.

Хожу туда – сюда и как заклятие твержу.
Эй бабы мужики! Так дальше жить не можно.
Проспитесь и опохмелитесь и так запились.
Пусть будет поучением история Жу – Жу.

И вот, однажды, у подъезда дома
Дочь Вера с музыкалки шла.
Васёк, та ж сволочь,  не подвёз!
И неожиданно встречается с Жу – Жу.

Та, подбежала, как к знакомой,
И хвостиком метёт и громко лает.
Жу –Жу на ручки, тащат в дом.
А сколько радости то, в лае том,
И так же – пучеглазит.
И челюсть нижняя, вперёд
По прежнему,  Чиа – Хуазит.               

Потёрта, правда, кобелями и грязна,
Была стерильна, теперь, заели блохи.
Жу – Жучка сучка,  дом нашла сама.

Отъелась, на перинке отоспалась,
Через неделю, за прежнее мы взялись.

И снова, начали, всё портить, рвать,
Хозяевов,  по – прежнему кусать.

Тут лопнуло терпенье у папашки.
Решать то надо, без оглашки.
Теперя без Васютки, кобель тож!
Он Верку покатал и тут же бросил,
Как говорится – поматросил.
А доча, что, похоже нет совсем ума,
И локотки кусает пусть сама!
А папа у Васька,  ищо тот гад,
Хоть и партейный, ещё тот – ренегат!

Политбюро семейное собрали,
Единогласно все голосовали.
И наш герой – функционер, стал мордой красен.
Вопрос на обсуждении один,
Ответ заранее был ясен.
Он поступил с Жу – Жу,
Как тот Тургеневский Герасим,
И поступил он с ней не по уму.

Хоть никому и не мешала,
Жу – Жу утопла, как   Му – Му.
Он утопил Жу – Жу  в Усолке,  речке,
Что рядом с дачкой функционера протекала.

Потом, на профсоюзном заседаньи,
Вопрос стоял о присуждений званий.
Но наш ответ, то абсолютно ясен.
За что же утопил Му – Му Герасим

Я вам признаюсь, братцы, не тая
На сей вопрос есть версия моя.
Герасим силой обладал,  мужской несметной.
Две сучки не поделили кобеля!
Хоть относился к собачке он любя.
А барынька,  заревновав к собачке
Соперницу терпеть не пожелала!
Тот, дурачок, он барыни боялся –  Ну и Ну.
Поэтому и утопил,  Му – Му.

Теперь, одни, в трёхкомнатной квартире.
Уж без Жу – Жу, она давно вся в иле.
Названиваю,  как то, я ему.
Вопрос совсем стал абсолютно ясен.
Большой привет, ну как дела,  Герасим?
Как барыня и как дочка живёт?
В ответ таки схвачу я маты,
Аж трубка телефона обожжёт.
И кто бы слышал, как при этом он орёт!

Я с матами, такими, уж не знался.
Куда до них, совсем бы не угнался.
Что говорить, ведь мы простой народ.
Мат образованных всех перегонит и добьёт.

И всё – таки, на вас зла не держу.
За то,  что утопили вы Жу – Жу.
Но к ним, теперь, я больше не хожу.
Самодовольных рож их видеть не можу.
И вот теперь хожу и всех бужу,
За что же утопили, вы сволочи,  Жу – Жу?


              *  *  *

Уж коль привёл ты в дом
Котёнка иль щенка.
То будь горазд принять, как дочу, как сынка.
Введи их в дом любовью окружённый.

Поэтому, с собакой, кто дружён.
Во всём друг дружку дополняют.
Похоже внутренне, собака и хозяин.
И вместе, дружно проживая,
Разделят радость и печаль.
А если вдруг хозяин умирает иль уезжает,
Не взяв с собою пса.
Собака волком воет, знать друга провожает.

Как ты к собаке, так она и нам.
А коль собачимся мы со своими,  то имеем,
Как к Нам – так к Вам!

      18 09 2010  Леонид Акимов








Ироническая стихотворная проза о времени

       Про   ЖУ – Жу

Всем,  бывшим, партийно советским
 и профсоюзным делягам,
и его величеству гегемону.

Захотели дочь и мама
Щеночка комнатного взять.
Не представляя ,где Жужанна,
Будет писать, какать, спать?

Чихуа – хуа чёрно-рыжей масти,
Глазки на выкате, как бусинки,
И челюсть нижняя вперед.
Как крокодильчик, не дай Божок куснёт!

Жила собачка по имени Жу – Жу.
Я вам историю собачки расскажу.
От вас не скрою страшной тайны.
И коли не водить Жу – Жуку вовремя гулять,
Когда нет сил терпеть, то может наложить,
Калачик-кренделёчек, ароматный, под кровать.
А коль пописает, то аромат побольше.
Шибает нос,  Жу – Жу тут не причём.
Ведь я просилась и скулила под окном.
Хозяева твои такую мать,
Не отпускали вовремя гулять!

И папа часто попадал в просаки,
Когда вступал с утра в те саки!
А сколько матов отпускал, не дай же Бог,
Когда ногою, босой в кренделёк!

Да тут история плохая вышла,
Щенок запомнит тот урок,
Когда за шиворот тебя и прямо мордой,  в кренделёк.
А дочка в слёзы вся,  за тряпку, за совок.
Жу – Жу скулит и мордою вертит,
Знать не понравилось, а глазки то,  горят как уголёк!

Так,  кое как к порядку приучили,
Хотя к Жу - Жучке очень злыми были.
И вот,  в семье настал покой,
Жу – Жу с своей перинки больше ни ногой.

Игрушка живая, дорогая!
Да о такой,  все дети малые мечтают.
Как доче лечь под одеяло,  собачка шмыг в постель.
Росла собачка, становилась всё наглей.

Все комнаты квартиры посещала,
Спала где хочет, ей было места мало.
Не как бездомные, спят где попало?
Трёх комнатной квартиры, с лоджией,
Что ей не доставало?
Жрала по выбору, лишь сервелат, копчёно сало.

                *  *  *

Хозяин – барин,  был функционером в профсоюзе.
В квартирку норку всё волок,  вещами грузит.
Трехкомнатной квартирка  та, была.
На третьем этаже, сам выбирал, когда распределял.
Шестиметрова лоджия, раздельный туалет и ванна,
Не так как все,
Ведь господа!

Для работяг, есть коммуналки.
И как цыгане, на полу, вповалку.
Не до любви, все егозят.
Торчат повсюду руки, ноги!
Под одеялом общим спят.
 
 В бараках, грязных и зловонных,
Топчан простой,  из досок сколочённый,
И ватник драный, взамен подушки.
На лучший случай –  раскладушка,
Мечта всех лысых и холостяков!
В пятидесятые ИЖС не строили, ещё
Поэтому и пьян народ простой.
С аванса до получки.
 Все так живём.
Вопрос то,  был простой,
А нонче говорят,  в стране свирепствовал застой.

И наш профком пошёл с проверкой,
А там кругом деликатесы.
Сыры, икру и сервелат ему отвесят,
И запакуют, в сумки засуют.
Честь отдадут, к машине поднесут.
Наполнят разом весь багажник,
Бумагой туалетною снабдят.

Ванёк, ты слышал слово финский сервелат?
А чё это тако?

И вот, кормушки, распределители такие,
Но не для всех они в советском мире.
Для заводских,  шахтёров, работяг
Хошь на износ работай, жопа в мыле,
Как собственных ушей не видеть этих благ.
А ты спросил про сервелат!

Мы –  цеховые
И в лучшем случае,  с мечтой о рыбе,  пиве
В пивнушках грязных,  кабаках они сидят.
Таким как все,  не до рестораций,
Где не военные,
В чести кавказцы говорливы,
Иль луковые короли из Средних Азий.
Там,  все свои всегда сидят.
А Мойша Ройзман им играет,
На чудной скрипочке своей.

В пивнушку,  где морды бьют,  мат перемат.
Уже поддатые сидят.
Не отходя от разливного пива,
И тут же за углами –  ссат!

Не поведёшь туда свою, тем более  чужую жёнку.
А если парень с молодой девчонкой
Уж месяц, как знакомы,
Сегодня встретились!
В автобусе, последнем,
До аэропорта и назад катать!
Обнявшись на  сиденье заднем.
Иль в парке отдыха
Скамейку задом согревать.

Функционер наш,  профсоюзный
Был то же из народа.
В послевоенные,  лихие годы,
Под Могилёвом  был рождён.
В большой семье
У матери детей то –  трое!
С залётных нарожала мужиков.
Тогда,  по деревням рубили срубы,
Баб холостых,  полным полно.
А мужики в цене в посёлках,  деревнях
Белорусских,  разрушенных войной.

  Старшой, всегда вниманьем обделён.
Подрос, пахал как все,  и кожей понял он,
Без комсомола жить он не должон!
А дальше, как в анекдоте про Абрама.

Да,  кстати, за них давали срок.
Антисоветчина,  никак ведь это.
УК,  статья,  плыви – кА  к Магадану!
Там девять месяцев зима,  а остальное лето.

Хоть мелкими шажками, только прямо
Карабкался наверх, что было сил,
По лестнице карьерной.
И, как Абрам, он в партию вступил.

Голодное позади то детство,
Когда не вдоволь было хлебца.
Теперь всё есть, но всё равно обидно.
Как, ночью, сало под одеялом жрать совсем не стыдно,
Когда сокурсники все спять!
А тумбочки в общаге все пусты,
Как тут не мышковать!

Поэтому и полз хоть, медленно –  вперёд.
Подсиживая конкурентов на место злачно,
А если надо –  врёт,
Но правды никогда не скажет.

Теперь,  заворг в райкоме комсомола.
Туды – сюды ведёт он разговоры,
Мелиорация и повороты рек,
Всегда поддерживающий человек.

И хоть в душе,  он всеми фибрами дрожал,
Не знал он слова – нет.
Всегда поддерживающий человек,
Решенье чьё то, что сверху спущено для исполненья.

Поэтому и не возражал,
А сколько девок, заводских, фабричных
С ним добивались встречи личной?
А кто понравится ему,
Себя сам в гости приглашал на чашку чая.
Попробуй,  девка –  откажи?
Какие там чаи гоняли по кабинетам и по хатам!
За  дело и за девок смело брался он,
И политически всегда вооружён.
Подкован на все сто.

Имел подружек,  как перчатки,  стал их менять.
Комсорги все и соглашались сами,
И взятки гладки.
И дискутируют вопрос, как можно комсомольцу отказать?

И вот, однажды,  думал, что девица?
А вышло пузо и пришлось жениться.
Ведь в этой ситуации простой,
Заворг не будет долго холостой!

Так и женили,  сразу дача, хата.
Ключи на блюдечке в райкоме комсомола поднесли!
По меркам тем –  приличная зарплата,
К кормушке доступ и базы продуктовы –  все свои!

Всем говорит –  иду на профориентацию,
А сам всё по столовкам,  магазинчикам с проверкой.

А выходила –  продориентация!
Вот так,  таскал в свою тарелку.

Функционер наш,  парень не дебил!
Забыл своё лихое детство.
Тот трактор, что пацаном водил.
Мазуту грязь и чёрный труд,
В колхозе «Победа Коммунизма»!

Он всё забыл!
Руками лишь, водил.
И стал   ру – ко – водителем в резерве партактива.
Стал выдвиженцем.
Какая разница, где и чем руководить?
Нет только с неба звёзд.

Ой больше не можу!
Историю продолжу про Жу – Жу.

                *  *  *

Щеночек рос весёленький, игристый.
Колбаску с миски подметал он быстро.
И глазки пучил, прямо колобок,
Но закрывали часто на замок.

Все заняты, дочь в музыкальной школе,
И как папаша, то же в комсомоле!
С живой игрушкой надоело ей играть.
Жу – Жу не приглашает на кровать.
Ей нравиться стал паренёк,  сосед Василий,
И папа у него –  партийный.

Мамашин стол завален всегда работой,
Доклады, лекции,  конспекты, вся в заботе.
Ей вечно некогда,  отвянь,  Жу – Жука злиться,
Придёт папан с работы,  будет снова материться!

Он,  на своей работе в горсовете,
Политбюро развесил в кабинете.
Собой доволен, холен, благопристойный вид,
Со всеми обаятелен и деловит.

Зато, когда он дома,  то с порога
Пужает всех,  всё мат и в мать!
Дочка с мамашу, скоро уж догонит,
И мат кругом и на Жу – Жучку начихать!

Чем выше и учёней,
Гуще маты!
На этом погорел,  наш Лев Толстой,
Образованье в этом виновато.
Он Софу посылал, так виевато,
При всей обслуге,  как мужик простой!

В России матерщина и с экрана не смущает,
Повсюду драки и по морде бьют.
Лишь только пи - пи – пи,  всё заглушает,
И попараци интервью берут.

Мамаша – барыня литературовед.
А мат такой загнёт, что гаснет в доме свет!
Вот так, при доче, кто кого спужает!
Тот власть по дому забирает.

Не верите,  вот вам пример живой.
 На всю страну, в прямом эфире,
Из дома,  Белого, всех материл Руцкой.
Да,  что то быстро ретировался,
С командою своёй.

 А потому, что подвезли снаряды с химией.
Один удар, все в мыле!
И сразу, место ищут все в сортире.
Не до политики , ужо!

И если ранен осколком, пулей иль снарядом,
И кровь бежит, то в этом доблесть есть и честь.
А если наложил в штаны,
То независимо от званья,
Хошь рядовой,  хошь генерал,  политик сраный.
Дерьмократ ты,
А суть одна,
Обделанный политик – дерьмократ!

Такой уж участи крутой,
Не захотел иметь Руцкой.
А по сему и сдался.
Не захотел обделанным остаться!

                *  *  *

О Боже ж мой, я больше не можу!
Вернёмся снова мы к Жу – Жу.

В таком содоме, ничего не радует Жу – Жуку.
К тому ж она,  ещё и сука!
Пришла пора и наступила,  Тру – Ля – Ля,
И срочно подавайте кобеля!

Раздвинув брюхом домочадцев
Папаша вышел наперёд.
Какой кобель,
Ведь будут детки?
Ползать, скулить
Резвиться и ходить повсюду.
Ложиться на банкету,
Где мы порой с женой ******
Фу мерзость.

Я этого,  не потерплю!
Подумайте,  да это прямо срам,
Не место тут таким хвостам!
Поэтому решили –  Нет

Ан нет,  Жу – Жука начала беситься,
Грызёт всё,  портит, лает злиться
Да и тому же,  кабы знать,
Своих, со злобы начала кусать!?

Хоть мелкая блоха, а зубки –  во.
Да чтобы нас кусало то говно!
И тут,  к Жу – Жуке все переменились,
И даже паренёк, сосед Василий.
Он к доче,  стал захаживать,  на огонёк.

Политбюро семейное собрали,
Единодушно все голосовали.
Собачку надо срочно нам отдать,
Тогда Жу – Жу не будет нас кусать.

Функционер цепочку прицепил,
Жу – Жу на рынок потащил.
А как зашли, ошейник сразу, сволочь,  снял
В толпе людской и сразу же слинял.

Тут, налетел кобель, Жульбарс, лохматый,  рыжий
Жу – Жу на спинку, лапки к верху, я сдаюсь!
Обнюхались, потёрлись,склещились, довольные остались.
В столпотворении сразу разбежались,
И потерялись, в той толпе густой.
И кобель,  рыжий тот,  не будет холостой.
Жу – Жука не придёт, теперь, домой!

Довольны все, прошли недели,
Доча не спрашивает, а куда собачку дели?
Жива игрушка надоела ей,
Все стали забывать кошмар тех дней.

Ей на уме, сосед Василий,
Вчера на папиной машине
Покататься пригласил,
И показал ей кресла раздвижные,
Дочурку Веру не слабо прокатил…


Всё это было, правду говорю.
В шестидесятые Н.С. Хрущёв
Пятиэтажные дома велел всем строить.
Бараки стали расселять, ломать,
И кукурузой накормили в волю.

При Леониде Ильиче
Свои автозаводы легковушки стали выпускать.
И по дорогам стали бегать «Москвичи» и «Волги»
И «Запорожцы» завода «Коммунар».
Сначала шли горбатые потом пошли ушастые,
В Тольятти стали «Лады» собирать.

И открывали широкую дорогу ширпотребу,
А импорт, он в Берёзках! 
В среде блатных.
Признаюсь честно колонки S – 90,
Сам по записке брал.

Но это, Леонида Ильича заслуга!
Заводы все,  работая в три смены,
Клепали, выпускали почти всё,
Кастрюли и ракеты ,
И были впереди планеты всей,
В хоккее и балете.
Магнитофоны, гарнитуры, книги
Шли на ура, всё было по плечу.
А виноводочное изобилье?
А пиво разливное, аж в драку шло!
Спасибо Леониду Ильичу!

Но многие,  ютились в коммуналках,
В общагах грязных
Клопов давили.
Гнали вшей, мышей,
Подъездами, исписанными матершиною ходили.
Вот так,  мы жили!

Картошка!
Ну как в любом же деле,  без тебя?
Как на неё нас всех гоняли.
Ползая по полям, её мы собирали,
Машины полны загружали.
А сколь сгнивало на полях,
И при храненье на худых складах?

Вот так мы  жили и тужили.
Мы к ним в совхоз,
Совхозные,  на рынок к нам.
Свою продукцию продать.
Своя рубашка ближе к телу!

Гоняли всех.
Училища и институты, заводчан.
Проектные бюро, конструкторов.
Не чайники же проектировали, а ракеты!
С парторгом не поспоришь,
Что оправляться против ветра,
И соглашались на подневольный труд без слов.
В душе же, отпуская столько матюков,
За то,  как организовано под кумачами всё красиво!

Хоть и пахали не по теме,
Доцент, профессор, кандидат наук
Трудились все,  не покладая рук.
На базах овощных,
Перебирая, гнилой и дурно пахнущий продукт.

Всю смену отпахали и всех обрадовали разом.
С парткома позвонили, сообщили что выбор выпал и на тебя.
И завтра, надо цеху ехать на овощную базу,
В сердцах же,  материмся втихаря!

При Лёне Брежневе, конечно продавали:
И нефть и лес, кувалды, металлы, самосвалы Кразы.
 Железа в них на два Магируса хватало!
Япония, кувалд шестнадцатикилограммовых закупала
Мильёнов сто, и удивлялись мы
Зачем им столько, а они
Все раскатали на автомобильные листы!

Конец семидесятых.
Я помню промтоварные «Калининский»,  «Ленпо»
Все полки ломяться!
Своей радиоаппаратуры,  любой полно.
По деревням, далёким, всей России
В сельпо и пиво бочковое завозили.

А ткани, обувь, посуда всё своё!
Ах,  Лёня Брежнев,   повторяю я с тоской,
Верни же поскорее,  тот застой!

Тогда, ещё свои товары были,
 И в В.Т.О,  тогда нас не тащили.
Со ззвёздно – полосатыми,  мы в общем, не дружили.
На чем мы ездили, что ели, пили.
Хоть не до жиру,
Но было всё своё!
Ах,  Лёня  Брежнев, Боже ж мой,
А нонешние, все твердят, в стране свирепствовал застой!

На горизонте новый лиде.
Пенсионеров он сменил.
М.С. Горбачёв, сначала нравился всем, складно говорил.
И скоро,  мужикам на горло наступил.
Пить отучать  стал.

И серый наш народ не выдержал и побежал.
Всё что горит добыть,
А коль крепка, разбавить и испить.
Чего не пили самогонку – табуретовку и лаки и лосьёны
Народу сколько полегло, все были ущемлёны.
И докатилися пусты все полки стали,
У нас всё по талонам!

И как то, в монтажном техникуме, где я работал
Всем коллективом из шапки,  прям на педсовете,
Талончики, заветные, по очереди доставали.
Один тянул и выпала цыгейковая шапка.
Другой, ботинки сорок пятого размера.
А мой напарник, аж яхту парусну, за триста тысяч.
Зачем она в степях, тут моря нет!

А секретарша поменяла отчество.
Была Иосифовна, а стала Ёзифовна.
Кровь польска заиграла в ней!
Так ей досталась видеокамера за тридцать тысяч.

А мне же телевизор Чайка – 280
И он, зараза, с дефектом оказался.
Я в телемастерскую, по гарантии, пять раз возил.
Потом, я мастеров просил,
Да сделайте же так, чтоб сдал его обратно!

А в это время, за занавесом, за железным
Их скот, пред тем, как извести,
 Чтоб мясо вкусно было, музычкой развлекают!
А как у нас?

У нас взрывают!
Под брюхо толовую шашку сунут,
И фитилёк запалят, подальше отбегут.
И вот бабах! А что осталось?

Всё на прилавочных поддонах.
Смотрите сами – рога, копыта, потроха, хвосты.
А мясо где?
 Вам что, оно приснилось?
Оно при взрыве испарилось!

Таким путём при сокращеньи С.Н.В,
Уничтожали самолёты и ракетны шахты.
Хвосты «Бизонам» нашим отгрызали,
Чтоб более «Мясищевы»  уж не взлетали,
И бомбы атомные не несли.

А лодки новейшие, да из титана,
Ни разу в плаваньи не бывшие,
Пущали на иголки и кастрюльки!

Б.Ж.Р.К, единственные в мире
Система под названьем «Скальпель»
Американов сильно беспокоили они,
Попробуй засеки!
Куда,  какой состав рефрижераторов пригонят?

Ракетны шахты, тоже, на бабах пускали!
И демонстрируют на мир весь этот феерверк.
Так то у нас!

А как же в Штатах?
Боеприпасы осторожно поснимают,
И в склад на долгое храненье.
Не так же,  как у нас.
У нас,   боеприпас,  вишь неразборен!

А чем закончилась лихая перестройка?
Сапёрные лопатки, демократизаторы, нам в обиход ввели.
И перестрелка, вдоль линии деления границ.
Ах, Миша Горбачёв, что сделал с нами!
Куда пришли? Ведь ты руководил!

А в гастрономах полки все полупусты.
Лежат на них заморские товары,
Давно, засохшие кальмары.
А вид такой, что к женщине не подойдёшь
Привидятся ужасные кошмары!

И зайсы с длинными ногами,
 С названием не нашим «Кенгуру»
Иранский по талонам сахарок.
Свининая тушёнка из Китая.
И даже мыло, курево, бумага для сортира
Всё по талонам шло.

С каким же настроением,
Какие маты отпуская,
Шёл на работу, как ныне говорят,
Простой народ – электорат!

Жить  стали без большого брата.
Молдавию совсем отдать Румынам!
А взять Нагорный Карабах,  короче Н.К.О.
Что там твориться, там война идёт,
И все там, дружественный, нам народ!
Да это ж надо, местные грузины
На стадионе, болеют смело в слух за Арарат!

А Фергане и Оше,
Когда, так полыхнуло.
С давно насиженных, обжитых мест, народ изгнали
Для беспокойства, у нас, в Москве, причины нет.
Вот это председатель наш,
Сам Рафик Нишанович Нишанов!
Совет Национальностей он возглавляет.
Ничем такого не проймёшь!

 Отпочковались Белоруссия и Украина.
Без русских захотел жить Казахстан.
Язык, свой, государственный, один ввели.
Заткнули рот русскоговорящим депутатам.
Сам Назарбаев в тюбетейке, на казахском выступал.
О чём, ни понял там никто!

Зато,  не сомневались,  после встречи в юрте, той.
Все быстренько в Рассею маму побежали,
Коль папа, нонче, одноязычный стал такой!
Но матерятся  коренные  все  по–русски!

Все разговоры повели,
Зачем нам целину пахали?
Все перепортили джайляу,
И где нам юрты ставить, скот пасти?

Отпали тихой сапою Грузины.
Литва великая, 
Прибалты,
Там до сих пор мы оккупанты!

Зато, у нас осталась Е.А.О.
С столицей, солнечной, с названием Биробиджан.
Кому же можно верить?
Да вот же вам, в снегах аж по уши –  Родина Евреев.
Зачем вам, ваш обетованный Израиль?

Хотел, как лучше сохранить Союз.
А вышло, как всегда!
Хотят все стать, под голубое, со звёздочками знамя.
Так хотца всем в Евросоюз!

А мы чего там потеряли?
Кому так хотца, пущай же катят сами,
Коль денежки, такие оторвали,
И во  Швейцарии, свои перевели!

Так, тихой сапой,  отщипнули  у  страны.
России больно, и так уж всю разворовали.
Все березовские и абрамовичи,
Всё миллиарды не могут поделить!
Теперь графья, князья, все денежные маги, колдуны.

А вспомним – кА,  реформы Павлова – министра!
Детина двухметрова с бычьей шеей.
Уж подмели, тогда, сусеки чисто.
С обменом денег, так, нас прокатили!

А ну – кА,  вспомни, как меняли пятидесятирублёвки
Чтоб кошельки,  чулки, заначки не давили
На рынок потребительский у нас
Вот так,  без денег, нас всех в одночасье,  освободили!

Так докатились мы до злостных девяностых.
Партейных по боку, теперь все дерьмократы.
Все будем жить не бедно, а богато.
Всем заливали, затуманили очки,
А как протёрли их,
Глядь, стали платные торчки.
И главный наш, прихватизатор,
Подбросил ваучеры, которые мы враз пропили.

Заводы, шахты, всё своим стал раздавать.
Да, ныне, заведует он НАНО,
Да это то, что в микроскоп не увидать!

В стране развал и не кому рожать,
Китайская нас обступает рать.
Мы гоним нефть и газ, пушнину, рыбу, лес.
Им что не дай, страна большая – съест!

Словили всех.
В родных болотах уж не квакают лягушки.
А нам везут, как в Африку игрушки.
Стекляшки, бляшки, погремушки,
Посуду из ядовитейших пластмасс.

Теперь, что в магазине не спроси,
Всё сделано в Китае.
Бензопилы, мотокосы
И инструмент и всякие насосы.

Уж скоро глазки сузим,
Кимоно все приоденем.
И на дешёвых, ихних джипах будем ездить.
Начнем мы палочками заморски яства жрать,
И по китайски лепетать!
Да их, чем нас,  аж в 10-яь раз, как больше!

«Што,  куриза зимоза яйза не несёза?»
Говаривали под Харбином
В Русско – Японскую сибирски казаки.
«Несёза и так бездарно просрали флот и половину Сахалина!
Так и не научившись воевать.
Блистали киверами только на парадах,
Умыли желтолицые,  всех нас!

В Москве,  Первопрестольной
Лужков,  хозяин – барин.
Теперь, он сирый пчеловод!
Своим,  разносит в думу мёд.
Места приличные по центру расхватали.
Прибрав к рукам своим, по-тихому сломали
И понастроили ЭНТЭКовцы,  со  своей  Е.Б. такое,
Что изменило облик привычной всем Москвы.

Купить теперь за деньги можно всё,
И покупают и куралесят в Куршавелях.
Плевать на имидж им страны,
Которую так обворовали.
При эСССРе,  давно бы эти господа сидели
Не ближе Воркуты и Колымы.

Владимир Вольфововичь, я обращаюсь к Вам!
Вы парень тот, который может врезать по мордам.
Спаси Первопрестольную, да это вопль народа,
От этих вездесущих пчеловодов!

Как выгнать и сколько лить потов,
Всех этих черкизонов, хасанов и бутов
Самодовольных рыжих тех котов!

Но сдвиги, всё же есть, все понимают.
Одни в Лефортово уже,  и  Березовского заначку откопали.
Он хорошо нагрел родной АЭРОФЛОТ,
 Он в Англии теперь, что будет дальше –  ждёт.

Хожу туда – сюда и как заклятие твержу.
Эй бабы мужики! Так дальше жить не можно.
Проспитесь и опохмелитесь и так запились.
Пусть будет поучением история Жу – Жу.

И вот, однажды, у подъезда дома
Дочь Вера с музыкалки шла.
Васёк, та ж сволочь,  не подвёз!
И неожиданно встречается с Жу – Жу.

Та, подбежала, как к знакомой,
И хвостиком метёт и громко лает.
Жу –Жу на ручки, тащат в дом.
А сколько радости то, в лае том,
И так же – пучеглазит.
И челюсть нижняя, вперёд
По прежнему,  Чиа – Хуазит.               

Потёрта, правда, кобелями и грязна,
Была стерильна, теперь, заели блохи.
Жу – Жучка сучка,  дом нашла сама.

Отъелась, на перинке отоспалась,
Через неделю, за прежнее мы взялись.

И снова, начали, всё портить, рвать,
Хозяевов,  по – прежнему кусать.

Тут лопнуло терпенье у папашки.
Решать то надо, без оглашки.
Теперя без Васютки, кобель тож!
Он Верку покатал и тут же бросил,
Как говорится – поматросил.
А доча, что, похоже нет совсем ума,
И локотки кусает пусть сама!
А папа у Васька,  ищо тот гад,
Хоть и партейный, ещё тот – ренегат!

Политбюро семейное собрали,
Единогласно все голосовали.
И наш герой – функционер, стал мордой красен.
Вопрос на обсуждении один,
Ответ заранее был ясен.
Он поступил с Жу – Жу,
Как тот Тургеневский Герасим,
И поступил он с ней не по уму.

Хоть никому и не мешала,
Жу – Жу утопла, как   Му – Му.
Он утопил Жу – Жу  в Усолке,  речке,
Что рядом с дачкой функционера протекала.

Потом, на профсоюзном заседаньи,
Вопрос стоял о присуждений званий.
Но наш ответ, то абсолютно ясен.
За что же утопил Му – Му Герасим

Я вам признаюсь, братцы, не тая
На сей вопрос есть версия моя.
Герасим силой обладал,  мужской несметной.
Две сучки не поделили кобеля!
Хоть относился к собачке он любя.
А барынька,  заревновав к собачке
Соперницу терпеть не пожелала!
Тот, дурачок, он барыни боялся –  Ну и Ну.
Поэтому и утопил,  Му – Му.

Теперь, одни, в трёхкомнатной квартире.
Уж без Жу – Жу, она давно вся в иле.
Названиваю,  как то, я ему.
Вопрос совсем стал абсолютно ясен.
Большой привет, ну как дела,  Герасим?
Как барыня и как дочка живёт?
В ответ таки схвачу я маты,
Аж трубка телефона обожжёт.
И кто бы слышал, как при этом он орёт!

Я с матами, такими, уж не знался.
Куда до них, совсем бы не угнался.
Что говорить, ведь мы простой народ.
Мат образованных всех перегонит и добьёт.

И всё – таки, на вас зла не держу.
За то,  что утопили вы Жу – Жу.
Но к ним, теперь, я больше не хожу.
Самодовольных рож их видеть не можу.
И вот теперь хожу и всех бужу,
За что же утопили, вы сволочи,  Жу – Жу?


              *  *  *

Уж коль привёл ты в дом
Котёнка иль щенка.
То будь горазд принять, как дочу, как сынка.
Введи их в дом любовью окружённый.

Поэтому, с собакой, кто дружён.
Во всём друг дружку дополняют.
Похоже внутренне, собака и хозяин.
И вместе, дружно проживая,
Разделят радость и печаль.
А если вдруг хозяин умирает иль уезжает,
Не взяв с собою пса.
Собака волком воет, знать друга провожает.

Как ты к собаке, так она и нам.
А коль собачимся мы со своими,  то имеем,
Как к Нам – так к Вам!

      18 09 2010  Леонид Акимов